Обрученная с Розой - Симона Вилар

– Бен, старина, – тихо произнес он. – Как же так?..

Он медленно перекрестился. Потом подошел к Оливеру и положил руку ему на плечо.

– Мужайся, мой мальчик. Будь тверд. А теперь идем. Ибо, что бы ни случилось, мы не должны забывать о своем долге.

14

Дорога

Кони всхрапывали от долгой скачки и задыхались. Моросил мелкий, как мука, дождь. Отряд Майсгрейва вот уже много часов быстрой рысью двигался на юг. Копыта лошадей выбивали глухую дробь по плитам старой римской дороги.

В то утро, сразу после пожара, едва они вернулись на постоялый двор, Майсгрейв велел спешно собираться в дорогу. Это вызвало удивление. Люди еле держались на ногах, кое-кто был обожжен, одежда у всех была грязная и пропиталась сажей и гарью. Большой Том заметно прихрамывал, у Гарри багровели щека и скула, а Шепелявый Джек нянчил свои покрытые волдырями ладони.

Обычно приказания Майсгрейва были равносильны закону. И хотя в пути допускались мелкие вольности и поблажки, рыцарь никогда не позволял перечить ему. Однако на этот раз, хоть возражений и не последовало, никто не двинулся с места. Все угрюмо молчали. Тогда Майсгрейв завернул рукав и показал рубленую рану от меча чуть выше локтя, на которую он лишь недавно положил немного корпии.

– На меня напали во время пожара. И спасся я лишь по чистой случайности. Один из нападавших, судя по всему, тот человек, который следует за нами со своими людьми от самого Йорка. Ежели мы выедем прямо сейчас, пока еще никто не опомнился, мы сумеем оторваться от них. Тогда и передохнем.

И вот уже много часов подряд они гнали коней, лишь порой переходя на рысь, чтобы дать им отдышаться. Майсгрейв казался железным – он словно не чувствовал тяжести доспехов, не был голоден и утомлен до предела, не ощущал боли от кровоточащей раны.

Анна ехала бок о бок с Оливером. Как-то само собой вышло, что она взялась опекать его. Во время сборов помогла затянуть кольчугу, во дворе подвела лошадь. И теперь они все время держались рядом. Анна покосилась на юношу. На нем поблескивал шлем отца. Налобник был опущен и скрывал верхнюю часть лица. Щеки Оливера были мокрыми, и Анна не могла понять, то ли это дождевая влага, то ли слезы.

Девушка вздохнула и поежилась. Холодный дождь сыпал не переставая. Сегодня утром, пока Гарри седлал ее коня, она сбросила вчерашний, насквозь пропаленный камзол и надела этот, из черной кожи, туго перетянув его в талии широким поясом. На плечи девушка накинула широкий войлочный плащ.

Поднялся сильный ветер, немного разогнавший тучи. Дождь поутих. Отряд ехал по вершине пологого холма. Внизу расстилалась волнистая, простиравшаяся до самого горизонта равнина, вся в буковых рощах и крутых пригорках, между которыми лежали полоски полей.

Анна вновь пришпорила лошадь, которая и без того была в мыле. Какая-то тяжесть давила ей душу.

«Мы едем четвертый день, а смерть словно крадется по нашим следам, утаскивая то одного, то другого. Чей черед завтра, а может, уже и сегодня?»

Анна чувствовала, что гибель любого из этих людей причинит ей боль. Она знала их всего несколько дней, но эта изнурительная дорога и пережитые вместе опасности сблизили их, они стали ей понятными. Пожалуй, даже более понятными, чем подруги по монастырю, о которых она почти не вспоминала с тех пор, как покинула тихое аббатство и пустилась в этот головокружительный путь.

Девушка снова окинула взглядом окружавших ее ратников, и сердце ее сжалось от дурного предчувствия.

«Кто из них?» – невольно задавала она себе один и тот же страшный вопрос.

Она видела Оливера, затем перевела взгляд на скачущего впереди Майсгрейва. Полы его широкого плаща развевались, как бурое знамя. А вот и Патрик Лейден. Его панцирь сверкал даже при свете хмурого дня. Патрик был опрятен и, как заметила Анна, не упускал возможности начистить до блеска свои доспехи. Все его снаряжение – от носков высоких сапог из красной испанской кожи до отполированного шлема – отличалось каким-то щегольским изяществом.

Ехавшие следом братья Баттсы рядом с ним казались едва ли не замарашками. Их чешуйчатые панцири потемнели от смазки, почти одинаковые стальные каски были надеты поверх старых кольчужных наплечников. И лошади у них были одной и той же темно-гнедой масти с длинными, почти до земли, черными хвостами. Со спины братьев можно было бы перепутать, если бы Фрэнк не выглядел гораздо массивнее Гарри.

За ними на коренастом кауром жеребце трясся Большой Том, рядом с ним – довольно комичная фигура, Том Малый, болтающийся в огромном, не по мерке, седле на высокой рыже-пегой кобыле. Анна знала, что Большой и Малый – побратимы, не раз попадали вместе в жуткие переделки, но, выручая друг друга, остались целы и невредимы. Они и свадьбу сыграли в один день, а их невесты были сестрами-близнецами.

Замыкал отряд Шепелявый Джек. Его горбоносый рыжий конь сдавал – хрипел и задыхался. Стальная каска с широкими полями затеняла худое, со впалыми щеками лицо воина. Верхние зубы Джека сильно выдавались вперед, так что верхняя губа нависала над нижней, как у зайца. Анне казалось, что от этого он и шепелявил.

Путники миновали покрытый нежной голубоватой зеленью ольшаник на вершине холма и стали спускаться. Кони шли тяжелой рысью. В долине среди лугов извивалась небольшая речка с дуплистыми ивами по берегам. За переправой дорога раздваивалась. Та, по которой они ехали, римская мощеная, уходила на юг, другая же, проселочная, огибая рощи и возвышенности, вела на запад.

У реки виднелась приземистая каменная башня с осыпавшейся кладкой. Подъемный мост висел высоко над водой. На шум из башни вышел, на ходу нахлобучивая каску, мостовой стражник. По-видимому, его оторвали от трапезы, и он, что-то дожевывая, стал опускать бревенчатый пролет, однако Майсгрейв остановил его.

– Погоди, добрый человек. Скажи, куда ведет этот путь? – и он указал рукой в железной перчатке на римскую дорогу.

– В Кембридж, сэр. Это прямая кембриджская дорога.

Филип кивнул.

– А другая?

– Эта на Лестер.

Филип снова кивнул и, показывая на белеющие за рощей на холме высокие стены, спросил:

– А это что за строение?

– О, это богатый цистерцианский монастырь. Он-то и взимает пошлину за проезд по этому мосту.

Филип на мгновение задумался, а затем, достав из кошеля деньги, вложил в ладонь стражника несколько золотых монет. Тот обомлел от неожиданной щедрости, а рыцарь сказал:

– Это для того, чтобы ты направлял любого, кто будет расспрашивать о нас, по кембриджской дороге. Кто бы ни спросил, скажешь, что мы во весь опор устремились на юг. А мы пока погостим в монастыре. Если сделаешь, как я приказал, то вечером получишь еще столько же.