Проклятье - Мария Чурсина

— Зеркало тоже не из-за стройки разбилось, да? — процедил сквозь зубы Миф. Он мог бы сказать, что так и знал, но нет. Он всего лишь предчувствовал.

— Это чертовщина какая-то.

— Никакая это не чертовщина. Это сущность, и её можно изгнать. Иди в Центр, напиши заявление, что… — Он осёкся. Провернул её слова в голове — тяжелые, как мельничный ворот. Непохожие на правду. Откуда в его квартире сущность? Это ведь чистый дом, один из самых спокойных районов, там в жизни ничего подобного не было. — Я должен посмотреть на это.

— Как? — плаксиво протянула Амина.

Миф поднялся. Если следователь и правда наблюдал за их разговором, сейчас он должен заинтересоваться. Под удивлённым взглядом жены Миф прошёл к двери, стукнул в неё кулаком.

— Я знаю, где она. Мне нужно попасть в мою квартиру.

Пол на кухне был устелён осколками — Амина не успела или не смогла их убрать. Миф увидел, какими голыми выглядели шкафы без стёкол в дверцах. В квартире стояла тишина. Он вошёл в ванную — услужливо зажглась лампа под потолком. В ванной было чисто и привычно, только вода капала из крана ржавая, грязными потёками изукрашивая раковину.

Тонкая трещина шла по оконному стеклу на кухне. Капитан поскрёб ногтем застывший свечной воск на столе.

— Вы обещали показать тело девушки, — напомнил он бесстрастно.

Миф отвернулся.

— Не тело, её саму.

— То есть вы похитили её и всё время прятали в квартире?

— Да. Нет. Не я. Сами увидите.

Двое оперов разбрелись по квартире, перебрасываясь шуточками о том, как же, должно быть, расстроилась жена Мифа, что перебила всю посуду. Понятые замерли на пороге, суеверно старясь не наступать на осколки зеркала.

Электронные часы остановились и показывали какую-то абракадабру. Миф сел на табуретку, покрутил в пальцах чайную ложку. Следователь стоял за его спиной молчаливым знаком вопроса.

Миф закрыл глаза.

Уставшее сознание плохо подчинялось. Память выдавала совершенно идиотские образы, а ему нужен был всего один, но в самых полных подробностях.

Он помнил её такой: в маскировочных брюках, в топе на тонких бретельках. Когда бретельки падали с плеч, обнажались незагорелые полоски. Волосы были острижены коротко — так удобнее, меньше мороки на полевой практике. Она носила сумку через плечо. Но эту сумку он утопил в болоте.

Ещё — спортивные часы на левой руке. Миф хорошо помнил её такой, какой она была в заброшенной больнице, и очень плохо — какой она была после. Почти не обращал внимания. А сейчас главное было — ничего не забыть. Если из сущности и материализуется просто кукла, пусть эта кукла будет похожа на оригинал. Чтобы в неё поверил следователь.

— Ну, — сказал Миф тихо, — я тебя жду. Выходи.

И зажмурился от напряжения, а ещё от страха, что ничего не выйдет.

Миф обернулся: она стояла у мойки, под решёткой вентиляции. Левая бретелька топа сползла, обнажив бледную полоску на плече. В руке она сжимала фонарик. Маша разжала пальцы, и фонарик стукнулся об пол. Она не шевельнулась.

— Что вы с ней сделали? — медленно проговорил следователь, и Миф готов был поклясться, что впервые слышит в его голосе ужас.

Горгулья явилась минут через семь.

— Это правда она?

— Я понятия не имею. Я никогда не превращал сущностей в людей. Скажем так, я никогда не встречал сущность, которую можно было бы вернуть в человеческий облик.

Миф сидел в больничном коридоре, он не мог её видеть. То, что раньше двигалось, творило глупости и болтало без умолку, теперь было неподвижным слепком человека. Она не шевельнулась бы, не моргнула, даже если бы он начал резать её на куски. Вызванный врач диагностировал ступор. Придурок.

— Есть возможность, что это не она, просто какая-то материализованная сущность? — Горгулья стояла перед ним, загораживая собой окно и отросток коридора. Она умела вот так взять и загородить собой весь мир.

— Нет, это она. То, что было ею, во всяком случае. Если бы сущность была чужеродной, она могла бы принять облик, но ненадолго и не стала бы точной копией.

Горгулья упёрла руки в бока.

— Были прецеденты?

— Чего? — вяло отозвался Миф. Он так устал, что запросто мог бы проспать двое суток, но понимал, что этого ему никто не позволит. Придётся рассказать эту историю ещё раз сто. Убеждать, ссылаться на крупный учёных, многозначительно молчать.

— Были прецеденты, когда человек превращался в сущность?

— Как по-вашему, мы можем узнать о таких прецедентах? Он сам прибежит нам рассказывать? Люди пропадают сплошь и рядом. Кто их знает, зарезали в подворотне, продали на органы или превратили в сущность? Ну кто об этом может знать? — Миф выдохся.

Горгулья отвернулась и отрезала:

— Ясно.

Они молчали ещё долго, потом из палаты вышел врач.

— Горе луковое, — сказал он Горгулье укоризненно, как старой знакомой. Она поймала врача за локоть.

— Могу я к ней зайти?

— Зайти-то можно, но зачем? Она всё равно не разговаривает.

Горгулья отодвинула его плечом и вошла. Миф приготовился ждать её, опустил голову на подставленные руки, закрыл глаза. В темноте метались яркие пятна: осколки посуды, зелёный топ на тонких бретельках, красная малина. Нет, это кровь. Пятна крови на полу, на стенах — откуда их столько? Он никого не убивал, откуда тогда пятна?

Он вздрогнул, понимая, что задремал. Сел ровно, пытаясь угомонить бешено колотящееся сердце. Теперь всё будет хорошо. Обвинения снимут, конечно. Вот вам Маша — никто её не убивал. Битую посуду можно выбросить и купить новую. Этта пусть убирается к демонам. Теперь всё будет хорошо.

Или теперь всё начнётся сначала?

Горгулья вскоре вышла, и её застывшее лицо напоминало лицо Маши — взгляд сквозь мир.

— И как теперь объясняться перед её родителями?

— Скажи им, что ребёнок чудом спасся, они будут благодарны. — Нервно рассмеялся Миф.

Горгулья посмотрела на него так, словно хотела ударить, но передумала. Сдержалась. И ушла по коридору, впечатывая шаги в паркетный пол.

Сабрина приходила чаще остальных. Миф не являлся вообще.

Сабрина и сказала им за день до.

— Ни о чём её не спрашивайте, ни о Мифе, ни о чём, в общем. Когда она вспоминает, она как будто снова уходит туда.

Группа настороженно молчала, отодвинув в сторону конспекты. В перерыве между двумя парами философ вышел подышать в коридор, и хорошо. Никому не хотелось болтать об этом при нём.

— А я и не собиралась, — обиделась Ляля. — Я вообще спросить хотела. Она мне платье поможет сшить к новогоднему балу, или я опять в форме должна идти?