Социализм с русским лицом - Александр Елисеев

Троцкий, очевидно, смирился с поражением «революционного антигерманизма». Он рассудил, что обострять внутриполитическую борьбу и раскачивать лодку Советской власти – себе дороже. С мая 1918 года он сосредоточился на создании регулярной и боеспособной Красной Армии, понимая, что лишь она одна способна спасти Советскую власть.

Но не таковы были «левые коммунисты» – Дзержинский, Бухарин и другие леваки, которые не прекратили внутрипартийные интриги даже перед лицом «белой грозы». Эта публика вступила на путь заговора против руководства. При этом она вошла в соглашение с левыми эсерами, которые так же, как и левые коммунисты, выступали за революционную войну с немцами. Речь идет о событиях 6 июля 1918 года, которые вошли в историю как «левоэсеровский мятеж». Он, как известно, начался с убийства левыми эсерами немецкого после Мирбаха.

Историки, стоящие, скажем так, на «антисоветских» позициях, давно уже заметили, что этот мятеж проходил при весьма странных обстоятельствах. Мятежники, ранее бывшие в союзе с большевиками, так и не предприняли никаких активных боевых действий.

Историк В. Шамбаров отмечает: «Полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно «бунтовал» в казармах. Все действия свелись к захвату небольшими группами здания ВЧК и телеграфа, откуда по всей стране разослали обращение, объявляющее левых эсеров правящей партией. Но никаких призывов свергать большевиков на местах или прийти на помощь восставшим – только лишь не принимать распоряжений за подписью Ленина и Троцкого».

Левые эсеры действительно призвали к восстанию, но – не против большевиков, а против «германского империализма». Этот призыв был разослан ими по разным регионам в телеграммах. Более того, в постановлении ЦК Партии левых социалистов-революционеров, в котором принято решение о терактах против «представителей германского империализма», можно прочитать выражение лояльности большевикам как таковым: «Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и ни в коем случае как борьбу против большевиков».

Так что же, никакого мятежа не было? Собственно говоря, «антисоветские» историки так и рассуждают. По их словам выходит, что «мятеж» был провокацией большевиков, которые хотели найти повод для установления однопартийной системы. Между тем такие выводы неверны. Они, по сути дела, игнорируют несомненный факт того, что именно ЦК левых эсеров принял решение о теракте в отношении немцев. К тому же сомнительно, чтобы большевики, в особенности Ленин, стали бы рисковать и убивать Мирбаха. Ведь это могло окончиться германской оккупацией.

Вручая награду М. Петерсу, командиру латышских стрелков, которые и подавили мятеж, Троцкий сделал одну существенную оговорку. Он заметил, что Лацис сорвал некую важную политическую комбинацию? Какую же? И кто был в числе комбинаторов?

Может быть, Бухарин? Ведь это именно он предлагал левым эсерам арестовать Ленина – хотя бы на день – с тем, чтобы начать войну против Германии и показать мировому пролетариату – партия не согласна со своим вождем. И сам Бухарин, между прочим, не скрывал этого факта. Когда Сталин всерьез взялся за старых большевиков, то Бухарину было выдвинуто обвинение в том, что он планировал арест и убийство Ленина. Так вот Бухарин в ужасе открещивался от обвинения в замысле убийства, но обвинение в замысле ареста он тем не менее признал. Историки-антисталинисты обычно трактуют это намерение как детскую шалость Бухарчика. Дескать – убивать-то он не хотел, всего лишь думал об аресте. Но если вдуматься, то что представляет собой намерение арестовать главу государства всего лишь по мотивам политических разногласий? Заговор, и ничто иное. (Ближайший сподвижник Бухарина Ломов заявил 23 февраля: «Если Ленин грозит отставкой, то напрасно пугаются. Надо брать власть без Владимира Ильича».)

Еще больше вопросов вызывает позиция другого «левого коммуниста» – Дзержинского, который в ходе мятежа взял да явился в штаб мятежников, в помещение Особого отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Неужели он действительно надеялся «образумить» путчистов, как это утверждали советские историки? Такой прожженный подпольщик? Что-то сомнительно.

Напротив, складывается впечатление, что Дзержинский захотел быть вместе с руководителями мятежа. И, заодно, заполучить алиби на случай провала операции.

Причем это было далеко не единственное алиби Дзержинского. Так, за две недели до мятежа он расформировал секретный контрразведывательный отдел, который возглавлял левый эсер Я. Блюмкин – тот самый, который и начал мятеж, убив немецкого посла Мирбаха. Дзержинский обосновал свое решение тем, что Блюмкин повинен в серьезных должностных злоупотреблениях. При этом вопрос о самом Блюмкине остался открытым – его не подвергли никаким взысканиям. А ведь логичнее было бы поступить по-иному – наказать Блюмкина, а контрразведку, как подразделение, оставить. Но это в том случае, если бы Дзержинский думал об интересах ВЧК. Он же, судя по всему, заботился о том, как бы отвести от себя подозрения (дескать, меры против левых эсеров приняты), но оставить Блюмкина на свободе.

К слову сказать, в деле о контрразведке вполне заметен англо-французский след. В высшей степени любопытно, что убийца Мирбаха Блюмкин возглавлял в ВЧК секретный отдел, который занимался именно борьбой с немецким шпионажем. На этот пост он был назначен по инициативе Дзержинского, крайне обеспокоенного контрразведывательной деятельностью, но только и исключительно в отношении Германии. На этой почве он даже сошелся с антантовской агентурой. Так, весной 1918 года, во время поездки в Петроград Дзержинский установил теснейший деловой контакт с Михаилом Орлинским (настоящая фамилия – Орлов), руководителем Центральной уголовно-следственной комиссии Северной области. Этот деятель работал в следственных структурах еще до революции и уже тогда весьма активно разоблачал немецкий шпионаж, добираясь и до т. н. «распутинской партии». Сам он придерживался ориентации на Англию и Францию. Пойдя на службу к большевикам, Орлов-Орлинский одновременно установил связи с английской и французской резидентурами, которые снабжались им первоклассной информацией. Например, знаменитый английский разведчик Сидней Рейли получал львиную часть своих данных именно от Орлинского.

Английская разведка вообще сыграла огромную роль в становлении спецслужб «молодой Советской республики». В этом признаются и сами агенты «туманного Альбиона». Вот отрывок из воспоминаний британского шпиона Э. Хилла: «Прежде всего, я помог военному штабу большевиков организовать отдел разведки, с тем чтобы выявлять немецкие соединения на русском фронте и вести постоянные наблюдения за передвижением их войск… Во-вторых, я организовал работу контрразведывательного отдела большевиков, для того, чтобы следить за германской секретной службой и миссиями в Петрограде и Москве».

К слову о «германских службах». Дзержинского в Орлинском привлекла явная германофобия и зацикленность на немецком шпионаже. Он приложил максимум усилий для того, чтобы затащить Орлинского в Москву и поставить его во главе еще только создаваемой тогда контрразведки ВЧК. Однако власти Петрограда воспротивились намерению отнять у них столь «ценного» работника, и планам Дзержинского не суждено было сбыться. А в августе 1918 года Орлинский сбежал из Питера и объявился уже только в рядах белого движения, где полностью посвятил себя борьбе с большевиками. Позже, в эмиграции, он станет всячески вредить заговорщической и диверсионной деятельности Коминтерна, чем принесет множество хлопот ведомству своего бывшего покровителя Дзержинского.

Посмотрим – какая любопытная получается цепочка. Левые эсеры выступают за войну с Германией, левые коммунисты – тоже. Левый коммунист Дзержинский сотрудничает с агентом Антанты Орлинским в деле создания антигерманской контрразведывательной структуры, причем ставит во главе ее левого эсера Блюмкина.

Дзержинский вообще любил окружать себя разными личностями, чьи связи были весьма сомнительными с точки зрения большевистской ортодоксии. И связи эти тянулись именно в страны Антанты. Помимо Орлинского, сердце Железного Феликса пленил весьма колоритный персонаж – А.Ф. Филиппов. Некогда, еще до революции, он, вместе с предпринимателем-«печатником» И.Д. Сытиным издавал журнал «Русское слово», также основал ряд печатных изданий – «Деньги», «Ревельские известия», «Черноморское побережье» и «Кубань». Все указанные издания имели либеральную направленность, а либерализм в России, как известно, всегда ориентировался на англо-французов. Филиппов поддержал Октябрьский переворот и стал сотрудничать с ЧК. Любопытно, что он был вхож в эсеровские и кадетские круги, о чьих настроениях и сообщал в тогдашние «органы». Опять налицо связи с проантантовскими элементами, каковыми были и кадеты, и эсеры.