Тайная война против Советской России - Майкл Сейерс

Троцкий ставил вопрос так: приход к власти фашизма в Германии коренным образом меняет всю обстановку. Он означает войну в ближайшей перспективе, войну неизбежную, тем более что одновременно обостряется положение на Дальнем Востоке. Троцкий не сомневается, что эта война приведет к поражению Советского Союза. Это поражение, писал он, создаст реальную обстановку для прихода к власти блока… Троцкий указал в этом письме, что он установил контакт с неким дальневосточным и неким средне-европейским государствами и что официозным кругам этих государств он открыто сказал, что блок стоит на почве сделки с ними и готов на значительные уступки и экономического, и территориального характера.

В этом же письме Троцкий извещал Радека, что в ближайшем будущем с русскими троцкистами, работающими на дипломатических постах, войдут в соприкосновение некоторые иностранные представители и что в этом случае дипломаты-троцкисты должны будут подтвердить свою лояльность по отношению к Троцкому и заверить иностранных представителей, что они всецело его поддерживают…

Через некоторое время в кабинет Радека в редакции «Известий» вбежал заместитель народного комиссара иностранных дел по восточным вопросам троцкист Григорий Сокольников. Захлопнув за собой дверь, он возбужденно сказал:

— Представьте себе, веду в НКИД официальные переговоры. Разговор кончается. Переводчик и секретарь вышли. Японский посланник очутился передо мной и поставил вопрос: знаю ли я о предложениях, которые Троцкий сделал его правительству?

Сокольников был крайне смущен этим происшествием. Он спросил Радека:

— Как это представляет себе Троцкий? Как могу я, заместитель народного комиссара, вести такие переговоры? Это абсолютно невозможная ситуация.

Радек пытался успокоить своего взволнованного друга. «Не волнуйтесь, — сказал он. — Троцкий, очевидно, не представляет себе настоящего положения вещей». Радек уверял Сокольникова, что такие случаи больше не повторятся. Он уже написал Троцкому, что для русских троцкистов невозможно вести переговоры с немецкими и японскими агентами «на глазах у ОГПУ». Русским троцкистам, — сказал Радек, — придется «пойти на завизирование мандата» Троцкого на переговоры при условии, что он будет подробно информировать их о ходе этих переговоров…

Вскоре после этого к Радеку на одном дипломатическом приеме в Москве подсел немецкий дипломат и начал разговор:

— Наши руководители знают, что господин Троцкий стремится к сближению с Германией. Наш вождь спрашивает, что означает эта мысль господина Троцкого? Может быть, это мысль эмигранта, когда ему не спится? Кто стоит за этими мыслями?

Описывая чувство, которое вызвало у него это неожиданное обращение, Радек впоследствии говорил:

Разумеется, его беседа со мной продолжалась не больше двух минут; обстановка дипломатического приема не подходит для разглагольствований. Надо было буквально в одну секунду принять решение и дать ответ. Я сказал ему, что реальные политики в СССР понимают значение германо-советского сближения и готовы пойти на уступки, необходимые для такого сближения.

В ночь на 30 нюня 1934 г. террор нацистов обрушился на их собственные кадры в Германии: Гитлер ликвидировал оппозиционные элементы в своем движении. За одни сутки в Мюнхене и Берлине гитлеровскими убийцами были расстреляны капитан Эрнст Рем, начальник штаба штурмовых отрядов; Эдмунд Гейнес, обергруппенфюрер Восточной Германии; Карл Эрнст, главный начальник берлинских штурмовиков, и десятки их друзей и сторонников. Все нацистское движение было охвачено крайней тревогой и страхом.

Троцкий немедленно же направил в Берлин для встречи с троцкистским «связистом» Сергеем Бессоновым одного из самых своих доверенных «секретарей», международного шпиона по имени Карл Рейх, он же Иогансон. Бессонов был вызван в Париж для представления Троцкому подробного отчета о положении в Германии.

У Бессонова не было возможности отправиться в Париж немедленно, но в конце июля ему удалось выехать из Берлина. Встретившись с Троцким в одном из парижских отелей и описав ему обстановку в Германии, он в тот же вечер вернулся в Берлин. При встрече с Бессоновым Троцкий был в состоянии сильного нервного возбуждения. События в Германии, устранение «радикальных» нацистов во главе с Ремом могло нарушить его — Троцкого — планы. Бессонов заверил Троцкого, что Гитлер, Гиммлер, Гесс, Розенберг, Геринг и Геббельс по-прежнему хозяева положения.

— Они еще придут к нам, — воскликнул Троцкий. Он сообщил Бессонову, что по приезде в Берлин ему придется выполнить в ближайшем будущем важное поручение.

«Он говорил, что нам в этом вопросе стесняться нечего, что нам может быть обеспечена действительно серьезная, настоящая помощь со стороны Гесса и Розенберга. Мы не должны, — говорил он, — останавливаться перед тем, чтобы пойти на широкие территориальные уступки… Мы пойдем на уступку Украины, — говорил Троцкий, — учтите это в своей работе и в своих разговорах с немцами, и я напишу об этом еще и Пятакову, и Крестинскому».

Между тем паутина измены уже оплела различные звенья советского дипломатического корпуса. Послы, секретари, атташе и младшие консульские агенты были вовлечены в сеть заговора не только в Европе, но и на Дальнем Востоке…

В заговоре принимал участие и советский посол в Японии. Фамилия его была Юренев. Он был тайным троцкистом с 1926 г. По указанию Троцкого он установил связь с японской разведкой. В установлении этого контакта с Японией Юреневу помогал старый друг Троцкого Христиан Раковский, бывший посол в Англии и Франции. К этому времени Раковский уже не занимал важных постов в советском ведомстве иностранных дел. Он работал в различных комиссиях по общественному здравоохранению. Но все же среди участников подпольного заговора он оставался крупной фигурой.

В сентябре 1934 г. Раковский в составе советской делегации выехал в Японию на международную конференцию обществ Красного Креста, которая должна была состояться в Токио в октябре. Перед отъездом в Японию Раковский получил из Наркомтяжпрома конверт на свое имя. Конверт был от Пятакова и содержал письмо, которое Раковский должен был передать послу Юреневу в Токио. Предлогом к написанию письма была обычная просьба о присылке обычной экономической информации. Но на оборотной стороне письма были приписаны симпатическими чернилами адресованные Юреневу строки, извещавшие, что Раковский должен быть использован для переговоров с японцами.

Через день после приезда Раковского в Токио с ним установил контакт один из японских агентов. Эта встреча произошла в коридоре здания японского Красного Креста в Токио. Раковскому было сказано, что цели русского троцкистского движения «вполне совпадают» с целями японского правительства. Японский агент добавил, что для японского правительства чрезвычайно важно знать оценку Раковским «внутреннего политического положения Союза». В тот же вечер Раковский рассказал Юреневу о своем разговоре с японским агентом.

— Я сказал Юреневу, что тут речь идет о привлечении меня в качестве шпиона, информатора японского правительства, — рассказал он на процессе.

— Нечего колебаться, — отвечал посол-троцкист, — жребий брошен.

Несколько дней спустя Раковский ужинал с одним из высокопоставленных представителей японской разведки. Японский офицер начал беседу напрямик:

— Нам известно, что вы являетесь ближайшим другом и единомышленником господина Троцкого. Я должен вас попросить, чтобы вы ему написали, что наше правительство недовольно его статьями по китайскому вопросу, а также поведением китайских троцкистов. Мы вправе ожидать от господина Троцкого иной линии поведения. Господин Троцкий сам должен понимать, что является необходимым для нашего правительства. Входить в подробности не нужно, но ясно, что вызвать инцидент в Китае явилось бы желательным поводом для того, чтобы можно было вмешаться в китайские дела.

Затем японский офицер изложил Раковскому, какого рода секретную информацию японское правительство хотело бы получить от русских троцкистов: данные о состоянии колхозов, железных дорог, шахт и промышленных предприятий, главным образом в восточных районах СССР. Раковскому сообщили различные коды и шпионские клички для пользования при передаче информации. Было договорено, что доктор Найда, секретарь делегации Красного Креста, явится связным между Раковским и японской разведкой.

Перед отъездом из Токио у Раковского происходила прощальная беседа с Юреневым. Посол-троцкист был в подавленном состоянии. С мрачным видом он сказал:

— Мы очутились в таком переплете, что иногда не знаешь, как себя вести. Боишься, как бы, удовлетворив одного из наших контрагентов, не обидеть другого. Вот теперь, например, возникает антагонизм между Англией и Японией в китайском вопросе, а нам приходится иметь связь и с английской и с японской разведкой… Мне приходится вот в этом всем ориентироваться…