Поцелуй с дальним прицелом - Елена Арсеньева

Если бы он грубо обладал ею, как обладал мною Корсак… если бы она впивалась в него со звериной страстью… это было бы мне понятнее и легче перенести. Но видеть его молитвенное служение – на коленях! – перед ее развращенным, пресыщенным обычными ласками естеством… в этом было для меня и моей невинности (а несмотря на то что у меня произошло с Корсаком, я по-прежнему оставалась наивной, невинной дурочкой) нечто оскорбительное и совершенно губительное. Именно тогда я поняла, что Анна имеет над моим любимым сверхъестественную власть, тем более сильную, что эта власть ей не слишком-то и нужна, и она легко променяла бы этого раба на другого.

Франция, Бургундия,

Мулен-он-Тоннеруа.

Наши дни

Посреди дороги лежала змея.

Что характерно, это была вообще первая змея, которую Алёна видела в своей жизни. Именно поэтому издалека она и приняла ее за веревку. Бежала, в основном глядя по сторонам и наслаждаясь окружающими красотами, и рассеянно думала: а почему это посреди дороги лежит веревка? Кто-то ее потерял? Нарочно бросил? Зачем? В этот миг веревка самопроизвольно шевельнулась и заскользила к обочине. Однако Алёна по дурости и неопытности решила, что ее ветром шевельнуло. И пробежала еще несколько шагов, практически наступив на нее, прежде чем увидела, что это никакая не веревка, а толстая, упругая, скользкая, серая змея.

Змея!

Сильное впечатление, сильное…

Алёна взвизгнула и взвилась в воздух – высоко и, кажется, от страха даже немножко пролетела вперед, потому что, когда подошвы ее кроссовок вновь коснулись асфальта и она решилась обернуться, то змея опять больше походила на веревку и казалась совсем не страшной. Настолько походила и настолько не пугала, что Алёна решила: у нее начались глюки из-за превратностей судьбы. Она вернулась на несколько шагов назад – и с ужасом убедилась: глюки глюками, а змея змеей. У нее была плоская голова без малейших признаков желтых пятен, которые, как известно, изобличают безобидного и неядовитого ужа.

В принципе Алёна Дмитриева была довольно-таки эрудированной особой. К примеру, она кое-что знала о туарегах… Однако все ее знания о змеях сводились к следующему: не ядовит только уж, да и тому палец в рот (пасть?) не клади. Укус всех остальных почти всегда смертелен. А потому она бросилась наутек со всей возможной скоростью, и теперь уж ей было не до окружающих красот: она смотрела не по сторонам, а только вперед, только на дорогу, чтобы, сохрани и помилуй Господи, не наступить на вторую такую «веревку», и то, что больше ни одна змея не попадалась ей, не имело значения: настроение было непоправимо испорчено. Ведь всем известно, что змея поперек дороги – это еще хуже, чем черная кошка. То есть такие сулит неприятности, которых уже и не расхлебаешь.

Хотя, казалось, куда уж больше-то?!

«Судьба играет человеком, она изменчива всегда: то вознесет его высоко, то бросит в бездну без следа…» Как нельзя более подходит к ситуации, в которую влипла Алёна, – по своей дурости, ни по какой другой причине. И теперь можно до упора вспоминать старинную песенку, слова которой почему-то приписывают Пушкину, а между тем принадлежат они безвестному водевилисту XIX века Соколову. А если облечь свои мироощущения в форму более продвинутую, то уместно вспомнить так называемый закон Паддера: все, что хорошо начинается, кончается плохо, все, что начинается плохо, кончается еще хуже!

Да уж… Алёна приехала в Париж (это хорошо) всего-то на две недели (это плохо), однако уже через одну пребывание во французской столице стало, можно сказать, несовместимым с жизнью (это хуже некуда). Даже Бертран Баре, на типично французской физиономии которого намертво приклеено типичное для этой нации выражение неиссякаемого оптимизма, осторожно намекнул, что не худо было бы Алёне хотя бы на время покинуть Париж. И как можно скорей!

– Моя жена иногда говорит вашу пословицу про какой-то… погодите, забыл слово… cruche d’argile… pot а eau… Ну, сосуд, в который наливают воду, как называется?

– Бутылка? – подсказала Алёна.

– Нет, не бутылка! Сосуд d’argile… гли-ня-ный?..

– Кувшин?

– Да-да, кувшин! – обрадовался Бертран. – Кувшин часто ходил за водой и разбился. Понимаете?

– А, повадился кувшин по воду ходить – там ему и голову сломить! – сообразила Алёна. – Это вы имеете в виду?

– Я имею в виду вас, – сурово произнес Бертран. – Именно вас. В данном случае в роли кувшина выступили вы. И вас чуть не постиг тот же печальный финал.

– Нет, это просто потрясающе! – воскликнула Алёна, глубоко уязвленная тем, что в голосе ее сообщника и, фигурально выражаясь, шефа не прозвучало ни нотки сочувствия: голос его был голосом неумолимого доктора, информирующего больного о скором и неотвратимом летальном исходе. – Значит, это я повадилась?! А кто же?..

Возможно, шефа и можно было упрекнуть в недостатке милосердия, однако недостатком догадливости он никак не страдал.

– Согласен, – сказал он, угадав невысказанное, – согласен, что именно я подтолкнул вас к походу в офис этого Шершнева. Однако, во-первых, вы сами сгорали от любопытства познакомиться с настоящим французским киллером, а во-вторых, вам бы удалось счастливо избегнуть опасности, если бы вы действовали строго по нашему плану. Я сделал все, что мог: отвлек телефонным звонком секретаршу…

– Ага, и не нашли ничего лучше, чем позвать к телефону какого-то Ламартина! А ведь это памятная для Шершневых фамилия, вы это прекрасно знаете! Поэтому Никита сразу догадался, что в афере замешаны вы.

– Да он никогда в жизни бы не догадался об этом, если бы вы сами не назвали секретарше мою фамилию! – сердито воскликнул Баре. – Неужели нельзя было назвать какую-нибудь другую?!

– Да у меня от волнения вообще все французские фамилии из головы вылетели, – сконфуженно призналась Алёна. – На меня иногда, в судьбоносные минуты, нападает такая вот кретинская забывчивость. Как назло, вертелся в голове только почему-то Себастьян Жапризо, ну а уж сказать, что ваша фамилия Жапризо, было как-то…

– Да какая разница, Жапризо или какой-нибудь… ну, не знаю… – Баре нетерпеливо пощелкал пальцами, но ничего не изрек и покосился на Алёну, будто подозревая, что необъяснимой забывчивостью на французские фамилии заразился именно от нее.

А у Алёны зародилось подозрение, что фамилия Жапризо для Бертрана Баре ничего не значит…

– А во-вторых, – пресек ее ненужные размышления Бертран, – я даже организовал нападение на Шершнева, только бы создать вам запас времени для отступления. Зачем, ради всего святого, ну зачем вы вмешались в драку?! Жалко стало вашего знакомого? Поверьте мне, Франция только выиграла бы, если бы этот тип хоть на время выбыл из строя. Нет же, вы кинулись его выручать, дали ему себя заметить, вы потащились в его офис, подставили меня под удар…