Созвездие эректуса - Александр Розов

— Это хозяйство ее приятеля, Оохаре Каано, который держит мастерскую. Вы, наверное, ее видели. Толковый парень, и пирс у него хорошо оборудован. Водопровод, кухня, душевая кабинка, панорамный TV, и прочие полезные вещи. Все, что нужно для родов.

— Эта девушка намерена рожать на пирсе? — изумился Джерри.

— Ну, да. Самое удобное место, — ответил Рау, и добавил, — Я не вполне одобряю эту моду рожать на первом курсе колледжа, а то и в школе. По-моему, надо критичее относиться к тому, что написано в учебнике биологии.

— В учебнике? — переспросил Винсмарт, на ходу закуривая сигару (что он делал, только если сильно нервничал).

— Да, в учебнике. Там в разделе «эволюция человека» есть не вполне проверенная теория оптимальной социализации. Разница 7 лет между половым и экономическим взрослением, объяснена биосоциальной эволюцией: мол, первого ребенка лучше заводить, как можно раньше, и спихивать старшему поколению. Молодежь в восторге, а старшие поставлены перед фактом: вот вам потомство, возитесь, а у нас есть более интересные занятия.

— Говорят же: первый ребенок это последняя кукла, — заметил док Джерри.

Великий тахуна задумчиво кивнул.

— Так заявила 4 года назад моя старшая дочь. Она месяцами пропадает в экспедициях, а ее ребенком занимаются все старшие родичи. Моя первая жена, ее брат, я, моя кузина, и так далее. Все в точности по учебнику. Я двумя руками за то, чтобы моя внучка иногда жила у меня, она замечательная, но мама могла бы уделять ребенку несколько больше времени.

— А папа? — спросил док Джерри.

— Если вы про биологического папу, то с ним она быстро рассталась. А молодой человек, с которым она сейчас, является ее партнером по экспедициям. Они с ним и сошлись на этой почве… Ну, а что у нас тут происходит?

Последняя реплика Рау относились к происходящему на пирсе, до которого они дошли за разговором. А там играла музыка в стиле фольк-техно. По TV шел ночной концерт «Notte sigilli» на острове Хатохобеи, где сейчас было около 4 утра, самое разгульное время для любителей отрываться по ночам. На большом экране, подвешенном под навесом пирса, сверкали вспышки лазеров и мелькали фигуры, одетые в flash-fishnet — крупноячеистые сетки из блестящих металлизированных шнуров.

— Вы уверены, что мы пришли туда, куда надо? — поинтересовался Винсмарт.

— Конечно, — ответил Рау, — видите, виновница принимает водные процедуры.

Рядом с пирсом плавали трое: Киако, Оохаре и собственно Уфале. На самом краю пирса, сидели две пожилые женщины-утафоа и о чем-то с ними болтали, с трудом перекрикивая музыку. Чуть поодаль устроились двое мужчин: Тананео, муж Киако, и Хинаои Пиакари, мэр Тероа. Они пили кофе и играли в шахматы.

— Э… Гм… — выдавил из себя док Джерри, глядя на Уфале (она как раз перевернулась на спину, так что стало отлично видно ее круглое, как воздушный шар, брюшко).

— Вы чем-то удивлены, коллега? — спросил великий тахуна.

— Как вам сказать. Я читал статьи про роды в воде, но представлял это как-то иначе.

— Здешние женщины не очень доверяют этим новшествам, — сообщил Рау, — так что рожать она будет на пирсе, вон там (он махнул рукой в сторону толстого поролонового коврика, расстеленного рядом с двумя надувными креслами), но до этого еще часа два, если мне не изменяет интуиция. Так что, давайте пока составим компанию этим двум джентльменам. Надеюсь, в их кофейнике еще что-нибудь осталось.

Они прошли по пирсу, обмениваясь приветствиями с присутствующими, и уселись рядом с шахматистами. Рау посмотрел на позицию на доске, и сообщил свое мнение:

— Тананео, по-моему, тебе пора сдаваться.

— Я ему то же самое говорю, — проинформировал Хинаои

— Не давите на меня, — буркнул тот, сосредоточенно вцепившись обеими руками в густую шевелюру (видимо, это помогало ему думать).

Винсмарт вежливо кашлянул и сказал:

— Коллега, вам не кажется, что этот коврик маловат? Девушка на нем не поместится.

— В смысле? — спросил Рау.

— В смысле, она ростом больше пяти футов, а коврик всего фута три с половиной. Как она на него ляжет?

— А зачем бы она стала ложиться? — удивился Хинаои.

— Я, кажется, понял, о чем говорит уважаемый доктор Джерри, — сообщил Рау, — Будь тут обычный европейский или североамериканский врач, он вообще мог бы получть заикание на нервной почве. Ведь его учили, что рожать надо в больничной палате, лежа на койке, а женщину перед родами и в процессе родов следует подвергать ряду довольно неприятных процедур парамедицинского характера.

— Это ты так шутишь? — предположил Тананео.

— Конечно, он шутит, — ответил ему мэр, и добавил: — Давай, ходи уже.

— Я не шучу, — возразил великий тахуна, — коллега Джерри не даст соврать.

— В общем, в какой-то степени, это действительно так, — подтвердил Винсмарт.

Тананео, наконец, двинул одну из фигур, затем отхлебнул кофе и покачал головой:

— С ума сойти. Я читал такое в одной европейской книжке, но думал, что это, так сказать, художественное преувеличение. Писатели-юро всегда все преувеличивают.

— Официальная европейская медицина произошла от шарлатанства монахов, — пояснил Рау, — В средние века католическая церковь стремилась вытеснить народную медицину, «sorcer», которая считалась ритуальным, религиозным преступлением.

— Почему? — удивился Хинаои.

— Это запутанная история вражды европейского христианства с естественными обычаями, в ходе которой римская церковь ввела табу на все естественное, особенно в сексе. Секс объявлялся порочным делом, а проблемы при родах — наказанием духов за это дело.

— Ты что-то путаешь, док Рау, — возразил Тананео, — я сам католик и…

— Ты католик народной океанийской церкви, а я говорю про европейскую.

— Европейская, это та, в которой все такое длинное, бредовое, на испорченной латыни?

Великий тахуна кивнул.

— Верно. Эта испорченная латынь до сих пор осталась базовым языком для официальной европейской и североамериканской медицины. Из-за языкового барьера, затруднена связь с наукой, и консервируются средневековые нелепости. Не удивительно, что эта медицина, даже в эпоху НТР, в значительной мере осталась шарлатанством. Она убеждает женщину, что беременность и роды это болезнь, и специально делает их болезненными и опасными. Это приносит большие дополнительные доходы медицинской касте. Нагнетание страхов вокруг родов, секса, еды, сна и всего, что делают люди, это маркетинговая стратегия такой медицины. Один польский юро, Кшиштоф Занусси пошутил, что жизнь — это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Есть и тонкое управление ужасом по заказу. Так, концерны-производители эрзац-масла в XX веке заплатили огромные деньги медицинской касте за то, что те объявили натуральное сливочное масло смертельно-опасным…