Таможня дает добро - Воронин Андрей Николаевич

Пес вывел Дорогина почти к самой ограде, к которой вплотную подходили могилы десятилетней давности. В глубокой яме стоял спиной к Дорогину седой старик в темно–коричневых, перепачканных песком штанах–галифе. Рубашка, клетчатая, чисто ковбойская с виду, лежала на траве. Торс старика покрывали крупные капли пота. По этому деду спокойно можно было изучать строение человеческого скелета: все кости отлично читались под кожей.

Занятый работой старик не заметил пришельца. Он еще раз десять с остервенением вонзил лопату в землю, выбросил песок и затем выпрямился, чтобы отдохнуть. Дорогин даже и не знал, что говорят в таком случае.

«"Бог в помощь"сказать, что ли? — подумал Сергей. — Но уместно ли такое пожелание человеку, копающему могилу?»

Старик потянулся к стеклянной бутылке с водой, воткнутой в холодный песок, и встретился взглядом с Дорогиным. Это произошло так внезапно, что могильщик вздрогнул и тихо вскрикнул. Затем с досадой сплюнул под ноги.

— Ну и испугался же я! — добродушно улыбнулся он и тут же удивленно посмотрел на пса, мирно стоявшего рядом с Дорогиным. — Ни фига себе! Ну и дела! — только и пробормотал он.

А затем довольно легко выбрался из глубокой могилы, отряхнул штаны от песка.

— Вы с ним раньше знакомы были? Дорогин не сразу сообразил, о ком идет речь.

— С кем?

— С псом, — старик боялся подходить близко, пес не спускал с него глаз.

— Первый раз сегодня его увидел.

— Он же никого к себе не подпускает.

— Меня тоже поначалу невзлюбил, но потом, как видите…

Дорогин хотел разжать пальцы, запущенные под ошейник, но дед тут же замахал руками.

— Нет уж, вы его лучше держите, потому как у него в голове не все в порядке. Как хозяина его похоронили, так он на кладбище и живет. Вот уже девятый день. Не знаю, жрет он что‑нибудь или нет, пьет ли, разве что сам поймает зверюшку какую или цтицу, Я ему мясо копченое предлагал, не стал, стервец, брать.

— Зовут‑то его как?

— Хрен его знает! Хозяин знал, а я нет. Хорошая собака только своего хозяина и должна знать, а других на пушечный выстрел к себе не подпускать. Я удивляюсь, как это он вас терпит, точно, наверное, рехнулся.

Старик критично осмотрел Дорогина с ног до головы. Он мало что понимал в стоимости одежды, и дорогие джинсы, рубашку, ботинки оценивал лишь с точки зрения полезности. Дорогина он, естественно, видел впервые и не мог взять в толк, что делает чужой человек на кладбище, 'на которое и родственники похороненных не часто приходят, лишь по церковным праздникам. Приезжих тут, как и повсюду, не очень‑то жаловали.

— Вы к кому приехали? — осторожно поинтересовался старик.

— К Григорию Склярову ехал, да вот оказалось, что немного не успел.

— Так вот оно что! — старик сокрушенно покачал головой. — Это, наверное, и пес почувствовал. Это ж его псина.

— Гришина?

— А то чья же! Вам уже рассказывали, как его хутор сгорел?

— Да–да, кое‑что слышал.

— Когда дом загорелся, то пес не на цепи сидел, а Гришка его спустил, чтобы побегал где, погулял. Это его и спасло, а так бы сгорел. Цепь‑то короткая, а жар, когда дом горит, такой, что и на двадцать метров не подойдешь, волосы на голове трещать начинают.

— Вы видели пожар?

— Одним из первых прибежал туда. Но что уже было поделать, при мне крыша и завалилась. Но живых в доме уже никого не было. Или в дыму задохнулись, или сгорели… — старик говорил о смерти как о чем‑то привычном и почти не страшном. — Вы Грише кем приходитесь?

— Знакомый, — и тут же Дорогин поспешил исправится, — друг.

— Вот оно как получается, — усмехнулся старик, — даже родственников и тех предупредить не смогли, кто ж знает их адреса. Если бы от болезни помер, то дома конверты с адресами отыскались или жена вспомнила бы. А так, не у кого даже спросить. Сестра у него в Минске есть, но попробуй отыщи! Я ему и его семье тоже могилу копал, как‑никак, получается, самый близкий им человек был.

— Родня?

— Нет, сосед. Хотя какое тут соседство, мой хутор за четыре километра от его стоит, — старик поднялся, заглянул на дно свежей могилы. — Мелковато, еще немного придется, штыка на два пройти, а то хозяин не примет.

— По–моему, так в самый раз, — Дорогин тоже заглянул в яму.

— Нет, сына пришлет, тот померит и скажет, что мелковато.

У Дорогина брови поднялись от удивления.

— Сына пришлет? Кто?

— Антон пришлет. Я ему уже второй раз могилу копаю.

«Странный человек, совсем из ума выжил — живому человеку могилу копать!»

— Антон сам захотел. Уперся, говорит, живому копай, если я сам не проконтролирую, то меня на другой стороне кладбища похоронят. А он хочет рядом с женой. Тут, где старые могилы, места не осталось. Теперь, только сердце у него кольнет или нога отнимется, он сразу сына ко мне посылает, копай, говорит, могилу.

Только сейчас Дорогин рассмотрел, что внизу ямы, с самого края виднеются доски гроба соседней могилы. Места тут, в самом деле, было мало, кресты стояли плотно, с другой стороны поджимала ограда.

— Хотя, — дед махнул рукой, — мне‑то какое дело? Деньгами за могилу брать неудобно, а выпивкой — в самый раз. Три бутылки Антон обещал.

В прошлый раз три бутылки отдал и еще две за то добавил, что закопал. И теперь, надеюсь, его отпустит — не помрет.

— Сын сам не может выкопать?

— Своим нельзя копать, — убежденно произнес старик.

Наконец он перестал бояться пса, поняв, что тот всецело доверился Муму.

— Кстати, тебя, мужик, как зовут? — перешел он на «ты.» Дорогин ему понравился. Во–первых, трезвый, как и полагается приличному человеку с утра, во–вторых, матом не ругается, в–третьих, по всему видно, серьезный.

— Сергеем зовут.

— Я Михась, — старик протянул ладонь — кости, пергаментная кожа и немного мышц, но рукопожатие оказалось сильным.

— По отчеству‑то как? — Дорогину казалось неловким называть старика только по имени.

— Меня все свои так зовут. А если ты, Сергей, Гришку знал, то по отчеству меня называть и не думай, — дед Михась вновь спрыгнул в яму и принялся копать. Работал он ловко, только мелькала лопата да фонтанировал песок.

— Говорят, что дом не от молнии загорелся, а его подожгли, — глядя на раскачивающиеся под ветром верхушки деревьев, сказал Дорогин.

— Мало ли что люди языками мелют! — зло ответил старик, и разговор тут же застопорился, будто наткнулся на невидимую преграду. Лишь изредка Михась отзывался короткими фразами: — Сказать всякое можно… — затем следовало несколько резких движений. — Кто ж тебе правду скажет?..

Дорогин почувствовал, старику есть о чем сказать, у него явно имеется свой взгляд на гибель Григория. Но торопить не стоит.

«Я‑то сам приехал и уехал, а людям здесь жить, и поэтому они осторожны — кто ж тебя знает, кто ты такой?»

И он не стал настаивать, понимая, что если старик захочет, то расскажет сам, а если нет — из него и клещами слово не вытянешь. Если же будешь настаивать, только все испортишь.

Убрав песка еще на два штыка лопаты, старик аккуратно зачистил края ямы, заровнял землю. Дорогина удивило, с какой обстоятельностью тот работал, даже не зная, пригодится ли могила, или ее придется зарывать вновь.

Михась выпрямился. В яме он прятался с головой, лишь клок седых волос возвышался над краем.

— Ну вот теперь порядок. В лучшем виде исполнил. Дай‑ка мне руку!

Дорогин подал руку, старик уцепился за нее и легко вскарабкался, перебирая ногами по осыпающейся песчаной стене. Пес лежал почти неподвижно, лишь глаза и нервно подрагивающий хвост говорили о том, что ой напряжен.

— В жизни ничего зря не бывает, — проговорил старик. — Вот ты приехал аккурат на девять дней.

— Так кто ж их справлять будет, если родственников не осталось, а те, что есть, не приехали?

— По хорошему человеку всегда найдется кому поминки справить, — подмигнул Дорогину дед и подставил вспотевшее тело ветру. Поворачивался то одним боком, то другим, и вскоре просох. Лишь после этого надел рубашку. — Не сейчас, но чуть позже приедут. Если хочешь, то можешь помочь, ведь ты на машине? — в глазах Дорогина мелькнуло удивление, и старик тут же прояснил ситуацию: — Первый автобус идет позже, значит, если в такую рань ты здесь появился, то непременно на машине.