Звездоплаватели - Георгий Мартынов

Все рассмеялись.

— Решено! — весело сказал Камов.

— Когда же совершится второй полёт на Марс? — спросил Белопольский.

— Года через два, — ответил Камов. — Корабль надо усовершенствовать или построить новый. Скорость в двадцать восемь с половиной километров в секунду слишком мала.

— А Венера? — спросил Волошин.

Глаза Белопольского и Пайчадзе потеплели при упоминании о сестре Земли.

— Венера, — сказал Камов, — прекрасна. Эта планета полна сил и жизни, но загадок на ней, по-видимому, нет. Она идёт по тому же пути, по которому шла наша Земля. Венера только начинает жить. Наука Земли, как старшая сестра, должна помочь ей, направить её первые шаги. Но это будет не скоро. Это дело наших далёких потомков, и я не сомневаюсь, что они сделают это. Помочь работе природы можно и должно, но насильственно изменить эту работу нельзя.

— Так и будет, — сказал старый академик.

Космический рейс закончен.

Первый опыт межпланетных сообщений увенчался блестящим успехом. За семь с половиной месяцев звездолёт «СССР-КС2» посетил две планеты Солнечной системы и, пролетев больше полмиллиарда километров, вернулся на Землю.

Огромный вклад сделан в советскую науку.

Будем готовиться к следующим рейсам. Их будет много. Советские звездолёты покроют межпланетные пространства десятками трасс своих перелётов. Они раскроют все тайны, ревниво хранимые природой. Пытливый взор человека проникнет в самые отдалённые окраины нашего мира — системы Солнца.

Когда-нибудь им станет тесно и тут. Тогда они вырвутся за пределы этой системы.

Нет границ, нет пределов дерзанию свободного человеческого ума. Нет границ познанию!..

КНИГА ВТОРАЯ

СЕСТРА ЗЕМЛИ

БОРИС МЕЛЬНИКОВ

 Молодой человек со значком мастера спорта в петлице остановился перед закрытой дверью.

Словно в нерешительности, он провёл рукой по коротко остриженным волосам. На загорелом лице выступил румянец волнения. Он глубоко вздохнул, как человек, готовящийся прыгнуть в холодную воду, и осторожно постучал.

— Войдите!

Молодой человек отворил дверь.

Небольшая комната была обставлена мягкой кожаной мебелью. Два книжных шкафа, картины на стенах, пушистый ковёр, закрывавший весь пол, — всё это мало напоминало служебное помещение, скорее — кабинет частной квартиры.

У окна стоял широкоплечий мужчина с зачёсанными назад светлыми волосами. Он обернулся при звуке закрывавшейся двери.

Молодой человек почтительно наклонил голову:

— Киноинженер Геннадий Второв.

— Садитесь товарищ Второв! — хозяин кабинета жестом указал на кресло у стола. — Я получил письмо профессора Баландина. Он отзывается о вас с большой похвалой и рекомендует в качестве кинооператора экспедиции. Раз вы пришли ко мне, можно сделать вывод, что хотите лететь.

— Это не то слово, Борис Николаевич, — ответил Второв. — Я мечтаю попасть в число членов экспедиции.

— Эта мечта может осуществиться. За вас ручается профессор Баландин. Это не мало! Но, кроме знаний и желания, требуется ещё и безукоризненное здоровье. Вы мастер спорта? Какого именно?

— Альпинизм.

— Это нам подходит. Окончательное решение будет вынесено начальником экспедиции — академиком Белопольским, но я не думаю, чтобы он стал возражать. Для этого, мне кажется, нет причин.

— Спасибо, Борис Николаевич! — горячо сказал Второв.

— Благодарить ещё рано. Вы комсомолец?

— Недавно принят в кандидаты партии.

— Вы очень молоды. — Мельников внимательно всматривался в черты лица Второва. — Восемь лет тому назад я был таким же, как вы, и стремился в первый для меня космический рейс, и тоже в качестве кинооператора. Не правда ли, в нашей судьбе есть что-то общее? Но вы имеете передо мной преимущество. Вы инженер, а я был простым журналистом. Вам не жалко превратиться из инженера в фотографа?

— Быть кинооператором на звездолёте гораздо почётнее, чем инженером на Земле.

Мельников засмеялся.

— Я вижу, вы энтузиаст, — сказал он. — Это хорошо. В нашем деле без энтузиазма трудно переносить долгую разлуку с Землёй. — Он вынул из кармана письмо и заглянул в него. — Итак, Геннадий Андреевич, будем считать, что всё в порядке. Расскажите о себе. Как заместитель начальника экспедиции, я должен знать всё о членах экипажа.

— А что вас интересует?

— Всё! Вся ваша жизнь с момента рождения.

— Моя жизнь очень проста… — нерешительно начал Второв.

— Это не имеет значения, — перебил Мельников, — рассказывайте!

Он улыбнулся, желая подбодрить собеседника. Эта открытая улыбка странно не соответствовала строгому выражению необычайно спокойных глаз.

«Какие удивительные у него глаза», — подумал Второв.

Он начал свой рассказ. С каждым словом его голос становился увереннее.

Второв шёл сюда, в Космический институт Академии наук СССР, с чувством огромного волнения. Решался вопрос его дальнейшей жизни. С замиранием сердца перешагнул он порог этого кабинета. В первые минуты присутствие знаменитого звездоплавателя связывало мысли, и он с трудом подбирал слова. Но постепенно дружеский тон и товарищеское обращение Мельникова успокоили его.

Он говорил, а Мельников, облокотившись на стол и, положив подбородок на руку, внимательно слушал.

Рассказ Второва не занял много времени. Школа, комсомол, институт, три года работы в проектном бюро и решение посвятить себя космическим рейсам — вот и всё, что он мог сказать.

— Вы говорите, что недавно женились? — спросил Мельников. — А как относится жена к вашему намерению?

— Полностью согласна со мной.

— Хорошо. Я доложу о вас начальнику экспедиции. Зайдите ко мне послезавтра утром. А пока, чтобы не терять времени, я дам вам записку к врачу экспедиции — Степану Аркадьевичу Андрееву. Поезжайте к нему. Хотя вы выглядите очень здоровым, но это надо проверить.

Когда Второв ушёл, Мельников несколько минут сидел в глубокой задумчивости. Приход молодого инженера и разговор с ним напомнили ему далёкий вечер, когда он сам явился к Камову с той же целью, что Второв к нему.

За восемь лет Мельников сильно изменился. На борт звездолёта «СССР-КС2» он ступил в возрасте двадцати семи лет, но по внешнему виду ему тогда можно было дать двадцать. Теперь это был тридцатипятилетний мужчина, выглядевший старше своих лет. Исчезли юношеская округлость щёк, весёлый блеск глаз. То, что пришлось пережить на Марсе, участие в двух нелёгких экспедициях на Луну, напряжённая умственная работа — всё это наложило на него свой отпечаток. В углах губ появились первые признаки будущих глубоких морщин, глаза приняли выражение невозмутимого спокойствия, которое когда-то поразило его в глазах Камова. С левой стороны лба виднелся глубокий шрам — память о трагическом случае, когда метеорит пробил бак вездехода и вызвал взрыв. Он и Пайчадзе чудом спаслись тогда. На левой руке не хватало одного пальца — результат падения в лунную трещину, на счастье оказавшуюся неглубокой. И в тот раз только случайность спасла ему жизнь.