Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

было позаниматься со своими кружевницами. Девочки давно уже освоили то, что она показала, и заскучали. Пришлось уделить им намного больше времени, чтобы проверить, как с ними занимается Манон; показать новые движения в плетении и проверить, как у них получается. Время до обеда пролетело очень быстро. К ним присоединилась Зоэ и, осваивая рукоделие, они все разговорились. Катерина рассказала о поездке, потом слушала новости и узнала, почему пасынок не высыпается.

— Ева прибегает к нему, когда уже совсем темно и остаётся до утра, — насплетничали девочки и Зоэ, кивнула, подтверждая.

У Кати опустились руки. Леону шестнадцать, Еве ещё тринадцать; и пусть оба они выглядят старше, это ничего не меняет. Ну, разве что для Леона половая жизнь уместна, но не для племянницы Манон! Что делать, она не представляла! Безобразие творится в её доме, а не где-то там! Пасынок — не какой-то наёмник, чтобы своею волей отбирать у него игрушку, а Ева завязана на управляющей. В голове пульсировала только одно: как знала, что так получится!

За обедом, который устраивался только для хозяев и женщин, Катя пыталась подступиться к Леону насчёт Евы, но не смогла. Чувствовала, что он озлобится на неё, да и что она ему скажет? Ева маленькая? Но раз грудь появилась, то к девочке уже другое отношение. Упирать на то, что негоже принуждать служанок для… Тут она даже поморщилась, будучи лично знакома с Евой и нравами рыцарей. Мелькнула мысль, что девчонка сама выбрала свой путь, но стало гадко от самой себя. Что может выбрать ребёнок там, где ничего не понимает? Глаза завидующие, по незнанию жизни красота кажется ключиком к богатству, только дерзай! И не чует, в какое дерьмо лезет! А родители, небось, подталкивают: мол, давай, рвись в новую жизнь!

Катя ничего не сказала Леону, но Дидье попросила больше нагружать юношу, чтобы он крепче спал по ночам, на что тот понятливо усмехнулся.

«Господи, все всё уже знают! — ужаснулась она. — Наверное, выжидают, когда соплячка оступится».

— Скоро Рутгер увезёт нашего бойкого петушка, но я не понимаю вашего беспокойства.

— Дидье, она же ещё ребёнок!

— Хм, ваши кружевницы, да, согласен, малы ещё для этого дела, а золотоволосая соблазнительница уже поспела, — хмыкнул он, оглаживая бородку.

На кухне Ева старательно делала вид, что не замечает пристального взгляда сеньоры, а Катерина смотрела, как она неторопливо перебирает зелень, брезгливо отодвигая пальчиком те веточки, на которых оказались жучки, и Катя понимала, что здесь тоже уже все знают о её покровителе. А сама Ева отыгрывает «особенную избранную» так, как умеет.

Как же быстро появляется собственная, какая-то подпольная, жизнь в замке! Когда работало всего несколько женщин, то на подводные течения не хватало времени, жили сплочённо, а теперь все действуют с оглядкой.

Анэт нервничает, не знает, что делать с малолетней фавориткой другого малолетки. Манон возвысилась и остаётся прежней только для сеньоры. Понятно, что она формирует к себе уважительное отношение так как умеет, ведь она теперь уже настоящая управляющая, у которой в подчинении два десятка человек.

Катерина, в отличие от Манон, чувствовала себя растерянной. Она видела и понимала, что происходит, но не знала, как подправить то, что ей не нравится. Если бы у неё был опыт работы, если бы она чётко представляла, каким должен быть рабочий коллектив, то ей было бы легче. А так видеть зарождающееся уродство во взаимоотношениях и не знать, как всё поправить, было печально.

Поговорив с управляющей о делах, о людях, о том, как она устроила Добрана, Катя всё же затронула тему Евы:

— Манон, вы помните о нашем уговоре?

Она побледнела, точно так же, когда сеньора впервые озвучила условия проживания Евы в замке.

— Помню, — опустив глаза, выдавила она.

— Не хотите мне ничего сказать?

— Сеньора, клянусь, они только беседуют! Молодой хозяин не трогал Еву! — и непонятно было верит ли сама она в то, в чём так легко клянётся или считает сеньору наивной.

Катерина, чувствуя, что не может себя сдержать, развернулась и ушла. Стыдно цапаться с женщиной, жизнь которой полностью зависит от тебя. Казалось бы, это Власть, но получалось так, что ответственность за власть сильно ограничивала Катю.

«Чёрт бы вас всех побрал! Это какие-то оковы, а не власть!» — бурчала она.

— Мадам! К нам едет настоятельница монастыря! — вбежал мальчишка, что всегда крутится возле наёмников, выполняя разные поручения, и крича свою новость во всё горло.

Дидье поймал его за чубчик и прошипел, что оторвёт ему уши, если он ещё раз будет орать то, что предназначено только для хозяев.

— Но как же, ведь мать-настоятельница едет, — оправдывался мальчик, не понимая смысла поучения. Разве о таком надо шептать?

Катя оставила Дидье разбираться с будущим оруженосцем, а сама подумала о том, что из — за того, что все видели, что она получила весть о прибытии настоятельницы, она потеряла шанс скрыться в замке, подставляя для общения с духовным лицом только Леона.

Дав указание подготовить покои и угощение для гостьи, Катерина по-быстрому собрала информацию о настоятельнице. Предшественница нынешней аббатисы пришла в эти земли по велению сердца и божьей воле. Несколько лет жила отшельницей, а потом начала строительство монастыря.

— Сама? — недоумевала Катя, представляя себе изнурённую женщину, таскающую камни.

— Зачем же сама, она не из бедной семьи. За пятнадцать лет поставили замок, впрочем, стройка идёт до сих пор. Вот уже десять лет, как основательницы нет в живых, а мать Агата возглавляет сестёр и даёт приют всем нуждающимся женщинам.

— Хм, на что же они живут?

— В основном на пожертвования, но у них есть своя земля, которую сёстры сами обрабатывают.

— М-да, — нахмурилась Катя.

Она уже хорошо представляла, какой труд обрабатывать землю и знала, что получаемые урожаи несопоставимы с представлениями человека будущего, тем более в их местности. Но сочувствие развеялось, стоило только познакомиться с настоятельницей и попасть под пресс её давления по поводу пожертвований. Сразу вспомнилось, что стройка у этой дамы успешно продолжается и замок разросся в целый монастырский комплекс.

— Богу угодно женское милосердие, — лилась гладкая речь матери настоятельницы, — вы же не хотите вызвать на себя гнев Отца нашего? Я вижу, что здесь множатся грехи чревоугодия, гордыни, разврата.

Приглашённый к столу отец Жюль согласно кивал при перечислении грехов сеньоры, но и на саму настоятельницу смотрел недобро, видимо, одновременно подсчитывая её грехи.

Громкий хлопок по столу Катиной ладошки, прервал затянувшееся обличительное выступление. Она как дура постаралась угостить гостью, сидела со смирением, пытаясь копировать всех остальных, а вышло всё боком. На неё