Время войны - Антон Антонов

Но генерал Бубнау был неумолим. Гробницу надо отбить. Он рассчитывал, что когда начнется атака от парка, враг оттянет свои силы туда, и тогда можно будет бросить резерв в наступление через площадь. Но враг не стал ничего никуда оттягивать. Двух центурий — тяжелой и простой — вполне хватило, чтобы подавить атаку, а все остальные машины остались на месте — кольцом вокруг площади и трех главных зданий.

Но Бубнау все равно бросил своих людей в атаку через площадь.

Добрались они только до «памятника очередному вождю». Вернее, до постамента, на котором сейчас не было никакого вождя.

Группа счастливцев сумела укрыться за постаментом. А кто-то добежал даже до стен Окружкома и Серого Дома.

В обоих домах как раз с этой стороны на первом этаже были выбиты стекла и выломаны решетки. Здесь проникали в здания спецназовцы легиона, и теперь прорехи пригодились целинцам.

Но поскольку по этой стороне оба здания тоже прикрывали боевые машины, которые целинцам нечем было подавить, до стен добежали считанные единицы, а внутрь прорвалось еще меньше. В Серый Дом — человека четыре.

Вслед им маневренный танк послал сквозь окно 100-миллиметровый снаряд. Компьютер показывал, что легионеров в этом крыле здания нет. А насчет целинцев после взрыва снаряда ничего нельзя было сказать определенно.

На всякий случай группе старлея Данилова передали, что несколько целинцев проникли в здание. Но до команды сержанта Иванова это сообщение не дошло.

25

— Сколько, говоришь, у тебя пленных? — спросил по закрытой связи капитан Саблин, когда сержант Иванов отчитался о своих подвигах по спасению девиц от расстрела.

— Да можно сказать, вся тюрьма, — ответил Игорь. — Тут же нет никого, кроме зэков. Только мы и палач местный.

— Это радует. Допроси палача — пусть скажет, сколько всего народу в тюрьме. Надо наверх сообщить, а то с нас пленных требуют. А какие к черту пленные, когда мы в обороне сидим.

— А что, на нас уже кто-то нападает?

— А ты думал! У нас тут война, между прочим. Местные лезут из всех щелей.

— Военные?

— А черт их разберет. С автоматами.

— В сером или в хаки? — поинтересовался Иванов, который разбирался в целинском обмундировании лучше всех в центурии, да пожалуй и в отряде.

— Вроде в сером.

— Ага, понятно. Органы.

— Может, и Органы. Короче, тюрьма в твоем распоряжении. Делай что хочешь, но чтобы все досидели по камерам до отправки в тыл.

Где-то в тюремном блоке еще оставались недобитые целинские часовые, и хотя маловероятно было, что они вдруг вздумают выпустить заключенных, полностью такую возможность командир центурии, похоже, не исключал.

Но Игорь Иванов думал о другом.

Когда он выглянул из расстрельной камеры в предбанник, девушка по фамилии Питренка бросилась к нему со словами:

— Лицо мариман, пожалуйста, не убивайте меня!

Из дальнейших бессвязных выкриков Игорь понял, что она решила, будто, запретив подчиненным насиловать девушек, сержант обрек их на смерть. И теперь она буквально умоляла изнасиловать ее одну за всех, только бы остаться живой. Но со стороны казалось, будто она признается Иванову в сильной любви, и из всех землян только он один понял девушку правильно.

— Мы-то никого не убьем, — сказал он. — Но сюда рвутся ребята в сером. Органцы хотят отбить управление, и вы, надеюсь, понимаете, что это означает?

Его русскую речь девушки поняли не очень хорошо, и тогда Игорь пояснил:

— Вас расстреляют свои. Если они прорвутся сюда, то первое, что они сделают — это расстреляют вас. А потом и всех остальных.

— Отец! — произнесла Лана Казарина за его спиной. — У меня здесь отец. Он еще жив!

Она не знала этого наверняка, но очень хотела верить.

— Кто он? — спросил Игорь полуобернувшись.

— Он генерал. Тут много генералов и офицеров. Они вас ждали. Отец говорил, что мариманы и амурцы придут, и тогда органцам не поздоровится. Он вам поможет!

— Предательница! — прошипела девушка с плакатным лицом.

— Дура, — ответила ей не Лана, а Питренка, которая уже поверила, что ее не убьют и, может быть, даже не изнасилуют, но все еще боялась, что любое неосторожное слово может изменить расклад.

А Игорь Иванов медленно оглядел всех присутствующих и неожиданно скомандовал девушке с плакатным лицом:

— Раздевайся!

Она побледнела, потому что, увидев Лану, выходящую из расстрельной камеры нагишом, наконец поверила, что в Народной Целине смертниц раздевают перед казнью. А может, и по другой причине — ведь здесь много говорили об изнасиловании, да и вообще ей никогда прежде не приходилось раздеваться перед мужчинами. Но Иванов не стал ее томить и объяснил:

— У нас все просто. Тех, кто не хочет с нами сотрудничать, приказано отправлять в глубокий тыл. В наш глубокий тыл, куда не доберется ни ваша армия, ни ваши Органы. И скажу честно — я не знаю, что там делают с пленными. Но я точно знаю, что перед отправкой их приказано раздевать догола. Вам все понятно?

— Вы отправите нас в рабство? — попробовала уточнить девочка, которая развивала эту тему до появления легионеров.

— Это будет зависеть от вашего поведения. Сейчас мне нужна одежда для человека, который готов сотрудничать.

— Да ну, сержант! — пророкотал из расстрельной камеры Громозека. — Чего ты с ней валандаешься. Одежда тебе нужна? Счас снимем.

И он, протиснувшись в дверь и как бы ненароком задев нагую Лану Казарину, стал надвигаться на девушку с плакатным лицом.

— Не надо! — остановила его девушка. — Я сама.

И она рванула на груди свою белую юнармейскую блузку. Пуговицы посыпались на пол.

— Тебе что сказали! — рявкнул на нее Громозека. — Снять шмотки, а не порвать! Я тебя саму счас порву, как Тузик грелку!

А Лана, глядя на все это, засомневалась, намного ли мариманы лучше органцов.

Но ведь они спасли ей жизнь.

— Вы правда отправляете людей в рабство? — спросила она.

— Мы отправляем их в тыл, — мрачно ответил Игорь. — За дальнейшее я не отвечаю. Я, к сожалению, не генерал.

А Лана слишком много пережила и уже окончательно потеряла представление, что такое хорошо и что такое плохо. А в такой ситуации лучше всего заботиться о себе самом.

Чужаки спасли ей жизнь и хотели дать ей одежду. А ведь могли бы этого и не делать — Лана прекрасно понимала, насколько интереснее им смотреть на нее голую.

Правда, теперь у них появился другой объект. Девушка с плакатным лицом имела еще и ладное тренированное тело. И пока Лана одевалась, Громозека лапал это тело руками.

Остальные не вмешивались в надежде, что их пронесет.

К этому времени исполнитель приговоров Гарбенка вновь обрел способность двигаться, разговаривать и соображать, и Иванов спросил у него:

— Где сидит генерал Казарин?

— Не знаю, — пробормотал тот.

— Как узнать?

— Можно посмотреть по картотеке.

— Хорошо. Веди.

Громозека был недоволен, что его оторвали от девушки с плакатным лицом, но ему пришлось отправиться вместе с группой. С собой легионеры взяли Лану Казарину и Веру Питренку. А остальным Иванов на выходе бросил:

— Подумайте над тем, что я сказал. На войне как на войне, и с теми, кто не хочет сотрудничать, мы будем поступать, как с врагами.

Но, глядя на новую обнаженную, которая стояла у стены с гордо поднятой головой и сжатыми губами, он про себя подумал, что ему все больше нравится эта несгибаемая девушка с плакатным лицом.

26

Грузовики 66-й фаланги, которые целинцы считали бронетранспортерами, как раз расстреляли весь наличный боезапас к тому времени, когда закованный в наручники майор Никалаю поднял свой полк в новую атаку. Это и предопределило исход прорыва.

Хотя легионеры продолжали стрелять по наступающим из автоматов, силы были слишком неравны.

Подошедшая с перешейка тяжелая центурия была чересчур увлечена истреблением целинской бронетехники и упустила прорыв.

Игар Иваноу был в первых рядах атакующих и, сжимая в скованных руках подобранный с земли пистолет, палил куда-то в пространство, пока не кончились патроны. Засевший за полуразрушенным южным монументом легионер находился в лучшем положении. Его штурмовая винтовка «джекпот» была заряжена пулеметной лентой, а стрелял он на удивление метко и заставил целинцев залечь.

Легионера забросали гранатами, а свои его чуть не бросили, но он все-таки выжил и сумел догнать грузовики, которые поспешно отходили. Бойцы в дымчато-серой с голубыми разводами форме 66-й фаланги, как на чапаевской тачанке, отстреливались автоматными очередями из кормовых дверей и в горячке засадили своему героическому соратнику пулями в бронежилет. Но даже это его не остановило.

Первое, что он сделал, забравшись в грузовик — это заехал в морду бойцу, который чуть его не подстрелил. Заехал, правда, не снимая шлема, так что боец не очень пострадал и даже не обиделся, поскольку герой был совершенно прав.