Кыся - Владимир Кунин

— Да, читаю… — слабо сопротивлялся Эрих. — В прошлом году Хельга читала нам куски из книги Чарльза Платта «Как стать счастливым котом». И еще вторую книжку… Забыл фамилию… Называется «Кот без дураков»! Мы очень смеялись…

— О Господи! — я почувствовал, что начинаю выходить из себя. — Эти книжки ты мог бы и не читать. Я прекрасно помню статью в «Литературке»… Это у нас в России газета такая…

— Ты, что, действительно, из России?! — поразился Эрих.

— Да. Но сейчас не в этом дело. Так вот, один мой друг иногда читает мне вслух эту «Литературную газету». Там и была статья об этих двух книжках. Кстати, второго автора звали… Дай Бог память!.. Терри Дретчер! И как мы поняли из этой статьи — книжки очень милые, смешные, но абсолютно ПРИДУМАННЫЕ! А я тебе пытаюсь толковать о серьезных научных иссследованиях в области Телепатического Контакта между Животным и Человеком…

— Значит, ты считаешь, что я здоров? — с надеждой спросил у меня Эрих. — И мне не кажется, что ты все понимаешь?

— Ты — здоров, и я — все понимаю, — ответил я. — Иногда, даже больше, чем мне хотелось бы.

— И у тебя есть имя?

— Да. Меня зовут Мартын.

— Наверное, — МАРТИН? — поправил меня Эрих.

— Нет. Мар-тын! Это нормальное русские имя. Но ты можешь называть меня просто «Кыся».

— А в документах как записать?

— Пиши «Мартын-Кыся». Или наоборот… Все равно. У вас же есть двойные имена — Ханна-Лори, Мария-Луиза, Отто-Вильгельм…

— Да, да, конечно!.. — благодарно прошептал Эрих. — Я вот, например, — Эрих-Готфрид…

— Ну, вот видишь!

— Значит, ты считаешь, что я психически здоров? — переспросил меня Эрих. — Ты в этом уверен?

— Естественно!

— Боже мой… Как я тебе признателен!.. У меня просто нет слов… — в глазах у Эриха блеснули благодарные слезы, и он двумя руками осторожно пожал мне правую переднюю лапу.

Надо сказать, что я тоже не вынес благостности этой сцены, не удержался и лизнул его в щеку. Что-то я стал излишне сентиментален

— Не знаю, как ты отнесешься к моему предложению, — робко и растроганно произнес Эрих и приподнялся на подушках. — Но я хотел бы выпить с тобой по рюмочке…

Тэк-с… «Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю…» Начинаются эти Человеческие заморочки! Мало я их насмотрелся на нашей кухне в Ленинграде, когда Шура после развода с женой пил вмертвую с кем ни попадя! Мало я попереворачивал наполовину недопитых бутылок с разной алкогольной дрянью, делая вид, что нечаянно хвостом смахнул бутылку со стола… Неужто и здесь я влипаю в ту же историю? Да, нет, пожалуй… Что ни говори, а Шура Плоткин был настоящий РУССКИЙ человек! И «русскости» в Шуре было больше, чем в разных там Пилипенках, которые обзывают Шуру жидом и евреем. Помню, что бы Шура ни начинал делать — пить ли, сочинять ли, трахаться ли, — так все без меры! Как пел его любимый Розенбаум — «… Гулять — так гулять, стрелять — так стрелять!..»

А Эрих все-таки — немец. Существо, как я посмотрел, более дисциплинированное во всем. Начиная от трат, и кончая половухой. Нету в нем той российской Шуро-Плоткинской широты и безудержности, которая кого-то, наверное, пугает, а для меня чрезвычайно притягательна!

Я вот уже две недели здесь в Оттобрунне, а ведь Эрих всего один-единственный раз куда-то смылился вечерком на пару часов, а когда вернулся — от него ЭТИМ самым ТРАХАТЕЛЬНЫМ ДЕЛОМ пахло.

Да, разве б мой Шура вынес такое длительное воздержание?!

— Да ни в жисть, — как сказал бы Водила. Да, и сам бы Водила тоже…

Так что, вряд ли Эрих-Готфрид Шредер с одной рюмки запьет на неделю. Тут, наверное, я могу быть абсолютно спокоен.

— Ну, что ж, — сказал я ему. — Если у тебя есть немножко валерьянки…

Не скажу, что этой ночью мы с Эрихом так уж сильно надрались, но утром, когда Хельга растолкала и вытащила нас обоих из-под одного одеяла, наши головы — и у меня, и у Эриха, — были очень даже бо-бо!

Как обычно в таких случаях философски заметит Шура Плоткин: «Чем лучше с вечера, тем хуже утром…»

А с вечера было, действительно, симпатично. Эрих принес для себя начатую бутылку дешевого виски, лед и минеральную воду. Для меня пузырек валерьянки, а на закуску целое блюдце сырого мясного фарша — уже размороженного и приготовленного Хельгой на завтра для обеденных котлет. Кончилось тем, что, выкушав полбутылки виски под одну минеральную воду, Эрих посреди ночи дико захотел жрать! Что меня лишний раз убедило, что алкоголизм ему не грозит.

Тогда я решил научить Эриха делать настоящий «татарский бифштекс», о котором он даже понятия не имел! Хотя, чего тут удивительного? Я, например, всю жизнь прожил в Ленинграде и Санкт-Петербурге, и тоже ни разу не был в «Эрмитаже».

Короче, в половине четвертого утра я послал Эриха на кухню за солью, соевым соусом, одним сырым куриным яйцом, половинкой соленого огурчика и четвертушкой луковки. Сардинки, которая была бы очень даже хороша в «татарском бифштексе», как говорил Водила, в доме не оказалось, но зато Эрих притащил в постель весь остальной фарш, предназначенный для завтрашних котлет.

К пяти часам утра мы этот фарш и прикончили. Эрих — с приправами, а я — без. Эрих — с остатками виски, но уже без минеральной воды, а я докушал валерьянку из пузырька. И чего, спрашивается, завелись?

Я понимаю, иногда, после длительного нервного или физического напряга — расслабуха просто необходима! Что Котам, что — Людям. Тут никакой разницы.

Но неплохо бы начинать расслабляться, когда дело, на которое ушли все силы, — уже завершено. Удачно или неудачно — не имеет значения. Важна строгая поэтапность: Напряженка, Дело, Ралаксуха! Вот тут — «гуляй, Вася!..» Кто тебе чего скажет?

Мы же с Эрихом наподдавались малость преждевременно. В пике нашего обоюдного напряжения. Практически, даже не приступив к основному делу поиску клиента для «SIBIERISCHEWILDKATZE», — потомка древнейшего рода, полученного от скрещения «Сторожевой Кошки шведского короля Карла Двенадцатого и Боевого Кота Государя Всея Руси Петра Великого», как было написано псевдославянским шрифтом на «старинной» бумаге, кстати, собственноручно изготовленной старым русским жуликом в баварском костюмчике.

Честно говоря, я даже не представлял себе, на кого рассчитана вся эта «липа». Неужели никто не обратит внимания, что в документе почти трехсотлетней давности вклеены совершенно современные цветные фотографии, сделанные, как мне ночью объяснил Эрих, фотоаппаратом «Поляроид»?

А может быть я чего-то не понял? Или чего-то не знал!? Вполне вероятно, что раз царь Петр был «Великим», он запросто мог быть и первооткрывателем русской цветной фотографии.

Однако наша ночная поддача с Эрихом имела и свои положительные стороны. Не говоря уже об очевидном — возвращении Эриху полной уверенности в психической полноценности, — мы с ним успели этой ночью договориться и еще кое о чем.

Ну, во-первых, я взял с него слово держать язык за зубами! Ни Хельга, ни Руджеро Манфреди о нашем с Эрихом Контакте знать не должны. Если же между ними возникнут какие-то споры в отношении решения моей судьбы — я всегда буду рядом и мысленно смогу помочь Эриху, и сделать так, как это нужно ему и мне.

А мне, как известно, было необходимо лишь одно — как можно быстрее попасть в Петербург. Для этого был нужен состоятельный, независимый и решительный Клиент, со склонностью к перемене мест, любовью к разным женщинам, грехам и непредсказуемым поступкам.

Эрих заявил, что в ОДНОМ НЕМЦЕ такого созвездия черт характера нам никогда не найти! Пара таких черточек сидит буквально в каждом, но девяносто девять процентов сами успешно подавляют в себе эти черты, а если и проявляют их изредка, то лишь по пьянке или во время отпуска вне родной Германии. Тут нужен очень, очень, очень богатый… Эрих долго не мог найти подходящего слова, а такого определения, как «распиздяй», которым зачастую пользуется Шура Плоткин, в немецком языке отродясь не было.

Поэтому Эрих сказал: «… Очень, очень богатый несерьезный, свободный человек». Желательно с родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам черт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.

Но у него, у Эриха-Готфрида Шредера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.

Люди, о которых говорил я, — это совершенно другой слой общества! Это — небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.

— А вероятность случая равна… ноль, ноль, ноль… черт знает какой… доли процента… — заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. — Тут ты, Мартин, должен сам понять…

С нашей разгульной ночи в доме Шредеров стали происходить кое-какие изменения. Внешне не очень заметные, но достаточно ощутимые внутренне.