Под белым орлом - Грегор Самаров

которое совершенно закутывало его и внушало пренебрежение дворцовым слугам, которые, вероятно, находили неслыханным, чтобы кто-нибудь мог присутствовать на приёме императрицы в таком будничном одеянии; но так как оба незнакомца принадлежали к австрийской свите, то никто не осмеливался сделать им замечание; этих людей старались только по возможности оттеснить назад, чтобы замять подобное нарушение этикета.

Граф Феликс Потоцкий въехал во двор и, проворно спрыгнув с лошади, стал возле князя Безбородко и графа Строганова, чтобы рядом с ними принять императрицу в её временной резиденции. Весело и непринуждённо разговаривал он с обоими русскими вельможами, но при этом от времени до времени пристально и тревожно озирался кругом, точно отыскивая что-то. Наконец его зоркий взгляд различил между поставленной в стороне прислугой графа Фалькенштейна и мимолётная улыбка скользнула по его губам.

Всё ближе раздавались клики, которыми приветствовали императрицу на улицах города. Наконец караульные конногвардейцы у ворот опустили свои палаши.

Экипаж императрицы въехал во двор и остановился пред крыльцом. Все головы обнажились и склонились к земле. Князь Безбородко спустился по немногим ступеням лестницы, чтобы приблизиться к экипажу государыни и отворить дверцу. Но в эту минуту граф Фалькенштейн проворно отстранил окружавших его людей и поспешил к крыльцу.

Его хотели удержать, однако он сбросил своё пальто и под ним увидали простой тёмный костюм с голубою андреевской лентой и звездою.

Все растерянно попятились назад, увидав на груди незнакомца знаки высшего русского ордена. Ему дали дорогу, и прежде чем подоспел Безбородко, он отворил дверцу экипажа и подставил государыне локоть.

Екатерина Алексеевна взглянула на него, оцепенев от изумления. Безбородко стоял, как онемевший.

Между тем загадочный для всего двора незнакомец произнёс среди глубокой тишины:

— Позвольте, ваше величество, графу Фалькенштейну первому приветствовать свою высокую приятельницу в её дворце, где ему суждено счастье лично познакомиться с великой повелительницей русского государства.

Ещё одно мгновение оставалась Екатерина Алексеевна неподвижной от безграничного изумления, пока Иосиф подносил её руку к своим губам; но потом её лицо просияло счастливой радостью. Она проворно поднялась, вышла из экипажа, опираясь на руку императора, и сказала:

— Вы, ваше величество, умеете быть первым; вас невозможно опередить, и почти кажется, что я в моём собственном государстве являюсь вашей гостьей. Но когда же вы прибыли? Надеюсь, всё было готово к вашему приёму?

— Граф фон Фалькенштейн, — улыбаясь, ответил Иосиф, — прибыл только сию минуту, а его представитель отлично выспался сегодня ночью в мансардах этого замка.

— Боже мой, ваше величество, — в испуге воскликнула государыня, — как это возможно! Я неутешна; какой промах! Как это могло случиться, князь Александр Андреевич? — спросила она Безбородко с таким взглядом, пред которым тот потупился, весь дрожа, и пробормотал:

— Никто не знал, что его величество император здесь!

— И было бы почти невежливо заметить моё присутствие! — поспешно вмешался Иосиф. — У меня было пламенное желание сделать сюрприз моему августейшему другу, а это удовольствие было бы мне испорчено, если бы меня узнали.

Безбородко бросил императору благодарный взгляд.

Екатерина Алексеевна улыбнулась, после чего взяла своего августейшего гостя под руку, чтобы вместе с ним подняться на лестницу и проводить его в приготовленное ему помещение.

Граф Кобенцль раскланялся с Безбородко и Строгановым и последовал с ними за обоими монархами, в лице которых здесь, в отдалённом городе на Днепре, соединялось господство над восточной Европой от Ледовитого моря и азиатских степей до Адриатического моря и Альп.

X

Императрица Екатерина Алексеевна провела своего царственного гостя по различным комнатам назначенного ему помещения.

— Надеюсь, что вы, ваше величество, будете чувствовать себя здесь, как дома, — сказала она, входя в кабинет. — С этой целью я старалась пробудить воспоминание о месте ваших умственных трудов в Вене здесь, под моею кровлей.

— Ваше любезное внимание, ваше величество, — ответил Иосиф, целуя руку императрицы, — глубоко тронуло меня; я должен вам сознаться, что секретарь графа Фалькенштейна уже видел эти комнаты вчера вечером и сообщил мне о том; кроме того я в высшей степени благодарен вам, ваше величество, что вы дали здесь место своему портрету, хотя мне нет надобности в этом внешнем напоминании, чтобы обращать мои мысли к высокой повелительнице, которой принадлежит всё моё восхищение. Прошу у вас, ваше величество, позволения взять с собою этот дорогой сувенир; я желал бы дать ему в своём кабинете то же место, которое занимает он здесь; там ваш портрет будет иметь для меня более высокую ценность, чем тут, так как у себя я не буду иметь счастья видеть вас, ваше величество, собственными глазами.

— И я, со своей стороны, прошу вас, ваше императорское величество, — сказала Екатерина Алексеевна, — соблаговолите прислать мне свой портрет, чтобы он мог занять место в моём кабинете в Эрмитаже рядом с портретом вашей августейшей родительницы, которой принадлежит всё моё восхищение и которой я почти готова завидовать, потому что ей удалось победоносно придавить стопою несчастье, грозившее со всех сторон при её восшествии на престол.

— Моя августейшая мать, — вздыхая, заметил Иосиф, — в настоящее время больна, так больна, — прибавил он тихим голосом, — что прошлой зимою мы уже боялись за её жизнь.

— С сильнейшей горестью услыхала я о болезни императрицы, — ответила Екатерина Алексеевна. — Мой посланник в Вене знает моё глубокое почтение к ней и ежедневно уведомляет меня о состоянии её здоровья. На закат своей жизни она имеет чудное утешение в своих страданиях: она видит возле себя сына, который силён и научился нести тяжёлое бремя правления; поэтому ей не нужно заботиться о будущем своего государства, — о будущем, которому дай Бог отодвинуться ещё подальше. А теперь я прошу вашего позволения, — продолжала государыня после краткого молчания, — представить вам свою свиту.

Иосиф подставил императрице локоть и повёл её обратно в первый приёмный зал, где тем временем собрался весь двор.

С чрезвычайной учтивостью, но и со всем гордым величием потомка длинного ряда предков, которые в течение многих столетий носили главнейшую корону христианского мира, принимал Иосиф представление русских сановников; он умел сказать каждому что-нибудь любезное и каждый раз в его словах заключалось изъявление лестной признательности и восхищения, относившихся к императрице. Графа Феликса он приветствовал как знакомого, бывавшего при венском дворе, однако ни единым взглядом, ни единым словом, ни малейшей миной не дал понять, что граф стоит к нему ближе остальных или