Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова

Стараясь случайно не споткнуться о корень, я подобралась совсем близко и спряталась среди кустов. Цокольный этаж был достаточно высоким, потому через незашторенное окно я могла видеть только угол комнаты. Судя по шкафам на дальней стене, это была кухня. Я уж было решила, что в помещении никого нет, но тут в проеме окна возник Аркадий. В одной руке у него был стакан, другой он оперся о подоконник, чтоб не упасть, потому что даже на расстоянии можно было понять, что он сильно пьян. Охранник стоял лицом ко мне, и я отчетливо видела, как он с хмурой внимательностью всматривается сквозь стекло в сад. Вокруг стояла темень, и из ярко освещенной комнаты он вряд ли мог заметить меня, но мне стало не по себе. Что-то пробурчав, он уже собрался опрокинуть содержимое стакана себе в рот, но тут некто, невидимый мне, окликнул его. Окно было закрыто, и голосов я не услышала, но по тому, как Аркадий вдруг откинул голову назад и расхохотался, было понятно, что сказали ему нечто смешное. Все происходящее напоминало мне яркую картину, висящую на темной стене, где фоном служило освещенное окно, а окантовкой — оконный проем. Мужчина все еще продолжал хохотать, когда сбоку появились руки. Две тонкие женские руки, словно две гибкие змеи. Одна нежно погладила его по волосам и замерла на затылке, другая молниеносным движением всадила ему в шею нож. Дальше все произошло очень быстро. Руки разомкнулись и как бы втянулись назад, за пределы освещенного пространства. Аркадий покачнулся и рухнул. Свет в кухне погас, и дом погрузился в темноту.

В первое мгновение я не поверила глазам. Было ощущение, что все это мне просто привиделось. Потом до меня дошло, что я только что видела убийство и сейчас, буквально в следующую минуту, та, которая совершила его, может покинуть дом. Забыв о конспирации, я выскочила из кустов и прямо по клумбам рванула в сторону крыльца. К сожалению, входная дверь находилась на противоположной стороне дома, и мне пришлось огибать угол. Пока бежала, думала только о том, как бы догнать злодейку, но на крыльце и на ведущей к воротам дорожке никого не оказалось. В запале я взлетела по ступеням и с силой дернула за ручку. Дверь была крепко заперта. До того момента я пребывала в таком состоянии, что плохо соображала, к чему может привести моя попытка попасть внутрь. Но вдруг до меня дошло, что там, прямо за дверью, стоит вооруженный ножом убийца. Только что она хладнокровно зарезала человека и, если понадобится, так же хладнокровно зарежет меня. Причин безрассудно рваться вперед и добровольно насаживаться на нож, у меня не было, поэтому я развернулась и пошла прочь. Я как раз заворачивала за угол дома, когда зазвонил мой мобильный телефон.

— Слушаю, — отозвалась я, продолжая шагать вперед.

В трубке послышалось хриплое дыхание, потом срывающийся испуганный голос еле слышно прошептал:

— Анна! Это вы, Анна?

— Кто это? — спросила я, хотя в этом не было необходимости. Ответ я уже знала.

— Это я, Лиза, — прошелестел голос.

Я остановилась, ожидая, что последует дальше. Сначала в трубке стояла тишина, потом раздалось тихое хихиканье, и все тот же голос, превратившись из испуганного в ехидный, спросил:

— Анна, вы пришли меня спасать?

Говорить что-либо не имело смысла, и я промолчала. Не дожидаясь ответа, моя собеседница заговорила снова, на этот раз очень жестко:

— Правильно, не нужно меня спасать. У меня все в порядке. А вы в следующий раз не суйтесь на чужую территорию, хозяевам это может не понравиться, и вас жестоко накажут. И о камерах слежения тоже не забывайте.

Глава 20

О Софье Августовне я вспомнила только к вечеру. Ночные приключения не выходили из моей головы.

«Неважно идут твои дела, Анька, — думала я, вяло слоняясь из угла в угол. — И если б проблемы были только с расследованием, так черт бы с ними! Не первое оно в твоей жизни и, наверное, не последнее, но вот Гера…»

Мысли о Гере не покидали меня ни на минуту. Чем бы ни занималась, с кем бы ни разговаривала, настырные мысли точили меня, точили… Неприятные они были, мои мысли, и очень грустные. Вот и теперь и пыталась весь день найти себе занятие, но все валилось из рук, и ничего не хотелось. Идея навестить старушку возникла внезапно, и я только диву далась, как это он не пришла мне в голову раньше.

Через час я уже стояла перед входом в бывшую дворницкую и деликатно стучала в дверь. На мой стук никто не отозвался, и это меня озадачило. Софья Августовна обычно всегда была дома. Стукнув для очистки совести еще пару раз и снова не получив ответа, я без малейшего колебания забарабанила уже кулаком. Учиненный мной грохот мог бы поднять и мертвого, а из дворницкой между тем по-прежнему не доносилось ни звука. Озадаченная и здорово огорченная, я уж было собралась ретироваться ни с чем, но врожденная настырность заставила предпринять последнюю попытку. Ни на что особенно не надеясь, я налегла на створку, и она вдруг с тягучим скрипом приотворилась. Просунув голову в образовавшуюся щель, я громко позвала:

— Софья Августовна! Вы дома?

Ответа не последовало и в этот раз, но мне показалось, что из глубины квартиры донесся неясный шорох. Без долгих раздумий я с силой толкнула плечом тяжелую дверь, та поддалась, и я влетела в комнату. Пролетев по инерции пору метров, я притормозила и настороженно огляделась. С моего прошлого визита в квартирке ничего не изменилось. Здесь был все тот же идеальный порядок, и все вещи находились на своих местах, даже штора, загораживающая вход в соседнюю комнату, была тщательно задернута. Еще раз оглядевшись, я подошла к проему и откинула в сторону тяжелую ткань.

Пробитое в толстой стене оконце пропускало слишком мало света. В спальне царил унылый полумрак. Слабый язычок лампады перед иконой не в силах был рассеять копящиеся по углам тени.

Софья Августовна лежала на кровати. В неверном свете лампады было видно, что глаза ее закрыты, редкие седые волосы прилипли ко лбу, маленькое личико настолько бледно, что почти слилось с подушкой. Особенно меня испугали глубоко запавшие виски и заострившийся нос.

— Софья Августовна! — охнула я и одним прыжком очутилась у кровати.

Тяжелые веки медленно приподнялись, и на меня в упор глянули агатовые глаза

— Анна?

Голос Софьи Августовны звучал тихо, но говорила она отчетливо, и взгляд ее был вполне осмысленным. Выглядела старушка, конечно, неважно, но это было ничто по сравнению с тем, чего я боялась. Обрадованная, что она жива и узнала меня, я радостно затараторила:

— Ну да! Это я! Зашла вас проведать, стучусь, стучусь, а никто не отзывается. Я испугалась и… вошла. Кстати, вы знаете, что у вас дверь нараспашку?

Софья Августовна еле заметно кивнула:

— На всякий случай. Если вдруг умру во сне, соседям не придется трудиться и выламывать ее. Терпеть не могу доставлять хлопоты посторонним.

Пораженная, я не нашлась что сказать и лишь растерянно спросила:

— Не страшно?

Бесцветные губы растянулись в насмешливой улыбке:

— Я уже давно ничего не боюсь. Да и кому я нужна, старая?

— Могут бродяги ненароком забрести… ограбить.

— Брать у меня, сами знаете, нечего. А бродяги что? Бродяги тоже люди… Было время, когда мы с матерью не имели своего угла и не могли порой найти, где голову приклонить. Отовсюду нас гнали, и мы были счастливы, если удавалось переночевать на вокзале. Хоть и шумно, и грязно, и небезопасно, но тепло. Так что, Анна, я и сама немного бродяга…

И без того не слишком громкий голос звучал все тише, слова слетали с губ все медленнее… Казалось, каждая следующая фраза давалась ей все с большим трудом, и, когда она вдруг замолчала, я не на шутку перепугалась:

— Софья Августовна, вам плохо? Может, врача вызвать?

Она вновь взглянула на меня, и я явственно разглядела, как в агатовых глазах вдруг заплясали чертенята. Похоже было, что мое беспокойство ее сильно позабавило.

— Зачем, деточка?

— Но вы же едва говорите…

— Это все старость. Забудьте про врачей, от старости лекарства нет.

Голос Софьи Августовны упал до еле различимого шепота:

— Как, впрочем, и от одиночества.

— У вас совсем никого нет?

Софья Августовна отвела глаза в сторону и, глядя в стену, равнодушно промолвила:

— У меня есть Роза. Она, добрая душа, присматривает за мной, забегает иногда, помогает по хозяйству. Не часто, конечно, но ведь у нее своя семья, так что и на том спасибо.

— А родственники? — не отставала я.

— Раньше были, теперь нет. Одна я осталась.

В комнате повисла тишина. Выносить эту тягостную, разрывающую сердце тишину не было сил, и я предложила:

— А давайте пить чай.

Софья Августовна беспокойно шевельнулась, делая попытку привстать, но я ее остановила.

— Лежите, лежите! Сама все сделаю, мне не трудно.