Искатель. 2009. Выпуск №09 - Сергей Борисов

Так они потеряли вторую стрелу и решили не жалеть последнюю, если намерения у третьей акулы будут столь же агрессивные или такие же «доброжелательные». В конце концов, у них есть рыболовные крючки…

Однако судьба распорядилась по-другому: одна за другой лопнули пружины, поэтому Андрей просто привязал стрелу к ружью, превратив его в острогу. Сейчас это грозное «оружие» он и подтягивал к себе.

Говард не шевелился, боясь спугнуть опрометчиво приблизившуюся к плоту рыбину.

Андрей поднял гарпун, потом стал медленно опускать его. Когда хищный наконечник коснулся воды, он резко опустил руку вниз.

— Есть!

Вода бурлила, вздымалась радужными каскадами, расцвеченными солнцем и кровью. Горбунов подтягивал рыбу к себе. Говард кинулся ему на помощь. Схватив дораду за голову чуть ниже плавников, он поднатужился и перевалил ее через борт плота.

Длиной около метра рыба забилась в предсмертном ужасе. Но не это было страшно. Гарпун пробил дораду насквозь, и теперь своим острием мог пропороть камеру пола.

Говард выхватил нож и всадил клинок в дораду. Надавил, ощутил под рукой сопротивление позвонков, надавил еще сильнее и проломил-прорезал хребет. Дорада выгнулась последний раз и затихла.

Андрей высвободил острие гарпуна. Он тяжело дышал, и это было понятно: вес дорады был не меньше десяти килограммов.

Теперь у них была свежая пища. И не только пища. Можно не смотреть на часы.

— Я сам, — сказал Говард. — Отдохни.

Он подложил под рыбину фанерную разделочную доску и сделал на боку дорады несколько V-образных надрезов. Минут через десять в ранах накопилось довольно много прозрачной, чуть отливающей янтарем жидкости. Говард припал к надрезам губами и втянул ее в себя. Прошло еще десять минут, и жидкость выступила снова.

— Теперь ты.

Горбунов тоже напился, после чего взял у Говарда спринг-найф, перевернул дораду и стал вспарывать ей брюхо.

Печень рыбы — отменное лакомство — Андрей разрезал точно пополам. С торопливым наслаждением Говард проглотил свою часть — мигом, в секунду. Горбунов поступил иначе: он откусывал по кусочку и смаковал его, перекатывая во рту.

Говард обругал себя за торопливость и сдернул с купола прожаренную солнцем рубашку Андрея. Впрочем, сейчас эту вылинявшую, истерзанную ветром тряпку назвать рубашкой можно было лишь в память о том, чем она была когда-то.

Горбунов стал вырезать и складывать внутренности дорады на ткань. Покончив с этим, он помог Говарду собрать концы ткани в кулак. Далее предстояло, как сквозь сито, аккуратно отжать содержимое получившегося мешка в банку. Заняло это почти полчаса. В итоге вышло по три глотка на брата.

Потом они съели смешавшуюся и слипшуюся в кашу требуху.

Насытившись — теперь для этого ему надо было всего ничего, — Говард вытер губы. До чего же вкусно! Самое время расслабиться. Он придвинулся к борту. В складке тента у него был припасен окурок. Говард достал зажигалку — просохнув, она перестала капризничать на второй день дрейфа — и осторожно прикурил. Сделал три затяжки — легких, чтобы только в голову ударило, — и тут же, намочив палец, затушил сигарету. У него их осталось всего три, а в том, чтобы покурить после еды, он себе не мог отказать. Вот и приходилось по возможности растягивать удовольствие.

Горбунов между тем продолжал разделывать дораду. Этот процесс с накоплением опыта был доведен ими до совершенства. Мясо они нарезали на ломтики, нанизывали их на капроновый шнур и раскладывали на куполе для подвяливания. Тут важно было не упустить момент, когда ломтики следовало убрать с солнцепека, иначе они превращались в каменной твердости палочки, которые ни раскусить, ни прожевать. Разумеется, палочки эти не выбрасывались, а бережно складывались «про черный день» в один из «веллингтонов» Говарда. В другом сапоге хранились те ломтики, что были пригодны для ежедневного употребления.

Мясо дорады было приятным на вкус, хотя и не настолько, как у летучей рыбы. Спасаясь от хищных дорад, чья скорость может достигать пятидесяти узлов40 в час, летучие рыбы, развернув плавники, выскакивали из воды и планировали над волнами. А вдогонку за ними, красуясь аквамариновой окраской и длинным плавником, почти доходящим до яркого, сверкающего желтыми перьями хвоста, мчались их злейшие враги. Не раз летучие рыбы ударялись о купол плота и падали в воду — на расправу дорадам, но дважды они доставались оказавшимся более расторопными людям.

И уж во всяком случае, дорады были в тысячу раз вкуснее спинорогов. Эти небольшие — не более двадцати пяти сантиметров в длину — уродцы, с вызывающе торчащим перед спинным плавником шипом-рогом, целыми стайками вились вокруг плота.

О появлении спинорогов они узнали на восьмой день по легким ударам по днищу плота. К этому времени оно успело изрядно обрасти водорослями, среди которых обосновались крохотные рачки, называемые «морскими уточками». Приправленные морской растительностью, эти рачки составляли основной рацион спинорогов. Это обстоятельство и делало уродцев желанной добычей.

В мясе плотоядных дорад достаточно протеина, зато оно бедно витаминами, которые содержатся в фотосинтезирующих организмах и тканях рыб, питающихся водорослями. Конечно, пока Андрею и Говарду цинга не грозила — ее первые симптомы проявляются на сороковой день, — однако белковую диету, слегка приправленную имевшимися на плоту продуктами, все же надо было разнообразить. Говард пытался собирать фитопланктон — прозрачные шарики диаметром в несколько миллиметров. Для этого, за неимением лучшего, он попробовал использовать свои носки, вывесив их за борт. К утру внутри носков набралось немного очень полезной слизи, которую, увы, ни он, ни Андрей не смогли заставить себя проглотить. Поэтому необходимую «витаминную добавку» они получали от спинорогов. Мясо их, укрытое поистине носорожьей жесткости кожей, было абсолютно несъедобным — считается даже, что им можно отравиться, — а вот внутренности оказались очень даже ничего.

Спинорогов Андрей наловчился бить острогой, тогда как дорад большей частью ловил на крючок, используя для наживки останки их же товарок, потому что спинороги не привлекали дорад ни в живом, ни в расчлененном виде.

В день Горбунову обычно удавалось выловить одну рыбу, и раз в два дня их запас крючков уменьшался на одну штуку. Несмотря на то что к леске Андрей сначала привязывал стальной поводок с карабином на конце и уже на него цеплял крючок, дорады без особых трудов расправлялись со снастью. Сталь поводка была им не по зубам, поэтому они устраивали в воде настоящее светопреставление и обрывали леску. Когда крючков осталось всего три, Андрей решил отказаться от обычного ужения в пользу острожной охоты.