Вирус В-13 - Михаил Михеев

На улице опять послышался шум машин.

Воспаленное сознание фон Штрипса захлестнула новая волна нарастающего страха. Гудение приближалось неотвратимо, фон Штрипсу казалось, что машина едет сюда... сквозь стену... прямо на него. Он хотел бежать, а ноги не слушались. Он только мог сидеть и смотреть на окно ничего не видящими от страха глазами...

Сердце билось тяжелыми нарастающими ударами...

В эту секунду с треском разлетелось оконное стекло, что-то тяжелое покатилось по столу... Сбило на пол настольную лампу. Вспышка пламени сверкнула перед глазами фон Штрипса, и он провалился в гудящую красную мглу...

Когда, наконец, в кабинете зажгли свет, шеф полиции города Зиттина лежал, уткнувшись лицом в бумаги на письменном столе. На полу кабинета валялся большой круглый булыжник.

Обыкновенный булыжник из мостовой Портового Пригорода.

Первый удрал дежурный из проходной будки. За ним поспешно, как крысы с гибнущего корабля, разбежались служители. Когда рабочие, соскочив с грузовиков, собрались у ворот клиники, она была уже пуста.

Возле узких дверей проходной заклубилась разъяренная человеческая толпа. Железные створки ворот были закрыты, никто не знал, как они открываются. Не долго думая, шофер семитонного грузовика направил свою машину прямо в ворота, ударом тяжелого буфера сорвал автоматические затворы и въехал в ограду.

- Сжечь заразное гнездо!.. Давайте сюда огня!..

Затрещали оконные переплеты, посыпались, захрустели под ногами разбитые стекла. Кто-то уже мчался с бидоном к дверям главного подъезда.

Пронзительно запахло бензином...

- Стойте! - вдруг услышали все хриплый надорванный крик.

По ступеням подъезда, пошатываясь, спускался человек, в синем халате. На руках его звенели наручники.

Толпа замерла.

Старки, наконец, удалось протолкаться вперед. Он пригляделся и в сером свете наступающего утра узнал рыжую голову.

- Это наш редактор! - завопил он.- О'Патли! Ты живой?

Он схватил редактора в охапку. Тот простонал и покачнулся.

- Тише, дружище! У меня прострелена рука.

Послышались недоверчивые возгласы, удивленные восклицания. Многие с завода дизелей знали О'Патли, и сейчас, глядя на уродливое, искаженное лицо стоявшего перед ними старика, никто не мог поверить, что это молодой редактор "Рабочей газеты".

- Поддержи меня, Старки,- сказал О'Патли, с трудом удерживаясь на ногах.- Товарищи! Нам нужно сохранить клинику. Это будет наш документ, который сможет доказать всем справедливость выступления нашей газеты. Тогда мы сумеем добиться суда над хозяевами клиники.

Его прервало чье-то хриплое яростное восклицание.

Рабочие увидели в дверях главного подъезда женщину.

Она стояла, вся подавшись вперед, ухватившись руками за косяки.

На синевато-бледном лице безумным блеском сверкали широко открытые глаза.

- Это она!

Кто-то двинулся вперед.

- Не трогайте ее,- негромко сказал О'Патли.- Она уже наказана.

Женщина продолжала держаться за косяки напряженно вздрагивающими руками; слышалось ее тяжелое затрудненное дыхание. Внезапно она выбросила вперед руку, как бы желая схватить кого-то скрюченными пальцами с длинными поблескивающими ногтями. Ноги ее подкосились, и она опустилась на колени. Уцепившись за дверь, попыталась подняться, но руки бессильно оборвались.

Она упала ничком на холодный цемент подъезда.

Конец "частного дела"

- Трим-там-там! Трам-там-там! - напевала мисс Фруди, просматривая утренние газеты. Настроение у нее было превосходное.

Наконец-то, сегодня она сможет обрадовать своего шефа!

На днях господин Эксон с озабоченным лицом показал ей небольшую заметку в газете. Дело шло о какой-то новой, не известной науке болезни, которая недавно появилась на территории Советского Союза.

Мисс Фруди помнит, что она тогда сказала: "Шеф, очевидно, очень добр, на его месте она не беспокоилась бы. Пусть их болеют, чем угодно, эти коммунисты, которые не ходят в церковь, заставляют женщин управлять государством и рисуют в журналах злые карикатуры на самого господина Эксона".

Но ее шеф ответил, что евангелие учит прощать врагам нашим, что он очень беспокоится, сумеют ли русские справиться с новой, по слухам очень опасной, болезнью.

Он попросил мисс Фруди регулярно просматривать все газеты и немедленно докладывать ему все, что будет печататься по этому поводу.

Последние дни было заметно, что шеф очень расстроен.

Мисс Фруди с добросовестным усердием просматривала каждое утро толстую кипу скучных газет и тоже расстраивалась, что ничем не может утешить своего шефа.

И вот, наконец-то, сегодня "Новости" поместили статью, перепечатанную из советской газеты "Медицинский работник". В статье было сказано, что русские ученые нашли способ лечения неизвестной болезни и сумели вылечить всех заболевших. Мало того, в заключение советские медики предлагали обращаться к ним за помощью, если где-либо появится подобная болезнь, и гарантировали полное излечение.

Подумать только, какие молодцы оказались эти русские!

Мисс Фруди аккуратно очертила статью красным карандашом и, услышав в вестибюле шаги шефа, прямо с газетой в руках, улыбающаяся, побежала ему навстречу.

Сейчас она обрадует господина Эксона!

Опустошенный, с окаменевшим лицом сидел профессор Морге в номере гостиницы. Перед ним на столе лежала газета,- еще не прочитав статьи, по одному ее заголовку он понял: то, чего боялся, совершилось.

Несколько лет тому назад, когда он впервые услышал о работах профессора Русакова, он инстинктом ученого почувствовал угрозу своему непобедимому вирусу.

И это предчувствие оправдалось. Препарат Русакова не излечивал от "голубой болезни". Но он задерживал ее стремительное и гибельное развитие. Это позволило русским ученым- произвести рекордную по своей быстроте и и гениальную по своему выполнению операцию на коре головного мозга. Они искали очаг болезни, и они его нашли. "...Самоотверженный поступок пограничника Гусарова позволил..." С усталым безразличием профессор дочитал.статью.

Какой-то пограничник Гусаров заставил его, профессора Морге, потерять все!

Профессор безвольно выпустил из пальцев газету, и она бесшумно опустилась на пол.

По странной иронии судьбы он жил сейчас в том же номере гостиницы, в котором жил первые дни после бегства из Берлина. Он сидел в том же кресле, в котором сидел тогда, и, как Гамлет на череп, смотрел на стеклянную ампулу. Жить или не жить. Профессор Морге горько усмехнулся и сунул пальцы в жилетный карман.

Вот она!

И он положил на стол перед собой крохотный стеклянный цилиндрик.