Гавань измены - Патрик О'Брайан

«И всё же мы не потеряли ни минуты, проходя через перешеек. Здесь мне не в чем себя упрекнуть», — подумал Джек. Возможно, он должен был вести себя тактичнее при разговоре с египтянином или обойтись без него, придумав более хитрый и быстрый способ связаться с турками. Различные варианты возможных действий роем кружились в его голове, но постепенно сон поглотил их, смягчив немного чувство вины.

«Прекрасный план по воле рока не преуспеет» [30] — говорил его внутренний голос, а другой отвечал ему: «Да, но потерявшие удачу командиры — не тот тип людей, которым можно доверить крайне сложную и плохо подготовленную миссию».

Джек уснул, хотя эта мысль успела глубоко пустить корни, готовая снова вырваться наружу. Джек научился крепко спать еще в начале морской карьеры и, хотя уже прошло много лет с тех пор, как он нес вахту, навыки его не покинули; Обри по-прежнему мог спать при сильном шуме и в неудобном положении, разбудить его могли только по-настоящему серьезные потрясения. Но только не скрип кокосового троса, который волокут по палубе под пронзительные крики индусов, не собственный отвратительный храп (с запрокинутой головой и открытым ртом) и не ароматы турецкой кухни, чей запах приплыл на корму с наступлением вечера. Что на самом деле разбудило его, сразу и резко, так это перемена ветра, который неожиданно отошел на два румба: он ослаб и теперь задувал порывами.

Обри поднялся на палубу. На маленькой корме было непривычно многолюдно: его офицеры тут же отвели турок и арабов к лееру левого борта: те ничего не понимали, но покорно исполняли приказы. Наветренную сторону мгновенно расчистили, и капитан стоял, глядя в ночное небо, на клочья облаков над Африкой и дымку над Аравийским побережьем.

Погода меняется, в этом он был уверен. Это было очевидно и для нескольких матросов с «Сюрприза», уже немолодых и очень опытных людей, долгое время ходящих в море. Они чувствовали перемену погоды, как кошки, поэтому теперь выстроились на шкафуте, многозначительно поглядывая на капитана.

— Мистер Макэлуи, — начал Джек, поворачиваясь к лоцману Компании. — Что вы и серанг [31] делаете в таких случаях?

— Сэр, — ответил мистер Макэлуи. — Как я уже говорил, мне нечасто приходилось бывать к северу от Джидды или Янбо, как и серангу, но как мы оба думаем, очень похоже на то, что ветер затих на всю ночь. Разве что завтра поднимется «египтянин».

Джек кивнул. Египетский ветер был самым благоприятным в узком заливе вроде Суэцкого, с его сильными течениями и коралловыми рифами. И если «Ниоба» так хорошо держится круто к ветру без сноса, как про неё говорили, при умелом управлении её сможет донести до относительно широкой части залива.

— Ну что ж, — сказал капитан. — Думаю, мы можем завести верп, тогда, даже если этот чёртов ветер совсем ослабнет ко времени прилива, корабль можно будет отверповать к выходу из бухты, не потеряв ни минуты египтянина, если он когда-нибудь поднимется.

— Доктор, — сказал Джек, когда Стивен и Мартин поднялись на борт, передавая друг другу коробку за коробкой, набитые кораллами и ракушками, а из носовой части «Ниобы» через скопление арабских дау протянулся канат. — Нам пообещали египетский ветер.

— Это так же страшно, как самум?

— Осмелюсь предположить, что так. Я слышал, что он приносит непривычную даже для этих мест жару. Но самое главное, что это ветер с веста, даже норд-веста. И пока он дует в бакштаг, может принести хоть адово пекло. — ...хоть адово пекло, — повторил Джек, когда они пили чай в каюте. — На самом деле, жарче уже некуда, иначе в этих краях выживут только крокодилы. Тебе когда-нибудь было так же жарко как сейчас, Стивен?

— Ни разу, — ответил Стивен.

— Нельсон однажды сказал, что ему не нужна шинель — его греет любовь к своей стране. Интересно, она бы охлаждала его, окажись он здесь? Я уверен, что для меня этот метод неэффективен, с меня течет как с дистиллятора Первиса.

— Может, ты недостаточно любишь свою страну?

— А кто будет ее любить за подоходный налог в два шиллинга с фунта, и после того как капитанская доля призовых сократилась до одной восьмой?

Сразу после рассвета пронеслись первые порывы «египтянина». За ночь «Ниобу» отверповали за пределы бухты, подальше от других кораблей. Во время ночной вахты ветер утих и наступил штиль. Внутри корабля даже с открытыми люками и иллюминаторами было невыносимо душно, но первые порывы египтянина несли ещё большую жару.

Джек пару раз ненадолго вздремнул, но на рассвете уже был на палубе и смотрел, как волны вздымаются под напором усиливающегося ветра, покрывающего рябью ещё недавно неподвижную поверхность, радость в его сердце поднималась вместе с приливом. Наконец он почувствовал, что постепенно, как вода вокруг корабля, в душе оживает надежда.

С таким количеством уставших от ожидания матросов шпиль лебедки вертелся как заводной, якорь поднимался без задержек, и вскоре «Ниоба» уже набирала ход, снявшись с якоря столь гладко, как только можно пожелать, даже несмотря на встречное течение, и Джек обнаружил, что, хотя корабль нельзя сравнить с его любимым «Сюрпризом» в плане обводов, легкости управления и скорости, но все же он крепкий и годный к службе, не склонный уваливаться под ветер, по крайней мере, при курсе в бакштаг, и это доставило ему большое удовольствие.

Но всё же в этом ветре имелось что-то странное: не только необычайный зной, как из печи, и не резкая, непредсказуемая порывистость, но нечто еще, чего Джек определить не мог. Восходящее солнце ясно сияло в чистом небе на востоке, уже невероятно сильное, но на западе проглядывалась какая-то низовая муть, а вдоль всего горизонта, на возвышении примерно градусов в десять, висело оранжево-рыжее нечто, слишком плотное для облака.

«Понятия не имею, что с этим делать» — подумал Джек. Когда он повернулся, чтобы спуститься к себе и позавтракать, выпив первую живительную чашку кофе за сегодня — настоящий мокко, доставленный прямо из этого примечательного порта, — то заметил, как четыре юных мичмана испытующе уставились на него. «Ну конечно, — решил Джек, — они надеются, что я знаю, как с этим разобраться. Капитан должен быть всеведущим».

Вошёл Стивен с маленькой склянкой в руках.

— Доброго тебе дня, — сказал он. — Знаешь температуру моря? Восемьдесят четыре градуса по шкале Фаренгейта [32]. Солёность я ещё не вычислил, но могу предположить, что она необыкновенно высока.

— Да, я тоже в этом уверен. Это необыкновенное место. Барометр упал ещё не слишком сильно... Вот о чём я тебя попрошу, Стивен, будь добр, спроси Хасана, что он думает об этой полосе на западе. Он ведь провел много времени в Аравийской пустыне, путешествуя на верблюдах, и должен знать о местных природных явлениях. Но не торопись, давай сначала прикончим этот кофейник.