Испытание светом и тьмой - Глеб Леонидович Кащеев

– Эй. Очнись. Жизнь на этом не кончилась. Я тоже только что рассталась с парнем. Ну… судя по всему. Видишь, все норм. Порыдаю ночью в подушку, стисну зубы и пойду дальше. Нечего строить из себя вселенскую тоску и скорбь. Не ты первый, не ты последний. Пошли.

– Куда? Зачем?

– Начинать новую жизнь. Куда глаза глядят. Попытайся порадоваться свободе, что ли.

– На хрена она нужна, эта свобода, – горько ухмыльнулся Денис.

– Не знаю. – Алиса бросила в сторону печальный взгляд. – Но, думаю, разберусь. В любом случае стоять тут истуканом – хреновый вариант. Прими как данность: у вас была сказка, но она кончилась. Это свойство любых сказок. «Жили они долго и счастливо» – это когда автор стесняется рассказать, что потом случилось на самом деле. Все рано или поздно заканчивается. Пора сочинять новую историю.

Денис уныло кивнул и поплелся к машине.

– Эй… не думаю, что понадобится, но как тебя найти, если что? – спросила Алиса.

Денис, не поворачиваясь, назвал ей свой номер телефона и открыл дверь машины.

– Ты это… извини… я тут наблевала тебе на коврик, – сообщила Эм.

Глава 18

ДЕНИС ВЫСАДИЛ ЭМ у Дома культуры в Борске, вырулил на трассу и остановился на развилке перед указателем «Москва – Санкт-Петербург», на котором стрелки показывали в противоположные стороны.

В других больших городах Денис никогда не бывал и не представлял, что там делать. С Москвой его мало что связывало – только дом, где он встретил Катю, да и тот в области. С другой стороны, а что ему делать в Питере? Мучиться от того, что Катя рядом, но не с ним? Вспоминать о Глебе и о том, как рассекал по улицам в поисках эмеров ради его сумасбродной идеи объединить всех и спасти?

Нигде ему не было места. И ехать тоже было некуда.

Денис подкинул монетку. Выпал орел. Он вздохнул, повернул в сторону Санкт-Петербурга и выжал газ на максимум. Так было проще не думать. Когда играешь в шашечки на скорости выше ста пятидесяти, мозг просто не способен рефлексировать – тут уж только успевай перестраиваться. А не успеешь – ну что ж. Значит, такова судьба. У него возникло ощущение, что в его жизни кто-то поставил жирную точку. Словно все, что ему было суждено сделать, он уже выполнил. Дальше оставалось только начинать новую сказку… или закончить эту. Пусть даже нелепой аварией.

* * *

Банан вошел в комнату Кати без стука и застал ее в слезах. Она сидела на кровати, уткнувшись лицом в подушку.

– Чего приперся? Выйди! – Она зло сверкнула глазами в его сторону.

Банан ухмыльнулся.

– О, простите. Начну по-другому. Ваше величество, разрешите смиренному слуге войти с докладом? – Он подошел к двери и жеманно постучал в нее, даже не думая выходить из комнаты.

– Прекрати! Мне плохо! Я хочу побыть одна.

– Я знаю. Потому и пришел, – кисло улыбнулся он, вернулся к кровати и сел рядом с девушкой.

– Ты издеваешься? Хватит паясничать! Я серьезно. Пошел прочь!

– О, хочешь серьезно? Так вот, неправильно вы, Екатерина Батьковна, врете. Вы себя обманываете, а надо бы других.

– Это в чем я себя обманываю? Хочешь сказать, что я должна была пойти с ним, потому что его люблю? – зло крикнула Катя.

– Ты всегда была такой милой и непосредственной девочкой, у которой все на лице написано. Сейчас надпись просто сияет. Крупными буквами на лбу: «врунья». Ты никого не любишь, кроме себя, и придумываешь себе отношения, чтобы страдать.

– Что?! – возмутилась Катя.

– А скажешь, я не прав? О, ты большая фантазерка. Придумала себе любовь как оправдание. Ты преследуешь свои цели. Тебя держали в изоляции, и ты ухватилась за первого встречного, лишь бы сбежать. Использовала его, а чтобы не выглядеть в своих глазах расчетливой стервой, решила поиграть в любовь. Но быстро разочаровалась, да, дарлинг? Стало скучно. Потому что никакой любви и не было. Сейчас тебе стыдно признаться, что это просто кайф – жить так, как хочется. И ты опять решила спрятаться за ширмой любви.

– Нет! Неправда! – крикнула она.

– «Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ», – говорили древние римляне. Ты знаешь, не дураки были, – усмехнулся он.

– Да, я сержусь. Потому что теперь ничего не чувствую, кроме боли и злости. Раньше было похоже на взрыв – ярко, остро. А сейчас я как в тумане. Что мы тут делаем? Сплошная беготня в поисках эмоций. От одного эмера к другому. Тебя реально прикалывает такая охота? Каким тупым надо быть, чтобы жить так постоянно? Мне уже скучно. Что будет дальше? Понимаешь? Пустота.

Банан аж подпрыгнул на месте.

– Ты что, малышка! Дальше только круче. Мы с тобой сейчас Питер под себя подгребем. У тебя такая стая будет – сама офигеешь. Сотня человек, которая будет смотреть тебе в рот и ловить каждое слово. Куда уж лучше? Охота? Охота – это так… средство пропитания, а не цель.

– Ну и что? Сотня. Смысл-то в чем?

– Смысл в том, что тогда с нами всем придется считаться. Заберем себе еще и Москву, а потом прижмем к ногтю все эмерские кланы. Будут платить нам за право жить. У нас будет все: деньги, власть. Все, что захочешь!

Банан продолжал говорить, сверкая глазами от воодушевления, а Катя вспоминала толстяка, который обещал ей все то же самое. Деньги, власть. Перед глазами возникло его потное от возбуждения лицо, а в голове всплыли слова: «Ты не то что в роскоши купаться будешь, на что или на кого пальцем ткнешь – все твое будет. Кого захочешь – получишь. Те, кому твои сверстники готовы жопу лизать, тебе сами в глазки заглядывать будут и гадать, чего госпожа изволит. Понимаешь?»

Он был готов на все, лишь бы она помогла ему своей силой. Ей тогда было страшно и в то же время противно. Та картина, что рисовал теряющий власть олигарх, была тошнотворной. От Банана возникло такое же ощущение. Она вдруг увидела его насквозь: парень из бедной семьи, выросший без отца. Мать горбатилась на двух-трех работах, лишь бы прокормить детей. Дешевые вещи, если не обноски старшего брата, издевательства в школе за то, что он из нищей семьи и не может дать сдачи. Побег из дома, когда Банана думал, что он вырвался из кошмарной реальности детства и теперь все будет по-другому. С тех пор он постоянно шел к этой цели – получить власть, доказать в первую