Злое железо - Алексей Молокин

С этого момента участь гостя была решена, хотя ни сам потомок Оглюй-хана, ни господин Гомб об этом и не подозревали.

Через полчаса господин Гомб с гостем, въезжали на территорию столичного университета, намереваясь навестить веселое общежитие магисток. Заднее сиденье представительского лимузина было завалено пакетами с шампанским, фруктами, коробочками и коробками с дорогой бижутерией и прочей блескучей чепухой, без которой наносить визиты порядочным девушкам считалось неприличным.

Меч настиг господина Топтунсултана у входа в общежитие. На глазах изумленной охраны нечто черное и стремительное неслышно, словно нетопырь, пало с вечернего неба, развернулось и стремительным росчерком распороло гостя от паха до подбородка. Содержимое кишечника окровавленным перламутром вывалилось на терракотовые плитки тротуара, вызвав у присутствующих при этой безобразной сцене приступ рвоты. Не прекращая угловатого движения, меч перевернулся в воздухе, свистнул и легко смахнул голову несчастного, словно пепел с сигареты стряхнул.

Сделав свое дело, измазанное кровью и нечистотами лезвие зло и твердо вонзилось в тротуар, вдребезги расколов декоративные плитки, да так и осталось, слегка вздрагивая, словно некстати помянутая покойником бешеная жеребяка после легендарной скачки от моря до моря.

– Господин мой, Свологд Красноволк, – побелевшими губами пробормотал Михаил Семенович Гомб по прозвищу Мишка-Мессер, вынимая из кармана чистый носовой платок и осторожно берясь за горячую рукоять меча. – Как же велика ярость твоя, но и щедрость тоже неописуема!

Митька-мозгляк остервенело долбил тяжеленным ломом бетонную перемычку. Гады-строители, возводя уродливую бетонную коробку, не позаботились о коммуникациях, а может, ни отопление, ни электрическое освещение в первоначальном проекте здания и вовсе не были предусмотрены. Хотя этого, наверное, быть все-таки не могло, просто строители схалтурили, как это часто бывает. Новый владелец собирался открыть в угрюмом, похожем на противоракетный бункер строении ночной клуб, благо, площадь позволяла, да и местечко было укромное, хотя и почти в центре города. Собственно Митьке было глубоко наплевать, что будет здесь после того, как он выполнит свою тяжкую работу. Он пробивал дыры в железобетоне, там, где рукой прораба были нарисованы фломастером неровные овалы. Вечером приходил сам начальник, черноусый пузатый человек, несмотря на весну, в дубленке и теплой шапке с наушниками, укоризненно цокал языком, сокрушаясь, что работа двигается уж очень медленно, оставлял Митьке его дневной заработок – бутылку паленой водки, буханку хлеба и неаппетитные куски жареной рыбы. Долгий рабочий день кончался, и Митька отправлялся ночлежничать в темный, пропахший кошачьей мочой закуток в том же здании. В закутке стоял здоровенный, адски пылающий раскаленной нихромовой спиралью «козел», так что было тепло. И то хорошо! Зима, почитай, кончилась, пережил-таки, дни становятся все теплее, уже и весна, а скоро, глядишь, и лето.

«Летом можно жить на реке, ловить рыбку большую и маленькую, если удастся разжиться удочкой, – думал Митька, – а еще продавать жирных выползков городским рыболовам и ни о чем не заботиться аж до самой осени. Можно даже не ловить рыбу, если неохота, а просто смотреть на быструю воду. Какое это счастье – щурясь от теплого солнышка, смотреть на воду!»

А покамест можно было и поработать, тем более что хозяин поит и кормит. И денег обещал немного, но для Митьки и пара стольников деньги.

Смеркалось. Проклятая стенка не желала сдаваться, брызгала в глаза злой колючей крошкой, била по лому в ответ на Митькины тычки, и каждый ее удар отдавался во всем тщедушном мозгляковом теле, в фалангах занемевших пальцев, в мосластых, распухших от сырости запястьях, в позвоночнике, коленях и ступнях. Вдобавок ко всему из стенки вылезла корявая арматурина, которую Митька теперь пытался выворотить с помощью острого конца лома. Скоро придет хозяин, а работа не сделана, старайся, мозгляк, старайся, может быть, стена наконец смилуется над тобой, лопнет проклятая проволока-арматура, вылетит кусок бетона с другой стороны и лом провалится в желанную пустоту. А дальше будет легче, дальше всего-то и дела, обламывать края, расширяя дыру до жирной черной линии разметочного фломастера. И на сегодня все.

Но стенка попалась на редкость упорная. Когда хозяин появился в неряшливом дверном проеме, Митьке только-только удалось справиться с арматуриной, и теперь он отдыхал, присев на груду холодных бетонных обломков.

– Отдыхаем? – зло спросил хозяин. – Правильно, работа не болт, весь день простоит, ничего ей не сделается. А правило такое знаешь, что кто не работает, тот и не ест? И не пьет, значит. И еще: как потопаешь, так и полопаешь?

Митька тяжело поднялся, взялся за ненавистный лом и обреченно шагнул к треклятой стенке. Жрать хотелось аж до звона в кишках. И выпить. Выпить, свернуться клубочком на старом матрасе у пышущего жаром электрического козла, и уснуть. И во сне видеть текучую, медленно разливающуюся по пойме реку.

– Завтра доделаешь, все равно уже ни хера не видно, – милостиво разрешил хозяин и не торопясь, вразвалочку направился к выходу, где в окончательно залившей город темноте скаредно светили желтые автомобильные подфарники. – Мне ужинать пора, горяченьким, так что некогда ждать, пока ты тут закончишь. И учти, завтра…

– Хозяин, – робко подал голос Митька. – Хозяин, может быть, вы отдадите мне мою пайку? Честное слово, завтра встану пораньше и отработаю. И за сегодня, и за завтра. Я все сделаю! Хозяин!

Но громоздкий силуэт, окутанный омерзительным желтым ореолом, уходил-катился, не слушая, и вместе с ним уходила надежда на сытый вечер, на глоток водки, который смоет мозглую дрянь с дрожащего Митькиного сознания, на сон о текучей воде…

И где-то глубоко внутри Митьки-мозгляка что-то лопнуло, и он, трусливо выждав, когда сыто чавкнет закрываемая автомобильная дверь и заурчит мотор, прошептал-таки:

– В задницу бы тебе этот лом, гнида пузатая!

И только ахнул, когда прямая железная змея рванулась к разворачивавшемуся автомобилю хозяина и ударила.

Раздался крик, перешедший в хрип, двигатель закашлялся, взревел и умолк. Что-то тихо хлюпало внутри автомобиля, а потом все стихло.

Митька осторожно выбрался из здания и подошел посмотреть. Из пробитого бензобака со слабым бульканьем вытекала пахучая струйка, в железных потрохах машины что-то тихонько и уже нестрашно потрескивало. Митька не обратил внимания на бензин – не водка же, – взялся за дверную ручку скрюченными пальцами и потянул. Дверь легко открылась. Хозяин, освещенный слабым зеленым светом приборной панели, был похож на чудовищного жука с выкаченными глазами, во рту у него что-то неприятно блестело, струйки крови медленно стекали с замаранной дубленки на кремовую кожу сиденья. Митька на ощупь нашарил на заднем сиденье полиэтиленовый пакет со своей пайкой, осторожно, стараясь не задеть холодное тело лома-убийцы, вытащил пакет из машины, аккуратно и тихо закрыл дверь и отправился в свой закуток.