Никто не знает тебя - Брианна Лабускес

братишкой и рвалась управлять его жизнью, в которой, по ее мнению, он ничего не смыслил.

Но она заблуждалась. Он прекрасно понимал, что совершает непростительную ошибку, выбирая Клэр. Однако сознательно соединил с ней судьбу. Без принуждений. И не Эйнсли упрекать его за неверный шаг.

Жизнь немыслима без ошибок. Иногда лишь допустив промах, мы понимаем, куда идти дальше.

— Когда ты начала ее ненавидеть? — повторил Рид.

Лучше бы он промолчал. Лучше бы он не спрашивал. Но он раз за разом задавался вопросами, теребя незаживающую рану, вскрывая нарыв и как одержимый наблюдая за вытекающим из него гноем — Клэр.

— Однажды, когда Виоле было пять или шесть лет, она взяла детские ножницы, ну, такие безопасные, тупоносые, которыми и бумагу-то не искромсаешь, и вырезала ими глаза у всех кукол, — сказала Эйнсли.

Конечно, Виола творила бесчинства и пострашнее, но от слов Эйнсли у Рида перехватило дыхание, словно ему саданули кулаком под ребра.

— Я и не подозревал…

— Знаю, — бесстрастно кивнула Эйнсли. — Виола выложила их рядком на моей кровати. Все семь или восемь изувеченных игрушек.

— Ты поговорила об этом с Клэр? — в отчаянии спросил Рид, хотя ответ напрашивался сам собой.

— Она сказала, что все девочки стригут куклам волосы. Представляешь? «Все девочки стригут куклам волосы!»

Эйнсли трагически замолчала, и Рид не выдержал.

— И все? На том все и кончилось? — вскричал он.

Он-то вообразил себе драку, бурную ссору, жаркую словесную перепалку, оставившую по себе горькую память. Или потасовку, перешедшую в рукопашную.

Эйнсли грустно рассмеялась:

— В тот миг я поняла, что ей плевать на Виолу с высокой колокольни. И да, на том все и кончилось. Я бы сказала: и не начиналось.

Повисла тишина. Эйнсли носком туфли шаловливо ткнула его в лодыжку:

— Ну, а ты когда начал ее ненавидеть?

Надо же, догадалась.

— Как только ее увидел.

— Не гони, — отмахнулась Эйнсли и, приложившись к бутылке, протянула ее брату.

— От любви до ненависти один шаг, разве нет? — хмыкнул Рид и влил в себя остатки джина. Глотку обожгло, будто огнем. Чудесно. — Я и полюбил ее, как только увидел.

Эйнсли невнятно фыркнула что-то похожее на «мужчины», но развивать эту тему не стала.

Рид, однако, не лгал. С той минуты, как он встретил Клэр, он понял одно: они с Клэр сожгут друг друга дотла.

31. Гретхен. Наши дни…

— Надо проверить, есть ли у Эйнсли Кент алиби на ночь убийства Клэр, — буркнула Гретхен, запрыгивая в «Порше». — Вы ее проморгали, верно?

— Скажу Шонесси, пусть пошлет кого-нибудь, — произнесла Маркони, набирая номер.

— И передай ему, что я устала прикрывать его некомпетентную… — начала Гретхен и незаметно улыбнулась, услышав разорвавший динамики ответный рев Шонесси.

Пересказав Шонесси беседу с Пенни, Маркони дала отбой и задумчиво уставилась на телефон.

— Не хочешь поделиться мыслями? — спросила Гретхен. — Хотя они, конечно, не выдержат никакой критики. Ручаюсь.

— Пока делиться нечем, — тихо согласилась Маркони. — Возможно, позже.

Гретхен испытывала схожие чувства. Что-то начинало вырисовываться во мглистой дымке непонимания, но что именно, она пока распознать не могла.

— Жаль, тебе не удалось вытянуть из Лены ничего определенного, — чуть слышно вздохнула Маркони. — Только то, что Виола невиновна, да?

Гретхен открыла было рот, чтобы прочитать Маркони еще одну лекцию о дружбе и социопатии, как вдруг ее словно током ударило. Она вспомнила!

Вспомнила, что за месяц до смерти Лена отправила ей электронное послание. В письме, озаглавленном «В случае крайней необходимости — разбить стекло», содержалась цитата.

Отослав Лене череду вопросительных знаков, так и оставшихся безответными, Гретхен погуглила смутно знакомую цитату, а при встрече с Леной спросила ее, что все это значит. Лена, выражая полнейшее недоумение, сделала круглые глаза, и Гретхен, списав все на пьяную выходку подруги, перебравшей накануне с горячительным, выкинула происшествие из головы.

Но Лена ничего не делала просто так…

Гретхен смачно и громко выругалась.

— Я дура, — пробормотала она и, помолчав, добавила, не желая взваливать на себя всю ответственность за невнятность Лениного сообщения. — Мы обе дуры — и я, и Лена.

И хотя имя Лены полагалось теперь употреблять в прошедшем времени, меньшей дурой она от этого не становилась.

Оглушительно взвыл мотор, и Гретхен, наперекор всем правилам вырулив на встречку, помчалась назад. Водители двух несшихся на нее машин надавили на тормоза, и машины, не задев «Порше», вильнули в сторону. Не задев «Порше» — вот что самое главное.

— Погоди-ка! — потрясенно воскликнула Маркони. — Я ослышалась или ты что-то сказала? Можешь повторить, а то я записать не успела?

Гретхен нетерпеливо махнула рукой.

— Забудь. Такие события происходят раз в столетие и не повторяются.

Маркони расхохоталась и не стала докучать Гретхен вопросами, здраво рассудив, что вскоре она и так всё узнает. Она не удивилась, когда Гретхен подкатила к дому Лены.

В другое время присутствие Маркони немало раздосадовало бы Гретхен — за последние два дня они и без того почти не разлучались. Но в какое-то мгновение — Гретхен не могла точно сказать, в какое именно, так как не обладала способностями к интуитивному пониманию своих чувств, — Маркони превратилась из «няньки» в соратника.

Подобная метаморфоза, разумеется, не гарантировала, что в ближайшие часы Маркони не изыщет нового грандиозного способа насолить Гретхен, но пока пусть будет под рукой.

Отомкнув запасным ключом Ленину квартиру, Гретхен осмотрелась, в очередной раз превознесла аккуратность и чистоплотность подруги и устремилась прямиком в спальню.

Маркони замешкалась, и Гретхен обернулась, не понимая, что могло ее задержать. Застыв в углу гостиной, Маркони склонилась над заваленным папками столом.

— Там нет ничего интересного, — бросила Гретхен.

— Откуда ты знаешь? — не поднимая глаз, фыркнула Маркони.

«В точку», — восхитилась Гретхен. Маркони подметила верно: никто так и не озаботился пролистать лежавшие на столе документы.

Однако, не пожелав отдать должное прозорливости напарницы, Гретхен закатила глаза и направилась к книжному шкафу. Царившая в комнате спартанская обстановка словно бы намекала, что здесь никто и не жил, но Гретхен знала, что здесь жила Лена. Ее душа и, если Гретхен повезет, ее секреты.

Пока она пробегала глазами корешки книг, ища нужную, в проеме двери нарисовалась Маркони.

— Тебя это гнетет? — спросила она, привалясь к косяку.

Гретхен промолчала: Маркони наверняка уже намотала на ус, что ее подопечная не имеет привычки зря тратить время на уточнение мыслей собеседников.

— То, что Виолу подставили, — поправила себя сообразительная Маркони. — Как и тебя?

Вот поэтому, стоило в голову Гретхен закрасться благожелательной мысли о Маркони, она гнала эту мысль поганой метлой.

— У тебя, похоже, пунктик — доказать, что я не убийца.

— А у тебя какой пунктик? Доказать, что ты убийца?

Гретхен замерла, уперев палец в корешок классического романа.

— Шонесси, например,