Поворот - Квинтус Номен

предлагаемые варианты (так как об уголовной ответственности за смерть домочадцев всех мужиков предупреждали), и примерно двадцать процентов выбирали вариант именно «жесткий» — то есть добровольное переселение со всеми чадами и домочадцами (и со всем движимым имуществом) «на плодородные земли» (то есть уже за Байкал), а большинство принимало вариант «мягкий», нанимаясь на земляные работы «по месту жительства» за прокорм. Елю такие пропорции сильно удивляли, ведь «переселенцам» по части того же прокорма давалось куда как больше, чем «землекопам», но Наталия ей объясняла некоторые особенности «мужицкого менталитета» более чем доступно:

— Мужик, по дремучести своей, всегда считает, что, во-первых, все такие недороды — явление сугубо временное, и уж в следующем году он заживет как в раю. Во-вторых, мужика сильно разбаловали разные земства в царское время, и он искренне считает, что уж с голоду ему «обчество» умереть не даст. Ну а в третьих, в силу неграмотности своей, он просто не в состоянии понять, что при существующей системе он никогда на сытую и счастливую жизнь не наработает, у него на каждую неприятность находится кто-то виноватый со стороны. И поэтому он уж лучше на земле своей как-то перебьется, но жизнь свою бесполезную менять не станет — потому что убежден, что любые перемены — к худшему. Но самое главное заключается в том, что мужик — и особенно мужик с Черноземья — работать начинает только по принуждению, А мы же ему предлагаем на новом месте и дом себе самостоятельно выстроить, и прочее все — а зачем ему лишний раз-то утруждаться, у него дом, хоть и халупа паршивая, уже есть, ему в в хлеву этом хорошо.

— Ты, мне кажется, все же слегка так врешь. Ну не может человек не хотеть жить лучше!

— Может. Причем исключительно из-за лени: чтобы жить лучше, нужно же работать, и работать тяжело. Я тебе простой пример приведу: в Нечерноземье мужики зимой на заработки в города отправляются, и там вкалывают от зари до зари, спин не разгибая. А в Черноземье мужики в города побираться едут. И сейчас уже поехали потихоньку, а если бы закон о запрете нищенства мы не приняли и не заставили бы полицию за его соблюдением строго следить, то на Юге к нас бы уже все города были переполнены ленивыми голодранцами. Ты хоть в курсе, сколько по городам уже детишек, которых эти, извини за нецензурщину, отцы семейств отправили побираться, полиция отловила и в центры переселения отправила?

— Даже примерно не представляю.

— По Новороссии, согласно рапортам полиции, отловлено уже чуть меньше двухсот тысяч детей, по Нижнему Поволжью — чуть меньше, но все равно почти столько же.

— Так… а что ты с этими детьми делаешь?

— Что-что… кормлю и пою, одеваю-обуваю, в школы-интернаты отправляю. А потом по процедуре: выясняем, из какой семьи ребенка побираться послали, в соответствии с законом семью эту в ссылку на пять лет отправляем…

— Так ведь взбунтуются мужики-то!

— Кто? Соседи? Они только рады, когда в селе кого-то забирают, ведь освободившуюся земличку они промеж себя поделить уже готовы.

— Так ведь земля-то ссыльных, если я не путаю, в казну отходит?

— Нам пока смысла нет эту землю реально забирать: участки мелкие, работать на них просто некому… вот как накопится в селе достаточная площадь, тогда передел и устроим, но это в любом случае будет нескоро. А так оно и для государства спокойнее, и мужики, возможно, немного посытнее жить будут.

— Ну-ну…

— Лично меня лишь одно волнует: нужно, чтобы дети не умирали и, по возможности, хоть какое-то образование получали. Но насчет образования — это уже, скорее, твоя забота.

— Ну да… только как заставить мужика детей в школу-то отправлять?

— Ты — точно их заставить не сможешь. А вот агитаторы твои…

Агитаторов Еля учила в специально выстроенном поселке неподалеку от станции Ростокино Окружной дороги. То есть поселок исключительно для подготовки «нужных кадров» и строился: в нем было шесть специализированных школ, два десятка домов-общежитий, в которых будущие агитаторы и жили, а так же несколько зданий иного назначения. Ну а так как Ха-Юн историю в последние пару лет перед переносом матриц учила весьма усердно и информацию тщательно обдумывала, то и программу обучения Еля составила весьма качественную. В первую очередь позаботившись о том, чтобы «не повторить главную ошибку большевиков».

Большевики, озаботившись коллективизацией, послали в деревню, как гласили официальные документы, двадцать пять тысяч рабочих для того, чтобы «революционный класс» пролетариев объяснил «дремучему крестьянству», как правильно хозяйствовать на селе. Вот только настоящие рабочие (то есть умеющие что-то делать руками) в деревню не поехали, «руководить колхозами» отправились большей частью городские люмпены, на заводах периодически подрабатывающие на поденных работах и знающих основную заповедь товарища Ленина «отнять и поделить». Но гораздо хуже было то, что о работе в деревне они вообще ничего не знали, так что в основном их деятельность свелась к «раскулачивания» — а в кулаки они записывали всех, кто как-то умудрялся не погрязнуть в беспросветной нищете. А вот настоящие кулаки как-то в большинстве своем проскользнули у этих «гегемонов» между пальцами и впоследствии сумели много гадостей в стране натворить. Впрочем, и сами «гегемоны» гадостей натворили не меньше, оставив страну буквально без хлеба благодаря своей неуемной (и абсолютно неумелой) деятельности.

Поэтому в школах Еля обучала детей из деревень, взяв парней в возрасте лет так от четырнадцати и старше — и им в первую очередь давали знания именно по части сельского хозяйства (для чего привлекались преподаватели и студенты сельхозакадемии). А во вторую очередь Еля им рассказывала о «прелестях механизации сельского хозяйства» и очень подробно объясняла, почему крестьянин-единоличник никогда таких прелестей вкусить не сможет. На примерах объясняла, каждое лето учеников вывоза в государственные хозяйства, где они постигали в том числе и великое искусство управления передовой сельхозтехникой и способам ее быстрого ремонта при поломках. А вот вопросы идеологии в школах как-то опускались — и Еля обсуждала эти самые идеологические вопросы как раз «в зданиях иного назначения» С совершенно другими людьми.

Которых она специально собрала буквально со всей страны, а кое-кто вообще из-за границы приехал. И с ними идеологические вопросы именно обсуждались, правда периодически эти обсуждения прерывались охранниками, которых сюда направил генерал Татищев. Но несмотря на некоторые разногласия, чаще всего у нее удавалось найти общий язык с оппонентами и даже приходить ко взаимоприемлемым решениям.

А когда вопрос о запуске программы