Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца» - Михаил Ланцов

— Так ведь это натуральный террор!

— Террор. Но проходит он под лозунгом «Никто не забыт, ничто не забыто!». Да и поляки, поняв куда ветер дует, начали активно сдавать старых активистов новым властям. Ведь честных тружеников ни Советы, ни рейх не трогают. Тем более что в газетах, ходящих на территории Польши, вся та грязь, что была найдена союзниками, выкладывается в полном объеме. Думаю, если так дело пойдет и дальше, то о польском сопротивлении нужно будет забыть. И обвинить в открытом терроре не получится, так как Москва с Берлином все официально и аккуратно оформляют по нормам уголовного права. Польша утопает в крови, и никто с этим не только ничего сделать не может, но и не хочет. Вся Европа кипит в возмущении от той грязи, что нашли советские и германские следователи. Видит бог — лучше бы они поступили как раньше — тихо перестреляли неугодных поляков, а не устраивали этот балаган.

— Нам лучше, — усмехнулся собеседник. — А не им. Хотел бы я взглянуть на того, кто их надоумил так поступить.

ГЛАВА 2

21 декабря 1939 года. Подмосковье.

Танковый полигон Кубинка.

Михаил Николаевич подошел к остановившемуся недалеко от наблюдательного пункта танку Т-39.[62] После двухсот часов пробега он выглядел так, что казалось, отмыть его совершенно невозможно. Однако машина продолжала упрямо идти вперед, что было совершенно непривычно для советских танков той эпохи.

Стоящий рядом начальник полигона махнул рукой высунувшемуся командиру танка, дескать, глуши мотор. Танкист все понял, кивнул, и все стихло, но ненадолго — спустя несколько секунд где-то в глубине заурчал легкий рокот вспомогательного двухцилиндрового генератора.

— Все-таки поставили?

— Да. Наши расчеты показали, что львиная доля моторесурса у танков уходит на простой в режиме боевой готовности. Вот мы и решились впихнуть в машинку небольшой двигатель, мощностью всего десять лошадей. Но его полностью хватает не только для обеспечения электроэнергией всех механизмов, но и для отопления и принудительной вентиляции обитаемого отсека. От него же можно заряжать аккумуляторы и запускать основной двигатель. Кроме того, он дает меньше помех при работе радиостанции. Конечно, мы все, что могли, экранировали, и даже в обычном режиме — прием и передача намного лучше, чем раньше, но при питании от вспомогательного генератора радиостанция выдает практически лабораторные показатели.

— Сильно экономим на оценочных циклах эксплуатации?

— Да, почитай, процентов сорок добавляет. Не меньше. В ненапряженных режимах так и вообще — в несколько раз увеличивает общий моторесурс, многократно повышая боевую готовность и эксплуатационные качества. Причем в сам танк мы поставили два механических датчика, которые фиксируют время работы главной силовой установки и пробег. Аналогичные решения мы собираемся применять вообще на всей новой технике. Оно, конечно, дороже, но того стоит. Прежде всего, для оперативной оценки мобильности подразделений, мы ведь после капремонта эти датчики будем сбрасывать.

— Замечательно, — задумчиво произнес Тухачевский, осматривая машину. — Гусеницы, я смотрю, вы тоже поменяли?

— Да. Увеличили массу, так как рвались при преодолении надолбов.

— И много таких улучшений?

— Двести семнадцать. И это только по первой партии. Сейчас обкатываем вторую. Очень серьезно доработана ходовая часть. По мелочи, но все-таки. Ход стал мягче, а переключение передач — легче. Работаем над улучшением удобства управления и обитания, эвакуации. На этой серии мы уже ставим автоматы пожаротушения, которые после возгорания заполняют двигательный отсек пеной. Отрабатываем механизм заполнения топливных баков выхлопными газами, он пока еще дает сбои время от времени, но по результатам стрельб шансы на взрыв баков резко уменьшились.

— А что с живучестью машины под обстрелом?

— Ожидаемо. По крайней мере, все основные противотанковые пушки калибром от тридцати семи до сорока семи миллиметров на дистанции свыше пятисот метров в целом не страшны. Могут, конечно, разбить ходовую, но это не критично. При удачном стечении обстоятельств могут пробить борт или корму, но заброневое действие снаряда получается очень слабое. Грубо говоря, нашим машинкам опасны только семидесятипятимиллиметровые или более тяжелые пушки. Отчасти немецкие пятисантиметровые противотанковые орудия, но только в борт и в корму. А на дистанциях от километра танк вполне уверенно себя чувствует в лобовой проекции даже под огнем немецких Pak 39 и наших легких полевых пушек. До неуязвимости, конечно, далеко, но вероятность поражения довольно скромна из-за хорошего шанса рикошета.

— Пробовали уже обстреливать спецсредства?

— Только активную защиту против кумулятивных снарядов начали отрабатывать. Коробочки с взрывчаткой. Работает она с переменным успехом, но работает. Думаю, если немцы начнут применять массово кумулятивные средства, то нам будет, чем им ответить.

— Ладно, пойдемте посмотрим, что у вас с другими машинами вышло. Вы ведь подготовили демонстрацию?

— Конечно, — устало улыбнулся мужчина в очках. — С чего начнем?

По большому счету, было не так уж и важно с чего начинать, потому что все, что в тот день увидел Тухачевский, было очень вкусным. А главное — полезным и интересным.[63]

ГЛАВА 3

2 февраля 1940 года. Москва. Кремль.

Кабинет Сталина.

— …я так понимаю, вы решили с эм…

— Берсеркером?

— Да, — слегка покачал головой Иосиф Виссарионович, никак еще не привыкший к новому рабочему псевдониму Тухачевского. — Вы решили вопрос доверия Берсеркеру?

— Отчасти. По крайней мере, в тех вопросах, которые у нас вызывают подозрения, мы долго и основательно беседуем, пытаясь понять, насколько разумным является то, что он предлагает, выискивая подвох.

— Хорошо. И… Вам не кажется, что в случае положительного исхода проверки этот псевдоним стоит сменить?

— Вы правы, товарищ Сталин, Берсеркер несет в себе много негативных смысловых оттенков. Но на какой? Вернуть прежний?

— Не стоит опять красть имя у товарища Кагановича, — едва заметно усмехнулся в усы вождь. — Тем более что он находится под особым вашим наблюдением. Есть и другие варианты, более подходящие к нынешней ситуации, например «Янус». Хотя… Это слишком явно. Пусть лучше товарищ Тухачевский станет «Архангелом», в знак того, что он не только чист перед партией аки «агнец божий», но и ведет ее воинство.

— Но не станет ли это подсказкой?

— Подсказкой в чем? В том, что его рабочий псевдоним совпадает с предводителем воинства Божьего? — снова улыбнулся в усы Сталин. — И, кстати, что там с Кагановичем?

— Пока ничего хорошего. Мы выяснили несколько очень неприятных фактов, которые позволяют нам считать его замешанным в ряде нехороших проделок. Грубо говоря, он помогал лоббировать интересы ряда партийных групп на самом высоком уровне. В этом, по большому счету, нет ничего плохого. Однако мы пришли к выводу, что в ходе продвижения их интересов товарищ Каганович навредил в целом спектре промышленных и научно-технических областей. Найдены косвенные контакты с иностранными разведками, которые пользовались услугами товарища Кагановича через тех, кого он поддерживал. В общем, ситуация вырисовывается довольно грустная. В ряде ситуаций только вмешательство Берсеркера позволяло избежать трагедии или принятия на вооружение далекого от оптимума образца. Собственно, даже покушение на Берсеркера, как нам удалось выяснить, произошло не только по причине того, что кавалерийское лобби захотело отомстить своему обидчику. Они почувствовали поддержку, поэтому и начали действовать более активно.

— Но прямых доказательств у тебя, как я понимаю, пока нет?

— Да. Только подозрения. Товарищ Каганович если во всем этом и замешан, то действует очень аккуратно, не подставляясь.

— Вы считаете? — хмыкнул Сталин. — Ладно. Работайте дальше по этому направлению. Кстати, а как там продвигается проект «Эдем»?

— Неплохо. По военно-патриотической линии кроме запланированного нами ранее фильма про фельдмаршала Суворова мы начали работу еще над тремя кинолентами. Первая — «Россия Молодая» про молодость Петра I. Вторая — «Адмирал Ушаков», дилогия о судьбе известного отечественного адмирала. Третья — «Крейсер Варяг» — о злоключениях знаменитого крейсера, погибшего в Чемульпо во время Русско-японской войны. Берсеркер довольно быстро надиктовал подробные описания сцен, их последовательность, реплики героев, и сейчас мы работаем над сценариями. Кроме того, ряд картин нам пришлось завернуть. Уже снятая кинолента «Степан Разин» восхваляла откровенного татя, который прославился на борьбе с Россией. Мы решили вообще такие материалы попридержать.