Шаг в пропасть - Юрий Иванович

Силовое поле, отделяющее огромный ангар орбитального завода от открытого космоса. Евгений (с этим именем он свыкся как с родным, поэтому не менял и при воспоминаниях) идет по наклонному пандусу вверх и останавливается возле кабинки дальнего телепорта. Он никуда не собирается телепортироваться, просто осуществляет мелочную перенастройку анализатора внутренней атмосферы, вмонтированного в стену рядом с кабинкой. Он – техник. Причем не простой, а почти элитный, знающий гораздо больше иных техников, младших по рангу. (Вспомнить бы еще – что именно умеющего!) У него на плече сумка с оборудованием для тестирования. Вот он ее снимает, ставит на выдвинувшуюся из стены панель. Затем слышит чей-то тревожный вскрик и резко оглядывается назад. Из черноты космоса медленно выплывает огромная туша швартующегося к орбитальному заводу космического транспорта. Только вот пытающиеся удержать металлического монстра опоры ломаются по нарастающей одна за другой. И выпуклый борт транспорта катастрофически быстро приближается к ангару. Силовое поле не сможет остановить такую массу, тем более что столкновение начинается чуть в стороне, сминая и переборки, и все силовые установки по периметру смотрящего в космос открытого овала. Резко и пронзительно ревет сирена наивысшей опасности. Сквозь этот звук прорывается несколько заполошных вскриков людей, мечущихся по ангару, которые если и пытаются спастись, то уже понимают свою неминуемую гибель. Ни они, ни Евгений не имеют подходящих скафандров. Рутинная работа и сотни лет безаварийной деятельности завода не способствуют слишком большой заботе о собственной безопасности. Но у Евгения рядом спасательная кабинка дальнего телепорта. Он в каком-то бешеном отчаянии заскакивает внутрь и отчаянно колотит по клавишам управления. Куда угодно, хоть на край света – лишь бы спастись! Панель озарилась огнями, устройство приняло приказ и заработало. Осталось подождать одну секунду… И последнее, что Евгений видит в родном мире сквозь прозрачные стены, – это вспухающий шар огненного облака: терпящий катастрофу транспортник еще и взрывается от непоправимых повреждений.

Видимо, телепорт, поврежденный силой взрыва, сработал не лучшим образом. Человека зашвырнуло неведомо куда, лишив при этом одежды и предметов первой необходимости. Но самое страшное, что при этом человек растерял и все свои как врожденные, так и приобретенные за время учебы умения. Те самые умения, которые на Земле считаются паранормальными.

– Воспоминания о них, – печально продолжал рассказчик, – проносятся у меня в голове, словно молнии, но очень редко вырисовываются конкретно. Некоторые вспомнил, некоторые не могу даже правильно интерпретировать, некоторые полностью вне моего понимания. Только и удалось, что контурно припомнить с десяток методик, которые позволяют развивать в человеке способности к совершенствованию в той или иной области. По таким методикам я обучил Сергея видеть ауры людей. – После этого последовало раздраженное восклицание: – Хотя у самого ни грамма не получается! М-да, извините. Научил также своего старшего брата создавать истинный образ человека только по его голосу, ну и самое главное – отличать правду от лжи. Вот это, самое последнее умение проснулось и во мне, после неимоверных усилий. Про мой уникальный слух вы уже знаете, могу пользоваться гипнозом через контакт ладоней, вот и сейчас с успехом пытаюсь восстановить еще парочку своих утраченных умений. Пока они работают с перебоями и довольно редко, так что хвастаться нечем. Ну и пытаюсь связать воедино, разложить по полочкам, классифицировать свои полученные в воспоминаниях знания…

Голос Евгения оборвался, словно он вообще заснул после долгого рассказа.

Все понимали, что рассказывать он еще может часами, но Колобка в данный момент волновал только один вопрос:

– Как ты можешь помочь мне?

– У тебя редчайший дар, который в моей родной цивилизации открыл бы перед тобой все двери. И у меня есть некоторые схемы, по которым мы попытаемся дать толчок к возрождению твоего умения.

– То есть ты думаешь, что оно умерло?

– Скорее атрофировалось ввиду постоянного неиспользования.

– То есть я сейчас даром напрягаюсь? – Голос Лилии задрожал. – У меня все равно не получится вылечиться?

– Не знаю. Все может быть, – рассуждал Евгений. – Твое тело и твой дар взаимосвязаны, да и внутренняя сила воли – это те же самые схемы управления, но только более грубой, стихийной окраски. Но и они могут пробить барьер омертвения или преодолеть омут забвения. Просто если я тебе буду помогать, процесс пойдет значительно быстрей и эффективней.

– Ну так помогай!

Евгений не сдержался от смеха:

– Э-э-э! Какая ты шустрая! Тут масса составляющих. Для внедрения в твое сознание необходимы: лежак под наклоном, специальное цветовое освещение, ритм определенного свойства, гипноз через прикосновение ладоней, разница температур тела и конечностей…

– Кошмар какой! – не выдержала Лилия, перебивая длинное перечисление. – Это еще и ноги поджаривать необходимо?

– Наоборот, охлаждать. Как и руки. К тому же следует вначале на тебе проверить и все остальные, более простые схемы. Возможно, да, скорее всего, так и будет, у тебя есть еще несколько врожденных умений. Слишком уж могущественными становятся целители, подобные тебе. И учти, я еще не упоминаю наработанные способности. Их у тебя может быть до десятка.

Мадемуазель Монро при таких открывшихся перспективах ничего больше не смогла из себя выдавить, кроме длительного, протяжного «о-о-о!».

Некоторое время стояла полная тишина. Все пытались осмыслить и переварить только что услышанное. А затем, зная про врожденную скромность англичанина, по поводу его умения решил поинтересоваться сам Сергей Николаевич:

– Братишка, а вот что ты о нашем друге Бокеде скажешь? На нем что-то еще «висит»?

– Хм! Интересный вопрос! – отозвался приемный родственник академика. – Если судить по силе умения, то и у нашего Чарли обязательно что-то отыщется в запасниках. Опять-таки, я не профессионал по ментальному обучению и не классифицированный педагог по внедрению схем самосовершенствования. Если ничего не вспомню, то так и буду словно сошка, безграмотный техник нижайшего уровня. Вполне возможно, что я и в самом деле тупой, ленивый и ограниченный, как у вас тут говорят: «круглый двоечник». Так, нахватался верхов в свое время. И не забывайте: девять десятых моей памяти о первой жизни так ко мне и не вернулось. Как мне кажется, уже и не вернется. Наверняка выжгло какие-то нейросвязи во время неуправляемого переноса по искривленному, аварийному каналу телепорта.

– А может, вспомнишь все-таки? – посочувствовал знаменитый сыщик.

– Нет, в последние десять лет – ничего нового. Просто натыкаюсь на глухую стену из мрачной пустоты, в которой не просматривается даже искорки жизни.

Заметив, как в ауре Евгения начинает разрастаться печаль, Сергей протянул руку и потрепал того по плечу:

– Ладно, брательник! Жизнь прекрасна и по большому счету не хуже, чем в твоем неизвестно где мире. Теперь у тебя вон сразу два подопечных появилось, а ты ведь любишь над земным хомо сапиенсом поиздеваться!

– Скажешь тоже!

– Теперь вот будешь свои схемы внедрять в головы госпожи Монро и нашего английского пэра, гения сыскного дела мистера Бокеда. Кстати! Чарли! Если ты русского происхождения, то с чего такое неблагозвучное, вернее, непривычное для русского менталитета имя?

Знаменитый сыщик помолчал, его аура полыхнула смехом и грустью одновременно, и только потом заговорил:

– Да мои родители – помешанные фанаты творчества Чарли Чаплина. С детства. Потому и сошлись вместе в супружеской паре. Потом они практически помешались и на всем английском. В США выезжать они категорически не захотели, а вот Англия им показалась вожделенным раем. Правда, для того чтобы попасть в этот рай, им пришлось в семьдесят седьмом году пройти три круга ада. Небось застал еще советскую действительность?

Вопрос задавался академику, родившемуся на семь лет раньше, в семидесятом.

– Смутно, – признался тот. – Школа, начало института, пахал как негр на «скорой»…

– Ха! Странное у тебя выражение, – хихикнула Лилия. – У нас, наоборот, говорят: «Ленивый как негр!» Никак выражение «пахал» к ним не подходит.

– Тоже пережиток советского воспитания сказывается, – признался Сергей, любуясь опять вспыхнувшим в мысленном представлении образом веселящейся красавицы. – Нам их рисовали угнетенным, бесправным классом самого общественного дна, которые только и пахали от зари до зари за корочку хлеба.

– Мои родители тоже много чего про афроамериканцев рассказывали, – продолжил в тему Чарли Бокед. – Особенно их поразила в свое время история с этой бездельницей Анжелой Дэвис. Ей ведь в Союзе работу предложили, так она была в шоке. Мол, я на пособие по безработице живу, как клубника в сметане, зачем же мне работать? Как следствие…