И целой обоймы мало - Сергей Донской

Пальцы притаившихся мужчин невольно сжались в кулаки, когда тишину прорезали громкие звуки, но это были не выстрелы, это зазвучал многократно усиленный голос мило сюсюкающей эстрадной певички. «Как ее зовут? – спросил себя Бондарь, хотя никогда не увлекался музыкой подобного рода. – Лаура? Вероника? Эльвира?»

Тем временем певичка перешла к бойкому рефрену:

Девачкай сваею ты миня назави, а патом абними, а патом абмани…

Вот тут-то и ударил пулемет, вздымая фонтанчики песка все ближе и ближе к кусту, за которым лежали мужчины. Ударяясь в камни, пули отлетали с отвратительным мяуканьем, вторя разносящейся над берегом песне:

…манинькие часики смиюца, тик-так…

«Как же ее зовут, эту голосистую исполнительницу? – вертелось в голове Бондаря. – Кажется, она вполне зрелая женщина, мать троих или четверых детей, хотя и просит называть себя маленькой девочкой… Виктория? Анжелика? Венера? Клавдия?»

На мужчин посыпались листья и ветки, срезанные пулями. Служивший им укрытием куст затрясся, словно кто-то невидимый вознамерился вырвать его с корнем. Механический стрекот пулемета заглушил музыку, и певица продолжала голосить под этот дьявольский аккомпанемент:

…ни а чём ни жалей и люби проста так…

Когда огонь был перенесен левее, Бондарь собрался перевести дух, но вдруг оцепенел, не в силах пошевелить хотя бы пальцем. В нескольких сантиметрах от его лица раскачивалась плоская змеиная голова. Раздвоенный язык беспрестанно стриг воздух, отчего казалось, что гадюка облизывает свои чешуйчатые губы. Бусины желтых глаз, перечеркнутые вертикальными зрачками, уставились прямо на Бондаря, как бы выискивая место для укуса.

– Тс-с-ст…

Покрывшись испариной, он попытался определить размер змеи, но ее длинное тело переплеталось с ветвями кустарника, сливаясь с ними. Впрочем, размер не имел никакого значения. Потревоженная выстрелами гадина была переполнена злобой и ядом, готовыми излиться на каждого, кто находился в пределах досягаемости.

Ближе всех был Бондарь.

Он завороженно смотрел на змею, а в ушах гремели трескучие очереди, перемежающиеся с надоедливыми причитаниями:

Девачкай сваею ты миня назави,а патом абними, а патом абмани…

Змеиная пасть открылась, демонстрируя влажные зубы, таящие в себе смерть. Плоская голова подалась назад и замерла. Дальше должен был последовать бросок, но рука Рината оказалась проворней. Он схватил гадюку не за шею, а за голову, плотно сжимая ее, чтобы обезопасить себя от укуса.

Яростное шипение и хруст змеиного черепа утонули в трескотне пулемета и грохоте музыки. Приглушенный голос Рината был неразборчив, но по его губам Бондарь прочитал:

– Спокойно, Женя. Без паники.

К счастью, пулеметчик, косивший очередями камыши вдоль берега, не заметил подрагивания кустарника, в котором билась агонизирующая змея. Раздавив ей голову, Ринат вытащил ее на песок и придавил хвост коленом.

– Я у тебя в долгу, – прошептал Бондарь, косясь на товарища.

– Кончай херню городить, – буркнул Ринат.

– Ты мне жизнь спас…

– Себе в первую очередь. Если бы гадюка тебя цапнула и ты заорал благим матом…

– Я бы умер молча, – улыбнулся Бондарь. – С героическим выражением лица.

– Но я-то этого не знал, – осклабился Ринат. – Знал бы, не рисковал. – Улыбка сползла с его лица. Брови недоуменно поднялись. – Эй, слышишь? Артподготовка закончилась.

И в самом деле, пальба стихла. Воцарившуюся тишину нарушал лишь опостылевший шлягер эстрадной дивы с незапоминающимся именем.

Девачкай сваею ты миня назави,а патом абними, а патом абмани.Манинькие часики смиюца, тик-так,Ни а чём ни жалей и люби проста так…

– Лучше бы стреляли, – проворчал Ринат. – Свихнуться можно.

Можно было подумать, что его услышали. Музыка смолкла на середине такта, по окрестностям разнесся вполне прозаический голос из динамика:

– Концерт по заявкам гостей закончен. Остался кто живой? Если так, то это поправимо, – в громкоговорителе насмешливо хрюкнуло. – Мы скоро вернемся. Не скучайте.

Заработал двигатель. Катер сорвался с места и, описав дугу, помчался на восток. Море сделалось абсолютно пустым. Ничто не говорило о разыгравшейся тут трагедии.

Не дожидаясь, пока окончательно смолкнет шум двигателя, Ринат зашвырнул дохлую змею подальше и принялся тереть руки о песок. Бондарь сел и потрогал измочаленный куст. Землю вокруг устилали опавшие листья и сломанные ветки.

– Эти сволочи меня чуть до истерики не довели, – признался Ринат, отплевываясь от мусора, набившегося в рот.

– Да, стрельба была знатная, – согласился Бондарь, отряхивая волосы от пыли. – По первому разу в штаны наложить можно.

– Ну, к стрельбе мне не привыкать, – заявил Ринат, принимая почти такой же бравый вид, с каким расхаживал по острову до появления катера. – Меня песня задолбала. Одно и то же, одно и то же. Часики, блин, какие-то.

– Часики?

– А что же еще?

– Трусики, батыр, трусики. Про них песня.

– Издеваешься?

– На полном серьезе говорю, – Бондарь посмотрел на приятеля честными-пречестными глазами. – «Маленькие трусики ты мне подари, а потом обмани, а потом отними». Вспомнил?

Ринат поскреб затылок:

– Хм, кажется, что-то такое действительно было…

– Ну вот, – Бондарь встал, задрав голову к небу.

– Выходит, у меня мозги набекрень?

– Бывает с непривычки.

– Только не думай, что я перетрусил, – проворчал Ринат, тяжело поднимаясь на ноги. – Разозлить меня разозлили, а напугать – вот! – Он энергично поднял сжатую в кулак руку, рубанув ладонью по локтевому сгибу. – Ринат Асадуллин не маленькая девочка Тик-так. Психические атаки они будут устраивать, чебуреки недожаренные! Ринат Асадуллин тварей ни ползучих, ни ходячих не боится. Видал, как я со змеей разделался? – Распаляясь все сильнее, он расправил плечи. – Пусть только сунутся! Я им покажу «трусики»! Я им покажу «ни о чем не жалей»!

– Если боевики высадятся на остров, нам конец, – спокойно сказал Бондарь. – Сопротивление действительно бесполезно.

– Ты что, брат? – возмутился Ринат. – Лапки сложить предлагаешь?

– Нет. Я предлагаю убираться отсюда.

– Опять шутишь? По воде аки посуху, да?

– Ты знаешь брод, – продолжал Бондарь, не отрывая взгляда от исполинской сизой тучи, наплывающей с моря. – Переберемся на соседний остров, там отсидимся. Нас там не ждут, согласен?

– Средь бела дня не получится, – посетовал Ринат. – До Рачьего острова по мелководью полтора километра с гаком. Ночи ждать надо.

– Ночи? Давай прикинем вместе, – Бондарь сунул в рот сигарету. – Пока катер возвратится на базу, пока соберется военный совет, пока командир примет решение, пока боевики вернутся… Сколько времени пройдет?

– Часа два, не меньше, – рассудил Ринат.

– Но и не больше. – Чиркнула зажигалка. – А до темноты еще далеко.

– Как же быть?

– Ждать милости от природы, – улыбнулся Бондарь. – Вопреки марксистско-ленинско-мичуринскому учению.

– Поконкретней можно? – спросил насупившийся Ринат.

– Можно. Смотри. – Кивнув на тучу, заслонившую уже половину небосвода, Бондарь приподнял брови. – Гроза будет?

– Не просто гроза, буря.

– Как скоро?

– Примерно через час… – Ринат хлопнул себя по ляжкам и расхохотался, не в силах справиться с охватившим его возбуждением. – Въехал, хо-хо! Протоку перейдем во время грозы, там волнам негде разгуляться.

– Я тоже так считаю, – скромно кивнул Бондарь. – Значит, будем действовать по твоему плану.

– Согласен. А потом?

– Почему-то мне кажется, что на Рачьем острове хватает и катеров, и лодок.

– Угу, – глубокомысленно произнес Ринат, уверовавший в то, что обсуждаемая идея была выдвинута им.

– Следовательно, – продолжал Бондарь, – действуя в соответствии с твоим планом, мы получим возможность не только провести разведку, но и захватить подходящее судно.

– Точно! – просиял Ринат.

– Тогда командуй.

– Что командовать?

– Собрать вещи, – принялся перечислять Бондарь, – уничтожить следы пребывания и выступать в путь.

– Так и сделаем, – солидно произнес Ринат, покашливая в кулак. – Собираем вещи, уничтожаем следы пребывания и выступаем.

Подавая напарнику пример, он размашисто зашагал к палатке, мурлыча на ходу песню, прочно врезавшуюся ему в память. Только часики в асадуллинской интерпретации превратились в трусики, а мелодия утратила всякое сходство с оригиналом.

Бондарь усмехнулся, представив себе, как отреагировала бы певица на столь вольное обращение со своим хитом. Кажется, ее звали Валькирией. Впрочем, плевать было Бондарю и на Валькирию, и на ее творчество. Он зациклился на ней для того, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей про другую девушку. Про девушку, чье имя навсегда врезалось в память. Про Аню…