Скандальное пари - Сюзанна Энок

— Не делайте этого, — шепнул он.

— Не делать чего?

— Не закрывайте глаза. А то я их поцелую.

Ее ресницы тут же взлетели вверх.

— Не смейте!

Он уверенно повел ее в танце.

— Попробую сдержаться, но вы, однако, должны знать, что…

— Пожалуйста, ведь вы пригласили меня танцевать не для того, чтобы говорить, как вам хочется прикасаться ко мне и целовать.

Уголки его губ чуть дрогнули.

— Мы уже установили, что вы испытываете ко мне вожделение, поэтому я приберегу эту часть диалога до того времени, когда мы будем одни.

От одного упоминания о том, что они могут остаться наедине, у Эммы чуть было не подогнулись колени.

— Вы что-нибудь рассказывали леди Сильвии? — Надо было срочно менять тему разговора. — О том, что… произошло?

— Вы имеете в виду тот вечер, когда я прокрался в академию и занимался любовью с директрисой?

— Грей, пожалуйста, — взмолилась Эмма.

Он слегка нахмурился:

— Нет, ни словом не обмолвился, даже и не собирался бы. Почему вы так решили?

— Она смотрит на меня как-то странно.

— Вы не из Лондона. Все, кто не имеет дома в Лондоне, кажутся ей странными.

— Нет, она смотрит как-то не так.

Во взгляде Грейдона появилось уже знакомое ей выражение любопытства и досады.

— Тогда что это был за взгляд? Или мы играем в шарады и я должен догадываться?

— Вы тоже заметили, иначе не осадили бы ее, когда она приставала ко мне с расспросами.

— А если мне самому нравится задавать вам вопросы?

— Я пытаюсь не делать поспешных выводов. Просто мне показалось, что она… кое-что знает. О нас. И это ей не нравится.

— Может быть, вы и правы, — сказал он более серьезным тоном. — Я это выясню.

Эмма так крепко стиснула его плечо, что ногти буквально вонзились в железные мускулы.

— Нет, прошу вас!

Несколько минут они вальсировали молча.

— Вот что, Эмма, — наконец сказал он, пристально глядя на нее. — Я буду осторожен, если вы мне кое-что расскажете.

У Эммы екнуло сердце. Хотя она всячески пыталась скрыть свои чувства, но на самом деле надеялась, что это «кое-что» относится к его желанию снова быть с ней. Она жаждала взять еще несколько уроков у Грейдона Брэкенриджа — столько, сколько раз им удастся быть вместе за те две недели, что он еще проведет в Гемпшире. Но она ни за что не даст ему понять, как тоскует по нему, потому что знала, что нравится ему сильной и независимой. Она и себе нравилась именно такой.

— Что я должна рассказать вам? — осторожно спросила Эмма.

— Вы упомянули, что встречали таких людей и раньше. — Он кивнул в сторону гостей. — Но ведь не в академии? А где?

— В Лондоне. — Он видел, что она занервничала.

— А когда вы были в Лондоне? Я вас там не помню.

Если бы их пути пересеклись, его она уж точно запомнила бы.

— Лондон — большой город, ваша светлость. И я сомневаюсь, что вы меня заметили бы.

— Уж поверьте, заметил бы.

Эмма вдруг осознала, что слишком тесно прижимается к нему, и ей стало трудно дышать. К счастью, в вальсе это допускается и никто на них не обратил внимания.

— Это случилось очень давно. Мне было всего двенадцать лет.

Лицо Грея помрачнело.

— Что это был за негодяй, который не пощадил двенадцатилетнюю девочку?

В его тоне появились угрожающие нотки.

— С этим все равно ничего нельзя было поделать.

— Мне так не кажется.

— Правда? И что бы вы сделали, ваша светлость?

— Я бы убил его.

Что-то в его тихом голосе подсказало ей, что он отнюдь не шутит. Не хотела бы она столкнуться с ним лицом к лицу, окажись он по-настоящему разъярен.

— Он умер шесть лет назад. Так что спасибо за предложение, но…

— Кто это был?

— Это не важ…

— Кто это был? — повторил он еще тише.

— Мой дядя — двоюродный, на самом деле, — и все было не совсем так, как вы, очевидно, полагаете.

— Так расскажите.

— Хорошо, если это заставит вас прекратить расспросы. Он был кузеном моей матери. Когда умер мой отец, нам некуда было идти, и дядя согласился принять нас. К тому времени мать уже была очень больна и через два месяца скончалась. Пока она была жива, дядя был добр и заботлив. Не переставал обещать, что постарается устроить мне блестящий дебют в обществе и обеспечить достаточным приданым, чтобы я могла сделать хорошую партию.

— И все это было ложью.

— Да. Через несколько дней после смерти матери я пошла погулять в сопровождении служанки. Когда я вернулась, дядя стоял на пороге с сумкой, набитой моей одеждой. Он заявил, что не собирается быть благодетелем такой тощей девчонки, как я, поскольку я слишком молода, чтобы предложить ему что-нибудь взамен. Он велел служанке зайти в дом, бросил мне сумку и захлопнул дверь. — Эмма на секунду закрыла глаза. — До того момента я не понимала, что люди могут так бессовестно лгать. Глупо, не правда ли? Но мне это и в голову не приходило.

— Что же было дальше?

— Не прошло и недели, как констебль арестовал меня за попрошайничество и бродяжничество, и я попала в работный дом[14]. Сестра моего отца, тетя Патриция, стала меня разыскивать и нашла только через полгода. До сих пор удивляюсь, как ей это удалось. Она, видимо, потратила немало денег, чтобы, подкупив слуг, разузнать что-нибудь обо мне.

— Как его звали?

— Граф Росс. — От одного упоминания этого имени Эмма почувствовала во рту горечь, а руки ее сами сжались в кулаки.

— Росс. Я знал его, но не очень хорошо. Если это вас хоть сколько-нибудь утешит — ходили слухи, что он умер от сифилиса.

— Я тоже об этом слышала. Не удивлюсь, если слух был верным.

— Работный дом, — прошептал Грей. Глаза его снова сверкнули гневом. — Не могу себе даже представить…

— Благодарите Бога за это.

— Вы поэтому так озабочены судьбой Элизабет? Не хотите, чтобы она оказалась там же?

— Меня волнует не только судьба Лиззи, хотя, должна признаться, к ней у меня особое отношение. Я хочу научить своих девочек быть самостоятельными, дабы они не зависели от чьей-либо недоброй воли или, наоборот, расположения и могли вести достойную жизнь.

Вальс закончился. Грей хотел бы продолжить беседу, но, пожалуй, она рассказала ему более чем достаточно.

Стоя рядом с Уиклиффом, Эмма подумала, что, как бы в данный момент он ей ни сочувствовал и как бы ни билось ее сердце в его присутствии, таких черт характера, как высокомерие и заносчивость, у него не отнимешь. И если когда-нибудь в общество просочится слух, что директриса Академии мисс Гренвилл провела полгода в работном доме, ей придется туда вернуться.

Эмма ужаснулась своим мыслям. Что с ней случилось? Она не имеет права подозревать Уиклиффа в непорядочности.