Дети Ночи - Дэн Симмонс

Мне трудно было скрыть улыбку. Я представил, какие разговоры пойдут при моем дворе и дворах других государей, если отпустить этих троих с их ослами, нагруженными разным добром, предназначавшимся для монастырей. Я был восхищен смелостью моих врагов.

«Так вы не считаете меня святым?» – мягко поинтересовался я.

Здесь брат Ханс Носильщик допустил ошибку. «Я считаю вас безумцем, – сказал он глубоким, негромким, почти печальным голосом. – И сожалею о том, что безумие обрекло вас на вечное проклятием.

При этих словах все мое добродушие как ветром сдуло. Я кликнул стражников и приказал им держать брата Ханса Носильщика, в то время как сам взял железный штырь и пронзил монаха. Решив не прибегать к относительно милосердному способу вогнать кол между его жирных ягодиц, я ввел короткие штыри в его глаза и уши, а один, подлиннее, в глотку. Он еще извивался, когда я пробил его ступни огромным гвоздем и приказал вздернуть на канате вниз головой, чтобы он висел, как индюшачья тушка на рынке. Я заставил всех придворных присутствовать при этом.

В то время как смертельно бледные брат Михаэль и брат Якоб наблюдали за происходящим, я велел привести осла брата Ханса Носильщика и посадить его на огромный железный кол во дворе. Шуму было много, поскольку сделать это оказалось не так просто.

Когда все было кончено, я обратился к брату Якобу: «Вы слышали, что сказал ваш товарищ по поводу возможности моего спасения. Что вы об этом думаете?» Брат Якоб упал ниц на каменный пол с изъявлениями нижайшей мольбы. Мгновение спустя то же сделал и брат Михаэль.

«Пощадите, милорд, – взмолился брат Якоб дрожащим голосом, вытянув вперед руки, сцепленные настолько крепко, что они побелели, как нежнейший пергамент. – Пощады, милорд! Умоляю вас, во имя Господа!» Я приближался к ним, пока мои сапоги не коснулись их шей. «Во имя кого?» – взревел я. Гнев мой был не совсем напускным. Я все еще пребывал в раздражении от последних слов брата Ханса Носильщика, произнесенных им до того, как его самоуверенность сменилась воплями боли.

Брат Михаэль соображал быстрее. «Во имя Ваше, милорд! Умоляем о пощаде во имя Благословенного Влада Дракулы! Вашим именем молим мы!» Я услышал благоговение в голосах обоих монахов, когда их мольбы достигли высшей точки, и поставил сапог на шею брату Якобу. «И кому же вы будете молиться отныне, когда возжелаете милосердия или помощи свыше?» «Господу нашему, Дракуле!» – прошептал брат Якоб.

Я восстановил равновесие, поставив ногу на шею брата Михаэля. «А кто есть единственная сила во всей вселенной, кто обладает властью ответить на ваши молитвы или отвергнуть их?» «Милорд Дракула!» – с трудом проговорил брат Михаэль, из которого выходил воздух, как из старого винного меха, когда я посильнее наступил ему на спину.

В тот момент ни один звук не нарушал тишины в переполненном людьми дворе, за исключением капель крови, падающих с брата Ханса и его осла. Тогда я убрал сапог с шеи брата Михаэля, подошел к трону и устало опустился на него. «Вы покинете мой город и эту страну сегодня же вечером, – сказал я. – Можете увести своих животных и взять продовольствия на дорогу, сколько пожелаете. Но если мои воины обнаружат вас в пределах Валахии или Трансильвании по истечении трех дней начиная с сегодняшнего, вам придется молить вашего нового бога – то есть меня, – чтобы он послал вам столь же легкую смерть, как брату Хансу Носильщику и его крикливому ослу. Теперь идите! И разнесите весть о безграничном милосердии Влада Дракулы».

Они ушли, но, судя по тому, что впоследствии наговорил брат Якоб охочему до клеветы поэту Михаэлю Бехайму, урок не пошел им на пользу, чего нельзя было сказать о присутствовавших при том придворных. И отцах-францисканцах, остававшихся в своем монастыре в Тырговиште. Они угрюмо сидели за стенами своей обители, но с тех пор стали вести себя гораздо менее заметно.

А тщательно оттачиваемая легенда о Владе Оракуле стала еще острее и проникла в сердца моих недругов.

Глава 25

Когда О'Рурк закончил говорить, все трое представляли немую сцену при свете шипящей лампы: Лучан застыл между плитой и дверью, О'Рурк стоял в тени возле дивана, а Кейт – ближе всех к фонарю. Поначалу она переводила взгляд то на изможденного священника, то на молодого человека, но теперь смотрела только на Лучана. Она думала. «Если он побежит, его нужно будет догнать. У О'Рурка вид совершенно измотанный. Придется самой».

Лучан не двигался О'Рурк потер небритую щеку. В его глазах не было радости победителя, лишь печаль.

«Если Лучан один из них, – сообразила Кейт, – то тогда они знают, где мы. Эти люди в черном. Те, которые убили Тома, Джули и Чандру. Те, которые украли Джошуа…» Она почувствовала, как у нее сильнее забилось сердце, не замечая, однако, что пальцы почти непроизвольно сжимаются в кулаки.

Лучан отступил к плите, взял деревянную ложку и стал медленно помешивать кипящий суп.

В этот момент Кейт хотелось придушить его.

– Это правда? – спросила она. – Лучан, это был ты?

Если бы он только пожал плечами, Кейт схватила бы деревянный стул и обрушила ему на голову.

– Да, – ответил он. – Это был я. Он бросил на нее быстрый взгляд, а потом поднес ко рту ложку и попробовал суп.

– Положи ложку, – сказала Кейт. Она поймала себя на мысли, что вряд ли успеет увернуться, если Лучан швырнет в нее кастрюлю с кипящим супом.

Он положил ложку и шагнул в ее сторону. О'Рурк встал между ними как раз в тот момент, когда Кейт подняла кулаки, а Лучан выставил руки ладонями вперед.

– Позвольте объяснить, – негромко сказал он. Его румынский акцент, казалось, усилился. – Кейт, я бы никогда не сделал ничего во вред Джошуа.

Она почувствовала, что самообладание покидает ее и вспомнила, как нажимала на спусковой крючок, когда человек в черном угрожал ее ребенку три месяца назад…, вечность назад. Сейчас Кейт очень хотелось, чтобы у нее в руках оказалось ружье.

– Нет, это правда, – сказал Лучан, дотронувшись до ее руки.

Она резко отдернула руку.

– Кейт, моя задача состояла в том, чтобы в целости и сохранности вывезти ребенка из страны, не причинив ему ни малейшего вреда.

Казалось, Майкл О'Рурк за это время ни разу не моргнул. Теперь он отступил в сторону, выключил плиту и поставил кастрюлю с супом на кафельную полку вне досягаемости Лучана.

– Вы сказали, что можете все объяснить. – Он скрестил руки. – Давайте.

Лучан попытался улыбнуться.

– Я ожидаю, священник, некоторых объяснений от вас. В конце концов, вряд ли можно считать совпадением, что вы…

– Лучан! – оборвала его Кейт. – Разговор идет о тебе!

Молодой человек кивнул и снова поднял руки, как бы призывая к спокойствию.

– Хорошо…, с чего начинать?

– Ваша задача состояла в том, чтобы вывезти ребенка из страны, – сказал О'Рурк. – Что вы подразумеваете под словом «задача»? Кто вам поставил эту задачу? На кого вы работаете?

Кейт невольно бросила взгляд на дверь, ожидая, что сейчас сюда вломятся люди Секуритатя. Но в комнате стояла полная тишина, если не считать шипения лампы и ударов ее сердца.

– Я ни на кого не работаю, – ответил Лучан. – Я принадлежу к некой группе людей, борющихся за свободу многие годы…, века.

Кейт фыркнула.

– Стало быть, ты партизан. Борец за свободу. Ну да, конечно. Вы боретесь с тиранами, похищая детей. Лучан посмотрел на нее. Его глаза ярко горели.

– Похищая детей у тиранов.

– Объясните, – вновь потребовал отец Майкл О'Рурк. Лучан вздохнул и плюхнулся на диван.

– Может быть, присядем?

– Ты сиди, – сказала Кейт, сложив руки, чтобы одолеть дрожь. – Сиди и объясняй.

– Ладно, – согласился Лучан. – Я состою в группе, которая сопротивлялась Чаушеску, когда он был у власти.

А еще раньше мои родители боролись с Антонеску и нацистами.

– Похищая детей, – перебила Кейт. Ей не удавалось совладать со своим голосом Лучан посмотрел на нее.

– Лишь в том случае, если они принадлежат Воеводе стригоев.

О'Рурк перенес вес тела на другую ногу, будто у него заболел протез. Его лицо выглядело очень мужественным при свете лампы.

– Поясните.

Лучан криво усмехнулся.

– Уж вы-то знаете о стригоях, – сказал он. – Вы, францисканцы, боретесь против них многие века.

– Лучан, – вмешалась Кейт, – почему ты забрал Джошуа из приюта в Тырговиште? Ты работал на людей Попеску?

Молодой человек рассмеялся, на этот раз гораздо непринужденнее.

– Кейт, на Попеску никто никогда не работал. Этот сутенер от медицины угождал любому, кто платил. Мы ему платили.

– Кто это «мы»? – спросила Кейт.

– Орден. То самое общество, к которому в течение веков принадлежала моя семья. Наша борьба направлена не на политическое выживание страны, а на выживание ее души. За спиной Чаушеску, за спиной коммунистических режимов, за спиной Иона Антонеску, за всеми…, стояли стригои. Зло в виде людей, но не люди. Темные Советники. Власть имущие, которые высасывают будущее нации точно так же, как они высасывают человеческую кровь.