Русские святыни - Николай Бенедиктов

И третья черта нашей системы — обязательность знаний и требований. У нас было невозможно легально закончить школу или другое учебное заведение без обязательной сдачи контрольных работ, экзаменов по большинству предметов. Иногда это принимало даже чрезмерные масштабы: например, поступающий на математический факультет университета сдавал все школьные предметы на вступительных экзаменах. Так было в 40-х годах. Конечно, были спортсмены, артисты, всякого рода общественные работники, для которых эта обязательность могла оказаться фикцией. Но все знали, что это нарушение, а не правило. В то же время в США студенты могут учиться, обходясь без большинства считающихся у нас обязательными предметов, ограничиваясь набором совершенно второстепенных с точки зрения получения конкретной специальности курсов. Допустим, будущий инженер заменяет некоторые математические курсы прослушиванием курса по эстетике античных статуй V века до нашей эры. А вот английская ситуация, совершенно немыслимая у нас: специалист по Шекспиру может не читать Л. Толстого! У нас для филолога обязательны и Шекспир, и Толстой, там же такой обязательности нет. Отсутствие обязательности означает и отсутствие целевого назначения знаний. И тогда предельно узкая специализация (специалист по Шекспиру, не читавший Толстого) существует вместе с образованием вообще, для общей культуры, а не для профессии и специальности. Это своего рода необязательное образование.

Отмеченные различия русского и англо-американского образования сегодня приобретают практическое значение. Французско-немецкие влияния, привитые на ствол греко-православной культуры, дали нам особую русскую школу. Октябрьская революция и социальные бури ударили шквалом по образованию, начался период разброда, шатаний. Были педологи, было бригадное обучение, были А. Макаренко с его "Педагогической поэмой" и школа дефективных детей "Республика ШКИД" имени Достоевского с В. Сорокиным, много было новинок и много было «мусора». Школа стала светской, религиозное образование было отменено, однако она стала достаточно идеологизированной организацией. И все же особенности русской школы при советской власти сохранились и приобрели более твердые очертания. Из этих особенностей главные, по нашему мнению, уже названные — единство и согласованность всех звеньев, фундаментальность, обязательность знаний и требований.

Сегодня наша школа опять переживает тяжелый период поисков и реформ. Видимо, она останется светской и потеряет или должна потерять свою идеологичность. Она должна, судя по логике развития, усилить и укрепить свои национальные особенности и найти новые способы организации учения, то есть укрепить единство и согласованность всех звеньев образования. Для нормального существования школе нужны необходимые условия — материальные и духовные. Материальные требования всем понятны, и недостаток финансово-материального обеспечения ощущают все. Это не требует комментариев. Но не менее важны и духовные условия и в первую очередь те духовные принципы, основы, которыми должна руководствоваться школа. До революции это была формула Уварова: "Самодержавие, православие, народность". После революции — советская власть, коммунизм, дружба народов. Сегодня подобная государственная идея не выработана, потому отсутствует и единый принцип гуманитарного образования. Пока нет возможности выстроить гражданское образование вокруг единого стержня. Попыткой подобного рода выглядит стремление разработать и ввести курс граждановедения. Работа над ним идет весьма неровно именно из-за неясности представлений о смысле государства и общества.

На этом фоне вдвойне показательны процессы, идущие в российской высшей школе. Выборность ректоров и активная роль ученых советов вдруг потеряли свою недавнюю привлекательность, а так как многие из ректоров с пиететом смотрят на США, то там и увидели образцы для подражания, и началось внедрение англо-американского типа образования в высшей школе. Вместо целостного высшего образования с выпуском специалистов вводится двухуровневая система подготовки: четыре года — бакалавриат, а затем еще два года — магистратура. Удивительность этого нововведения состоит в том, что бакалавр по нашим законам и схеме подготовки не является специалистом. Специальные курсы ему не читаются, идет образование «вообще». После четырех лет обучения лишь пятая часть бакалавров может попасть на обучение в магистратуру, после чего студент, наконец, станет специалистом. Так и хочется задать знаменитый вопрос П. Милюкова: "Что это — глупость или измена?" Ведь при нашей жуткой бедности, нехватке всего и вся, 80 % высшей школы будет работать вхолостую, давая образование «вообще» и не выпуская специалистов. По этой части мы действительно "догоним и перегоним" США, а уровень и качество подготовки быстро сведут преимущества нашей системы образования к нулю. Но ведь, может быть, главный и последний наш шанс достойно выжить в этом мире — сохранение и укрепление преимуществ отечественной системы образования, достоинств русской школы. Нашей стране удается сохранить позиции в основном за счет хороших традиций, которые, естественно, хорошо бы сохранить.

И последнее. В сентябре 1993 года вышел 442-й номер журнала «Америка» — специальный выпуск об американских университетах. Вот некоторые факты из этого журнала: "Не было ни одного случая, чтобы американский преподаватель пожаловался на уровень подготовки российских студентов" (с. 48), "один год обучения в престижном частном колледже стоит 23 000 долларов", "к 2000 году плата за обучение может подняться до 40 000 долларов" (с. 14), "количество дней, которые должен был проработать средний американец, чтобы оплатить один год учебы в хорошем частном университете в 1992 г.: 251,4", "процентный рост платы за обучение в Беркли за 3 года: 85" (с. 56). Задумаемся же над этим!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В смысле и руководящих идеях русского народа история показывает неожиданные и странные превращения.

Первый слой этих превращений связан с тем, что по внешности вынесено на первый план как задача России. Так, Русь начала бороться за святость и несла идеал святой Руси, а в XX веке была сокрушена православная церковь, пополнив ряды мучеников своими приверженцами. Россия начала бороться за мир во всем мире — мир и страна были потрясены мировыми войнами. Россия начала бороться за коммунизм — и сокрушен коммунистический режим. Россия боролась за продовольственную программу — и зерно начали ввозить из-за границы. Сегодня Россия переживает этап борьбы за демократию — в октябре 1993 г. расстреляна танками в Москве надежда на демократию.

Второй слой превращений связан с тем, что обозначено на штандартах врагов России. Враждебное государство Византия боролась с Русью своей христианской идеологией, но победа над языческой Русью превратила русский народ, по мнению русских философов, в единственный христианский народ. Европа боролась с Россией марксизмом, не скрывавшим своей изначальной русофобии, — и после разгрома русского царизма стал русским учением и идеологией коммунизм. Сегодня с Россией борются мировым порядком и мировой цивилизацией, — не следует ли предположить создание русского мирового порядка и русской мировой цивилизации?

И вывод. Все сокрушенные по внешности русские задачи и замыслы по сути своей не пропали. Они превратились в задачу и условие жизни не только России, но и всего мира — и "возлюби ближнего своего", и мир во всем мире, и свободное развитие каждого как условие развития всех, и исчезновение голода, и народовластие. В этом и можно предполагать «русскую» мировую цивилизацию как условие выживания мира, условие, прошедшее самые тяжелые — русские — испытания.

Обратившись к истории, мы видим, что не враги побеждали Россию и приносили новую идеологию. Россия с врагами справлялась сама. Привлекательность идеологии срабатывала вернее. И тогда Владимир Равноапостольный, осадив Херсонес, сильной рукой заставил греков дать нам новую идеологию. И Европа, заразив марксизмом, рассчитывала на сокрушение России. И Маркс, и Тютчев расценивали положение в Европе одинаково: по их мнению, есть только две силы — Россия и революция. И опять сломить Россию внешним врагам не удалось, а вот марксизм стал господствующей идеологией, превратившись в ленинизм, который скорее есть русское учение в марксистской оболочке, нежели чистый европеизм. И сегодня с демократией должно произойти то же самое. Россия выработает свой рецепт демократии, и в болезнях сегодняшнего времени идет борьба за превращение западного рецепта демократии в русское народовластие. И тогда вновь засияют принципы и святыни русской системы ценностей — миролюбие и любовь к святыням, единство слова и дела, свободолюбие и уживчивость, справедливость, труд, красота, соборность и высшей меры личность. Иного пути нет, ведь "когда национальная культура разрушена, народ обречен".[320] Коли так, то задача перед нами стоит, говоря словами И. Северянина, такая: