Куколка - Джон Фаулз

О: Потратился, сэр. Почти все отдал брату, уж очень он обнищал. Можете справиться.

В: Ты видел, как девка отплыла?

О: Да, сэр, на следующее утро корабль отдал швартовы.

В: Как он прозывался?

О: «Елизавета-Анна», сэр. Бриг, хозяин мистер Темплман або Темплтон, сейчас уж не вспомню.

В: Уверен, что перед отплытьем девка не сбежала?

О: Уверен, сэр. Она стояла у поручней и мне помахала.

В: На прощанье что-нибудь сказала?

О: Просила ей верить, сэр. Может, говорит, больше не свидимся, но попробуй жить праведно.

В: В Бидефорде его сиятельство не появились?

О: Никаких следов, сэр. Уж поверьте, я высматривал и господина, и Дика.

В: Через день ты отбыл в Суонси?

О: Так точно, сэр. Вдосталь покачался.

В: Вопреки страху перед морем и каперами?

О: Вот уж правда, сэр: корабль не моя обитель, да выбора не имелось. В каталажке и то милее.

В: Что ж, охотно тебя пристрою. И все ж твой первоначальный план известить родных его сиятельства был гораздо лучше, несмотря на всю его корыстность. Любопытно, как шлюха сумела тебя разубедить?

О: Наверное, скажете, сэр, она меня обморочила, что еще выяснится. Но, знаете, я просто не узнавал ее, так шибко она изменилась. И со мною держалась совсем по-иному, несравнимо милее.

В: В каком смысле, милее?

О: Мы с ней об многом переговорили, не только об последних событьях.

В: Об чем же еще?

О: Говорили про ее былую греховность и об том, что ныне она узрела светоч, а потому к прошлому возврата нет. Что Иисус Христос пришел в сей мир ради таких, как мы, дабы указать нам путь в ночи. Мы словно только познакомились, и она расспрашивала об моей прошлой жизни. Кое-что я рассказал.

В: Открыл свое настоящее имя?

О: Да, сэр. А еще поведал об матушке и родных, кого вопреки всему я не забыл. И она укрепила меня в решенье их повидать.

В: Чтоб заодно от тебя избавиться, так?

О: Думаю, она была со мной искренна, сэр.

В: Ты говорил, она поносила знать?

О: Да, ваша милость. Высказывалась об несправедливости, какой навидалась у мамаши Клейборн.

В: То бишь?

О: Не судите строго, сэр, но я признался в былых грехах, и она сказала, что ее клиенты стократ хуже, ибо грешат умышленно, тогда как подобные мне — ради хлеба насущного. Дескать, богатство уродует души и застит совесть; пока знать сего не поймет, жизнь будет сплошным проклятьем.

В: Короче, смутьянила?

О: Она сказала, мир лишен всякой надежды, пока аристократы безнаказанно руководствуются грехом. И оттого нам, простым людям, следует беречь души, не потакая собственной греховности.

В: Тебя не рассмешили этакие слова из ее уст?

О: Нет, сэр. Они шли от сердца, без ерунды. Я сказал, дескать, не по чину нам судить благородных, и она мягко возразила: мол, наверное, ты не задумывался, что Царствие Небесное надо заслужить еще на сем свете, и сие в равной степени касается всех. Ибо там нет иных чинов, кроме святости. Она поощряла во мне хорошее, сэр. Знаю, вы считаете, хороших валлийцев не бывает, мол, все они злыдни. Ей-богу, сэр, мы самая злосчастная нация, и все наши пороки от нужды. По правде, в душе мы вовсе не грешники, но добрые и набожные.

В: Да знаю я вашу доброту и набожность! Сиречь вероломство и еретичество! Вы — непристойная хворь державы! Чирей на заднице империи, прости господи!

О: Иногда, сэр. От безысходности.

В: То бишь всегда. Об его сиятельстве девка еще что-нибудь говорила?

О: Мол, она их прощает, но Господь не простит.

В: По какому праву грязная потаскуха дарует прощенье да еще рассуждает об Господней воле?

О: Не ведаю, сэр. Я прям на ходу засыпал, до того измучился и все ноги сбил. После этакого дня голова шла кругом. Веду девицу, слушаю — вроде как верно говорит.

В: То она тебя, охламона, вела. Девка ехала верхами?

О: Да, сэр. Но временами спешивалась, чтоб я передохнул.

В: Ты настолько изнемог, что уж больше с ней не заигрывал?.. Ну, чего язык-то проглотил?

О: Пожалуй, лучше обо всем рассказать, хоть к делу оно ничего не прибавит. Той ночью на бережку Ребекка шибко продрогла, и мы легли рядышком, чтоб согреться. Прижалась она спиной и говорит, мол, знаю, ты не воспользуешься моей беззащитностью. Я, сэр, к ней не притронулся, лишь поведал, что когда-то был женат, но из-за пьянки моей ничего путного не вышло, а бедную мою женушку вскорости уморила дизентерия. Конечно, говорю, ты якшалась с мужиками, перед кем я полная никчемность, однако, ежели согласна, я б взял тебя в жены и зажили б мы честно и праведно, как ты хочешь.

В: Утречком под Сатаной, а вечерком уж под тобой? Лихо!

О: Однако днем в нее проник Христос.

В: И ты потворствовал этакому богохульству!

О: Нет, сэр. Поверил, что она искренна в своем раскаянье.

В: И уж созрела для ублаженья твоей похоти.

О: Не скрою, сэр, я завидовал Дику. Природа голос подает. Но теперь наравне с телом меня влекла ее душа. И я подумал, что в супружестве с ней сам стану лучше.

В: Однако сия новоявленная святая тебя не пожелала?

О: Она зареклась от всякого мужа, сэр. Ты, говорит, готов взять в жены законченную грешницу, и я благодарна за твою доброту, но не могу ее принять, ибо в разгар давешней муки поклялась, что больше никогда добровольно не отдамся мужчине.

В: Тебя устроил такой ответ?

О: На другой день, сэр, вернее, утром уже наступившего дня я сделал еще один заход. Ты хороший человек, сказала она, и ежели вдруг я передумаю, то непременно учту твое предложенье. Но сейчас, мол, все в ней говорит об обратном, и первым делом она должна повидать родителей.

В: Эх ты! Раздраконил бы святошу, пока был шанс!

О: Чего уж теперь, сэр, волна ушла.

В: Ничего, мы ее словим. Уж меня-то нежные взгляды, ахи да охи с толку не собьют! Пусть изощряется сколь угодно!

О: Конечно, сэр. Удачи вам.

В: Обойдусь без твоих пожеланий.

О: Прошу прощенья, сэр.

В: Ну гляди, Джонс, коль в чем соврал, веревки тебе не миновать, ручаюсь.

О: Прекрасно понимаю, сэр, и жалею, что сразу обо всем не рассказал.

В: Для настоящего злодея ты слишком болтлив и глуп. Только и достоинства в тебе, что пакостишь по мелочи. Пшел прочь и жди, когда вызову. На волю не отпускаю. Поживешь на казенных харчах, пока дело не закончено. Ясно тебе?

О: Так точно, сэр. Покорнейше благодарю. Храни вас Господь.

~~~

Линкольнз-инн, сентября одиннадцатого дня

Ваша светлость,

кабы не священный долг безропотно исполнять Ваши милостивые повеленья, мое смиренное беспокойство об Вашей светлости умолило б меня воздержаться от пересылки приложенья к сему письму. Всей душой желал бы я унять свою тревогу, но вынужден следовать древнему правилу моего ремесла Testis unus, testis nullus{130}. К тому ж сей единственный свидетель, отъявленный плут и враль, ссылается на другого, кто, по всей вероятности, окажется еще большим лгуном. Однако с полной прямотою я должен уведомить Вашу светлость: на мой взгляд, Джонс, по кому давно плачет веревка, в существе не лжет. Нам остается уповать, что коварная девка его обманула.

Ее уже ищут и с Божьей помощью вскоре найдут. И уж тогда, уверьтесь, она изведает, почем фунт лиха. Ваша светлость могут представить, что такое Джонс, кто в своих показаньях являет себя сгустком всего дурного, что характерно для его никудышной нации. Будучи захвачен врасплох, сей прощелыга, кто сверх плута на два фута, вертится, точно уж на сковородке.

Прошу еще взять в разуменье, что Вашей светлости, как никому, известны черты его сиятельства, достойные порицанья. Увы, они виновны в наисквернейшем из сыновних грехов — непочтительности к отцовой воле, но однажды Вы сами обмолвились, что они, слава богу, не запятнали себя порочностью, в коей погрязли многие из их знатных сверстников. Допускаю, что кто-то способен погрузиться в пучину разврата, но только не джентльмен, удостоенный чести быть Вашим сыном. Полагаю, Ваша светлость согласятся со мною и в том, что за последнюю сотню лет никто слыхом не слыхивал об упомянутых ведьмах. Буду краток и заклинаю Вашу светлость проявить терпенье, помня, что весьма сомнительное злодеянье, об коем повествует прилагаемый отчет, не суть установленная истина.