Рождественский сюрприз. Сборник - Ви Киланд

– Молодец. Мало у кого достанет смелости так круто изменить жизнь.

Она наклонила голову.

– А чем ты все-таки занимаешься?

– Я работаю в сфере недвижимости.

Я и сам не вполне понимал, отчего темню в этом вопросе: видимо, не хотел, чтобы у Пайпер сложилось предвзятое мнение. Наше знакомство и так началось неровно.

Она подождала объяснений и, не дождавшись, сказала:

– Понятно.

Отец дернулся в кресле и проснулся.

– Ого, смотрите, кто живой! – сострил я.

Папа заморгал.

– Я долго спал?

– С полчаса.

– Пайпер еще здесь?

– Здесь, мистер Эйч, – отозвалась она.

Папа повернулся и заметил ее.

– Мой сын тебе еще не надоел?

– Нет, мы очень хорошо поговорили. – Она взглянула на часы. – Но мне действительно пора. Родственники будут теряться в догадках, куда я подевалась.

Я сунул руки в карманы, едва удерживаясь, чтобы не начать уговаривать ее остаться. Однако канун Рождества – семейный праздник, его полагается отмечать в кругу своих близких.

– Передавай им привет, – сказал отец.

Она нагнулась и обняла его, после чего папа поехал в туалет.

Я проводил Пайпер до дверей. Наступило неловкое молчание, когда она медлила уходить, переступив порог.

– Спасибо за ужин.

– А тебе спасибо за… так, сейчас подсчитаем. Спасибо, что не сдала меня, надутого хрена, отцу. Спасибо, что уже несколько дней приглядываешь за моим стариком. Спасибо за приятную беседу и за чертовски вкусный пирог…

Пайпер подалась ко мне:

– Можно доверить тебе тайну?

– Да.

Ее дыхание коснулось моей щеки.

– Я по-прежнему считаю тебя надутым хреном.

Усмехнувшись, я покачал головой:

– Какая исключительная откровенность, Пайпер! Кто знает, может, ты и угадала…

Она ничего не сказала и ушла. Я смотрел ей вслед, следя, как ходят у нее бедра и покачивается зад, и черт меня побери, если это зрелище не стало лучшим рождественским подарком, который я мог пожелать.

Глава 4

Пайпер

Я надеялась, что пришла не слишком рано.

Я тихо постучала на случай, если мистер Хэнкс еще спит, и уже хотела потихоньку удалиться, когда за дверью послышалось электрическое жужжание инвалидного кресла.

– С Рождеством, ми… Ого, что случилось?

К лицу мистера Хэнкса было приклеено полдюжины клочков бумаги.

– Бритва не слушается, черт ее дери, но это пустяки. Тебя тоже с Рождеством, детка!

Его шею покрывала нетронутая седая щетина, и на лице он тоже кое-где пропустил.

– Спасибо. Можно войти?

Мистер Хэнкс потянул за джойстик на подлокотнике, и кресло отъехало.

– Входи, конечно. Я сам хотел тебя проведать, прежде чем уеду по делам.

Прикрыв за собой дверь, я спросила:

– Во сколько за вами заедет ваш сын?

– Обещал где-то к двенадцати, но я решил собраться заблаговременно. В последнее время у меня на все уходит больше времени.

Я улыбнулась.

– Можно, я вам помогу?

– Ты снова решила за мной приударить? То в спальню проводить пыталась, а теперь одеть решила? Я тебе уже сказал – молода еще! – мистер Хэнкс подмигнул.

– Я в смысле бритья! – уже не сдерживая смех, объяснила я.

– Брить лицо мужчины – это искусство. Пусть руки у меня уже нетвердые, но все лучше, чем ты примешься за мою шею как за свои ноги!

– Я вообще-то дедушку своего брила. У него была болезнь Альцгеймера, ближе к концу он не вставал с постели и почти не говорил. Я приходила раз в неделю и первым делом его как следует брила, а за бритьем рассказывала, как день прошел. От этого я чувствовала себя полезной. Остальные, кто приходил его проведать, молча мялись и только смотрели.

Мистер Хэнкс смягчился.

– Ну тогда ладно, можешь брить. Если Мэйсон увидит порез на моем горле, он наймет мне круглосуточную помощницу. Пока эта надоедливая баба раздражает меня только восемь часов в день…

Я повезла мистера Хэнкса в ванную.

– Ваш сын очень о вас заботится. Должна признать, он ведет себя совсем иначе, чем в день нашего знакомства.

– Мейсон порой бывает поганцем, но он проделал большой путь. Когда мы с женой его только взяли, его три раза за год отстраняли от учебы, а ведь мальчишка был только в четвертом классе!

– Как – взяли?

– Мейсон у нас приемный. Я тебе разве не говорил?

Такое я бы точно запомнила.

– Нет, не говорили.

– Мы с женой не могли иметь детей. Мейсону было девять, когда мы впервые привели его домой. Ему вечно попадало на орехи за поведение на уроках, но к середине учебного года мы раскумекали, в чем штука: в четвертом классе Мейсон щелкал математику по программе одиннадцатого! Пацан-то был гений, а социальная служба не разглядела.

– Ничего себе! – Я достала из аптечки крем для бритья и выдавила на ладонь большой комок, после чего начала намыливать шею мистера Хэнкса, его щеки и подбородок там, где не прошлась бритва. – С ума сойти.

– Он жил на улице и, естественно, не ходил в школу каждый день. Вот никто и не заметил в нем талант.

Я замерла, прижав ладони к щекам старика.

– Мейсон был бездомным?!

– Да, от этого в нем жесткость и даже некоторая жестокость, но сердце у него золотое. Мэри-Джин в нем души не чаяла, а Мейсон не знал, чем ей и угодить.

Я почувствовала себя полной дурой. Неудивительно, что он так взвился, когда я приняла его за бродягу!

Закончив брить мистера Хэнкса, я отвезла его в гостиную. Время шло, мне нужно было ехать. Я достала конверт, с которым пришла.

– С Рождеством, мистер Хэнкс! Я все объясню, когда вы откроете конверт.

– У меня для тебя тоже подарочек, – старик кивнул в сторону кухни. – Вон, на столе. Будь любезна, подай мне.

Я засмеялась при виде своего имени на простом белом конверте: кажется, мы нечаянно приготовили друг другу одинаковые подарки.

– Вы первый, – сказала я.

Мистер Хэнкс надорвал запечатанный конверт и вынул визитную карточку. Прочитав название, он нахмурился и взглянул на меня:

– Дом престарелых? Надеюсь, ты не планируешь меня туда заточить?

– Ну что вы, нет. В центре для пожилых в Ист-Сайде есть целый этаж для временных жильцов, которые восстанавливаются после инсультов. Сейчас я туда еду раздавать обеды, а потом буду играть в карты и другие настольные игры с проживающими. Я не могу себе позволить дорогие подарки – честно признаться, почти все подарки, которые я покупала раньше, были из разряда безделушек, поэтому в этом году я дарю свое время и делаю добрые дела в честь дорогих мне людей. Сегодня я буду раздавать рождественское настроение и думать о вас.

Старик подозрительно сипло сказал: