Михаил Орлов - Александр Бондаренко

Но вместо того, чтобы немедленно отводить войска, австрийцы затеяли долгое совещание, в результате которого пришли именно к этому очевидному решению, но уже не успели его исполнить, так как наступил час наступления, никем не отменённого. По осаждённому городу, с полукружья протяжённостью в восемь вёрст, ударили артиллерийские орудия, затем в атаку пошла пехота… Идя на штурм крепости, батальоны не имели ни штурмовых лестниц, ни фашин, заготовить которые в таком лесном краю, как Саксония, не составило бы труда — однако австрийское командование о том не позаботилось. Промокшие от дождя ружья не стреляли, пехота шла, увязая в грязи и неся потери от огня противника… Атакующие смогли пробиться через предместья, но затем были остановлены свежими силами французов. Их натиск оказался столь сильным, что союзники были оттеснены почти что к самому исходному рубежу…

Унылый вечер после неудавшегося боя генерал Моро провёл в обществе Михаила Орлова и Александра Михайловского-Данилевского — теперь уже штабс-капитана Свиты по квартирмейстерской части. Орлову разговаривать не хотелось, но он внимательно слушал беседу, впоследствии сохранившуюся в записках генерал-лейтенанта Михайловского-Данилевского.

— Вам пришлось воевать в Италии против Суворова, — спрашивал штабс-капитан. — Какого вы мнения об этом полководце?

— Суворов — один из величайших генералов. Насколько я знаю, лучше него никто не умел одушевить войска, никто не соединял в себе в высшей степени все качества военачальника…

— Как сравниваете вы Суворова и Наполеона?

— Сих полководцев никто не сумел превзойти в военном отношении, — бесстрастно отвечал генерал Моро.

«Интересно, — думал Михаил. — Что же тогда произошло с La Grande Armée в России? Неужели и он думает, что во всём виноват “генерал Мороз”?»

На следующий день бессмысленное сражение возобновилось. Опять лил дождь, опять не стреляли ружья, поле боя вновь покрылось непроходимой грязью, но русские полки всё шли и шли в штыковые атаки. Зато кавалерия просто не могла сдвинуться с места, и даже сменить осыпаемые вражеской картечью позиции артиллерии было невозможно…

На исходе первого часа баталии император Александр со свитой подъехал к одной из австрийских батарей. Моро находился рядом с государем. Глядя на пехотные колонны, выходящие из ворот крепости для контратаки, генерал в задумчивости произнёс:

— Вот солдаты, которых так часто водил я к победе!

Но тут неприятельские ядра стали ложиться возле батареи, рядом с которой стояла группа всадников.

— Ваше величество! — забеспокоился Моро. — Здесь оставаться небезопасно!

Александр молчал и не трогался с места.

— Поверьте моей опытности! — воскликнул генерал и, поворотив лошадь, встал между французами и русским императором.

Легенда гласит, что группа всадников привлекла внимание Наполеона. Он поднял подзорную трубу, и первым, кого увидел, был генерал Моро. Бонапарт вскочил в седло, поскакал к пушкам. Опытный артиллерист, он сам навёл орудие и поднёс пальник… Грянул выстрел, и ядро, прогудев в воздухе, опрокинуло Моро на землю.

Так это было или нет — не скажет никто. Ядро оторвало генералу обе ноги и прошило лошадь. Раненого уложили на скрещенные казачьи пики, укрыли плащом и понесли в ближайшую деревню. Опытнейший полевой хирург лейб-медик государя Яков Виллие ампутировал генералу ноги, однако спасти его было невозможно… Умирая, Жан Виктор Моро бормотал слабеющим голосом: «Мне, мне, Моро, умереть среди врагов Франции!.. От французского ядра!..»

Помолившись за упокой души усопшего — прах генерала Моро был отправлен для погребения в Санкт-Петербург, — Орлов вновь возвратился в строй.

Русские быстро пережили неудачу под Дрезденом — вскоре, 17–18 (29–30) августа, была блистательная победа в ожесточённом бою под Кульмом…

Теперь численность союзных войск возрастала буквально день ото дня за счёт подходящих резервов; в ряды войск антинаполеоновской коалиции вливались отряды недавних французских союзников — пруссаков, австрийцев, саксонцев… Бонапарт не дерзал более противостоять этой силе, корпуса его отступали без боя, преследуемые по пятам «летучими» отрядами.

В числе таких формирований была и казачья бригада под командой гвардии полковника Орлова — сила весьма грозная. 1813 год был воистину временем торжества казачьего воинства, которое Александр I нарёк в одном из манифестов «недремлющим оком армии». Донцы, потомственные воины, известные отвагой, решительностью, быстротой передвижений, неприхотливостью, наводнили всю местность, по которой торопливо отходила неприятельская армия. Казаки рыскали мелкими отрядами, нападали на курьеров, мародёров, отставших, а порой отчаянно налетали и на значительные конвои.

Казачьи поиски и партизанские диверсии настолько затруднили переписку Главной квартиры Наполеона с Парижем, что император Франции, вновь старательно скрывая тяжёлое положение своей армии, приказал напечатать во всех изданиях следующее извещение: «Не надо беспокоиться, если из армии редко приходят известия: писать не о чем…»

Что ж, тому, кто привык к победным реляциям, было трудно находить темы для сообщений…

Зато наши известия с театра военных действий были куда как насыщенны и подробны. Нередко в них встречалось имя отважного партизанского начальника полковника Орлова. Он стремительно атаковывал силы неприятеля, быстро находил уязвимые места в его обороне, не давал опомниться — и тем достигал победы. В составе большого отряда под командованием генерал-лейтенанта барона Тилемана его бригада участвовала во взятии Мерзебурга 6 (18) сентября, в Битве народов под Лейпцигом 4–6(16–18) октября.

«Потом, поступивши в команду генерал-лейтенанта графа Орлова-Денисова, при Гелленгаузене взял две пушки и 800 человек в плен»{184}. Бой этот состоялся 19 (31) октября.

Михаил командовал казачьими формированиями до самого конца 1813 года. Затем император Александр I отозвал своего флигель-адъютанта в Свиту, но и в 1814 году Орлов периодически продолжал участвовать в боях. В это время союзные армии уже вступили на землю Франции.

Глава девятая.

«ОН ВЗЯЛ ПАРИЖ»

Очень долог и неимоверно тяжёл был путь к Парижу. Многим не удалось дойти — они остались на поле Бородина, под Полоцком, Кульмом, Лейпцигом, Фер-Шампенуазом… Но, несмотря на потери, русские войска, преодолев немалые трудности, всё-таки достигли столицы Франции — сбылось то, о чём молодые генералы и полковники мечтали ещё в 1805 году, будучи обер-офицерами.