Вкус греха - Мэрилин Папано

Она явилась вечером, делая вид, что все так же хороша, как и шестнадцать лет назад. Как будто она все еще может произвести впечатление на мужчину! И всего-то ей тридцать два, а выглядит на все сорок пять. Разжирела, волосы высветляет так, что они похожи на мочалку, а мешков под глазами не скроет никакая косметика.

И требует пятьдесят тысяч долларов; иначе, мол, расскажет, как ее, бедняжку, соблазнили и какие извращенные штуки с ней выделывали, как она оклеветала Билли Рея Бомонта, как ей заплатили за то, чтобы она уехала из города до рождения ребенка и не возвращалась как можно дольше.

Пятьдесят тысяч! Она вообразила, что на эти деньги начнет новую жизнь. Ох, как она ошибается. С ее образом жизни ей и пятидесяти тысяч ненадолго хватит. Что она не пропьет, то потратит на машину, тряпки и побрякушки. Дура! Возомнила, что деньги приобретут ей положение в обществе, а может быть, и благосклонность какого — нибудь состоятельного кретина. Но никакие платья, пусть самые дорогие и модные, не скроют ее сущности. Она сука. Дешевая шлюха. Так что она совершила серьезную ошибку.

Пятьдесят тысяч долларов протекут у нее сквозь пальцы, и тогда она заявится опять, с новыми требованиями. Еще пятьдесят тысяч, потом сто, и еще, и еще — до последней капли. Значит, ее нужно остановить. Во что бы то ни стало.

Он велел ей возвращаться в Новый Орлеан и ждать. Деньги, пообещал он, придут недели через две, не позже.

Она оставила адрес и даже номер телефона и убралась, довольная собственной предприимчивостью, в полной уверенности, что ее план сработал, что в один прекрасный день в ее квартирке во Французском квартале раздастся звонок, и пятьдесят тысяч приплывут к ней в руки.

Наслаждайся, Мелани, пока не поздно.

Денег тебе не будет.

И откровений твоих не будет.

Публичного скандала не будет.

Потому что очень скоро не будет никакой Мелани.

Суббота выдалась такой жаркой, что даже воздух обленился и не шевелился, несмотря на работающий под потолком вентилятор и включенный кондиционер. Селина лежала на диване и думала о том, как хорошо было бы жить где-нибудь на севере, на Аляске, например, или на далеком приполярном острове. Давным-давно мечтала она о переезде в неведомые края и всего несколько недель назад верила, что уже этим летом мечты ее сбудутся.

Но она скорее всего никуда не уедет; ей не хватит мужества. Она даже никак не наберется решимости подстричь волосы. Но в тот день, когда она увидела Уилла Бомонта, у нее появилась воля. Она готова была броситься в его объятия, она, которая ни разу не проявила инициативу с Ричардом. Увы, Уилл не откликнулся.

Наверное, отчасти в ее отчаянной смелости виновата жара. Стояла уже середина июля, и из-за безжалостного зноя жизнь сделалась невыносимой, тянуло к свежим ощущениям. В такую жару тело ежесекундно напоминает о себе, требует, требует чего-то свежего. Если бы Уилл приехал в теплый, мягкий осенний или прохладный зимний день, он все равно привлек бы ее внимание, но ее, наверное, не потянуло бы к нему с такой неодолимой силой.

Селина бездумно пялилась на вертящиеся лопасти вентилятора, когда раздался стук в дверь. К ней иногда приходили гости: мисс Роуз, Викки, изредка родители, еще реже — подруги из города. Но в этот раз инстинкт безошибочно подсказал ей, кто стучит. Не мисс Роуз, не родные и не подруга. Это Уилл.

— Входите, — крикнула она, даже не привстав.

Дверь распахнулась, и он вошел. На нем были все те же облегающие потертые джинсы и белая рубашка с засученными рукавами. Селина подумала, что для покорения женщин облегающие джинсы и белая рубашка — идеальная форма одежды. И эта одежда ни на одном мужчине не смотрится так безупречно, как на Уилле Бомонте.

— Классно выглядишь, — сказала Селина вместо приветствия.

Кожа Уилла блестела от пота, ко лбу прилипла влажная прядь. Селина поспешно отвела глаза, надеясь избавиться от наваждения.

— А ты разленилась. — Он вплотную подошел к дивану. — Я понятия не имел, что ты умеешь бездельничать.

— Лето. Люблю расслабляться летом.

— Ты расслабляешься так, что мне рядом с тобой расслабиться трудно. — Уилл обхватил пальцами ее лодыжку. — Обувайся. Пойдем прогуляемся.

Она пристально посмотрела на его длинные сильные пальцы, потом подняла глаза.

— Мисс Роуз не учила тебя хорошим манерам?

— Многие уроки мисс Роуз не пошли впрок, — откликнулся он, отпустил ее ногу и засунул руки в карманы. — Правда, самые важные из них я усвоил — к счастью для тебя и твоей белоснежной репутации. Обувайся.

— Уилл, командовать — дурная привычка. — Селина поднялась с дивана. Ее недовольное выражение резко контрастировало с его беззаботной улыбкой. — Мне больше нравится, когда меня просят.

— Я редко о чем-нибудь прошу.

— Знаю. Тебе редко приходится просить.

В ответ Уилл улыбнулся еще шире. Черт возьми, он знает, что она пойдет с ним, пойдет туда, куда он ее позовет или куда прикажет ей идти. Он уверен в себе на все сто. И уверен в ней.

Селина прошла в спальню и сунула ноги в полотняные туфли. Переодеваться было ни к чему — шорты ничем не лучше, чем просторная юбка, что была на ней. Но волосы она собрала и заколола на затылке.

— Куда мы идем? — поинтересовалась она, выходя на веранду.

— Никуда. В летний день приятно брести никуда и ничего не делать, правда?

Селина в ответ только пожала плечами.

Они углубились в лес. Ей вспомнились долгие летние дни ее детства, когда она занималась всем, что только приходило в голову, — ловила рыбу в реке, гоняла на велосипеде по пустынным дорогам на окраинах города, купалась в пруду старика Эпплгейта и лазала за ягодами в чужие сады.

Но любимым ее занятием было именно то, о котором заговорил Уилл, — ничегонеделанье, и предаваться ему она больше всего любила в хитросплетении ветвей столетнего дуба на заднем дворе родительского дома. Там, на дереве, скрытая листвой от назойливых глаз, она предавалась мечтам. Она вырастет, влюбится, выйдет замуж, нарожает детей… Самые простые, самые бесхитростные девичьи мечтания.

Уилл шел рядом, но она смотрела не на него, а на ковер из сосновых игл под ногами.

Наконец она подняла голову и взглянула на Уилла.

— У тебя как будто неплохое настроение. Удалось развлечься в четверг?

— Да, — подтвердил он все с той же безмятежной улыбкой. — Интересуешься грязными подробностями?

Ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— Я лучше доверюсь воображению. Действительность, как правило, скверно пахнет.

Уилл остановил ее и провел пальцем по ее руке, от запястья до плеча. Это прикосновение отозвалось в ее теле волной желания.