Последняя битва - Александр Прозоров

Правда, современная пушка штука простая и прочная: толстый ствол, дырка для заряда да запальное отверстие. Посему сломать ее, вывести из строя — дело почти невозможное. И вскоре заткнутая было сапа снова оживала и начинала стрелять. Со стен крепости тоже время от времени уносили убитых. Раненых почти не было: прячущегося за толстыми зубцами стрельца пуля если и поражала, то только в голову.

Яростная перестрелка уже через пару часов начала стихать сама собой: обе стороны спалили столько пороха, что и город, и траншеи утонули в непроглядном дыму. И пушкари, и стрелки просто перестали видеть, куда целиться. Иногда порывы ветра сносили дымку, стрельба ненадолго возобновлялась — и белые клубы тотчас перекрывали обзор и своим, и чужим.

— Кажется, на сегодня это все… — понял Андрей. — Такими темпами ляхам ни одной башни за день не завалить. А к утру и поврежденные залатаем.

Пушечная канонада длилась до позднего вечера и этого дня, и следующего, и третьего, и четвертого. После точных попаданий русских ядер из сап уносили увечных, в башнях тоже случались жертвы по несколько раз на дню — но кроме постоянных потерь больше никакого проку усилия поляков не приносили. Похоже, нанятые Баторием где-то в далеких европах артиллеристы просто не понимали, как правильно бороться с деревянными крепостями. Ведь камень от ударов чугунных ядер раскалывается, крошится, стены и башни теряют прочность, трескаются и оседают. В деревянных же стенах ядра оставляют всего лишь маленькие аккуратные дырочки, улетая дальше. Да и те плотники быстро затыкают, укрепляя поврежденное бревно дополнительными упорами и перекладинами. Но даже просвечивая насквозь от множества попаданий — деревянная стена все равно продолжает стоять, не давая осаждающим ворваться в город.

На пятый день европейские пушкари изменили тактику, сосредоточив огонь на основании стен. Получилось еще хуже: ядра лишь уходили с чмоканьем в глубину земляного вала, не нанося никаких видимых повреждений. А может статься — еще и укрепляя его своей чугунной тяжестью.

На шестой день от начала штурма пушечная стрельба поляков утихла вовсе. Только аркебузиры время от времени обменивались пулями со стрельцами. Два дня размышляли нанятые султаном и его польским наместником во всех концах света вояки, как управиться с возникшей трудностью. Затем пушки загрохотали снова, мерно и размеренно.

Андрей, отдыхавший в горнице воеводских палат, сразу, на слух определил, что звук выстрелов изменился и стал вроде как мягче.

— Заряд, что ли, уменьшили? — уселся он на скромной постели из тюфяка и свернутого под головой старого налатника. Он торопливо оделся, полубегом отправился на стены, поднялся на северную башню. Сапа напротив нее как раз рявкнула огнем, башня вздрогнула.

— Сюда, сюда несите! — послышался снизу крик.

Андрей развернулся к лестнице, загрохотал по ступенькам. Из глубины боевой площадки послышалось злобное шипение, из окон вырвались клубы пара. Князь замедлил шаг, прислушиваясь. В башне кто-то громко выругался, потом снова послышалось шипение, на нижние ступени выскочили, махая руками, пушкари.

— Чего там у вас? — спросил Зверев.

— Поганые ляхи ядра каленые малым зарядом мечут. Иные токмо наружную стену пробивают, а иные и вовсе в ней застревают. Водой заливать приходится, чтобы не загорелось.

— Проклятье! — Думный дьяк развернулся и побежал обратно наверх. Он сразу понял, что если в башнях много внутренних помещений и к месту, пораженному ядром, всегда можно оттуда подобраться, то стены — они по большей части изнутри для прочности засыпались землей и камнями. И пожар на них безопасно не залить.

К счастью, горожане и стрельцы без княжеских понуканий сообразили, как бороться с такой бедой. Многие из них, собрав из опустевших дворов деревянные бадьи и кожаные торбы, бежали к Даугаве или Полоте за водой. Другие обматывались веревками и, взяв в руки полные ведра, спускались по наружной стороне, заливали оставленные ядрами пробоины, из которых курился дымок, и в клубах пара тут же взмывали обратно. По этим храбрецам аркебузиры вели яростную пальбу, выбивая пулями щепы из стены справа и слева от них. К сожалению, нередко наемники попадали и в людей. У Зверева на глазах один из тушителей вдруг резко дернулся и обмяк, с него закапала кровь. Стрельцы вытащили погибшего товарища наверх, вместо него, обвязавшись, спустился один из горожан — судя по странному покрою рубахи и туфлям вместо высоких сапог. Он успел залить дымящееся место, но когда уже поднимался наверх — вдруг задергался, закричал от боли, белая его рубаха на левом боку окрасилась кровью.

Тут думный дьяк уже не выдержал — схватил прислоненную к зубцам кем-то из стрельцов пищаль, поверх которой лежал пояс с трутницей и берендейкой, проверил заряд, подсыпал пороха на полку, вставил в зажим тлеющий фитиль, выглянул из-за зубца, ища цель, тут же отпрянул обратно, прикинул мысленно, куда целиться, высунулся уже на несколько мгновений, опустил тяжелый ствол на край стены, направил на щель сапы, в которой кто-то копошился, нажал спуск. Пищаль рявкнула, пнув его в плечо. Князь тут же спрятался обратно за зубец, громко выругался:

— Что за дрянь, отчего заряд такой слабый?

— Оно это, боярин, — отозвался разгоряченный паренек в шароварах, заправленных в высокие сапоги. — Отдача с полным зарядом такая, что и плечо сломать недолго.

Молодой стрелец то ли вернулся со стены, то ли только собирался вылезать наружу, и ругать храбреца у Андрея язык не повернулся.

— Остальные патроны такие же? — кивнул он на берендейку.

— Не, полные, — ухмыльнулся тот. — Сотник проверяет. Может и уши оборвать, коли недосыплешь.

— Правильно сделает, — ответил Андрей, вытягивая из крепления тонкий деревянный шомпол.

Стороной, обернутой тряпицей, он несколько раз шуранул ствол изнутри, чтобы вычистить возможные тлеющие частицы, из берендейки достал березовый туесок патрона, открыл, высыпал порох в ствол, сунул кожаный пыж, тяжелую пулю, второй пыж, вогнал заряд шомполом до упора, хорошо пристучав. Вынул от греха тлеющий фитиль, из пороховницы с тонким носиком насыпал порох в запальное отверстие, примял, насыпал порох на полку. Зло сплюнул, вставляя на место фитиль:

— Вот ведь мороки сколько! И чего я лука с собой не взял? И точнее бьет, и дальше, и быстрее. А этими огнестрелами только дурака валять…

Он выложил ствол на стену, выглянул вполглаза из-за зубца. В сапе внизу как раз шевелилась граненая аркебуза, над ней тускло поблескивал шлем. Князь вышел на свет, припал к стволу, метясь в этот железный блеск, даванул спуск. Пищаль больно — даже через кольчугу и поддоспешник — ударила в плечо. Аркебуза внизу тоже дернулась, задираясь, пальнула в пустое небо. Убил Зверев наемника, не убил — но хотя бы по людям выстрелить не позволил.