В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски - Александр Сорочинский

На поиски, отмеченного на карте зимовья, мы оставили всего полчаса времени до завершения светового дня. Да и зачем нам было больше? Полевой сезон завершался, топографические карты мы читали влёт, охотник клялся и божился, что отметил местоположение зимовья с точностью до метра. Охотникам, вообще-то, выдавали топографическую съёмку их угодий, и пользоваться ей они должны были уметь. У каждого из них была своя территория с чётко, однозначно оговорёнными границами, чтобы избежать ссор с соседями. Разве что был наш таёжник, выпивши, так летом они почти все, почти всегда были несколько нетрезвы, так что это был не повод, чтобы усомниться в правдивости слов нашего местного доброжелателя! Вот мы, дураки, и не усомнились!

Надо сказать, что темнело в здешних местах очень быстро. В течение нескольких минут солнце уходило за распадок, в котором мы чаще всего находились, и наступала непроглядная темень – глаз выколи, без всяких постепенных переходов. Такого быстрого наступления ночи, и такой густой темноты я не видел не только нигде в средней полосе России, но и вообще, ни в одной местности, где когда-либо довелось побывать. Сама Подкаменная Тунгуска и все её притоки глубоко прорезали толщу скальных пород Енисейского кряжа и находились в глубоких распадках.

В результате образовались высокие борта узкой долины, что и обуславливало столь быстрое наступление темноты внизу долины реки, у самой воды, где мы во время всего сезона и находились.

В точке, отмеченной на топографической карте крестиком, зимовья не оказалось! В результате лихорадочных метаний в условиях жёсткого дефицита времени, мы обнаружили остатки фундамента какого-то древнего строения. Была ли это злая шутка охотника (жизнь у них здесь суровая, ну и шутки бывают соответствующие), или он просто спьяну не разобрался в карте, но наше положение вдруг резко осложнилось.

Нам пришлось в кромешной тьме, имея минимум снаряжения готовить себе стоянку для ночёвки на вечной мерзлоте. Хорошо хоть Коля слышал краем уха от бывалых таёжников-охотников, что и как нам нужно делать в создавшейся ситуации. Темнота уже наступила, так что спешить нам было уже некуда, и мы основательно принялись пытаться воплощать в жизнь байки бывалых таёжных людей! Во-первых, развели костёр для того, чтобы согреться и что-то видеть при его свете, хотя бы неподалёку. Затем срубили две довольно высокие лиственницы и положили их параллельно, на расстоянии трёх метров друг от друга. У основания каждого из деревьев развели костёр, и свежие лиственницы стали потихоньку гореть. Даже к утру, они ещё полностью не догорели.

Зимовье на притоке © Creative Commons

Затем плотно поужинали, выпили по сто граммов водки, надели на себя всю одежду, какая только у нас с собой была, сверху длинные брезентовые плащи, и улеглись на вечную мерзлоту между горящими лиственницами, плотно прижавшись, спинами друг к другу, головами почти касаясь растущего толстоствольного, в обхват, кедра. Под руку себе каждый из нас положил ружьё, заряженное «жаканом», на случай неожиданного ночного визита агрессивного зверя или «лихого» человека. В изголовье воткнули охотничьи ножи, а в кедр, неглубоко вбили топор. Хотя от начавшей подтаивать вечной мерзлоты одежда стала потихоньку промокать, и от земли шёл холод, но костёр нас подогревал, за день мы порядком устали, поэтому довольно быстро уснули. Так мирно проспали часов до трёх утра. Затем я вдруг услышал странный шорох, непохожий ни на один из известных мне звуков. Проснулся, открыл глаза, внимательно вслушался, однако происхождение звука определить так и не смог. Коля тоже проснулся и услышал этот странно шуршащий звук. И тут я неожиданно заметил, что огонь от лениво горящей лиственницы как-то слишком бодро ползёт прямо ко мне. Присмотревшись к нему, ахнул: это горела, издавая шуршащий звук, откинувшаяся во сне к пламени лиственницы, пола моего плаща! Быстро вскочил на ноги и, с помощью Коли, погасил горящий на мне плащ.

Тайга на водоразделе © Creative Commons

Спать уже больше не хотелось, да и тело затекло в одной позе. Сели у костра, вскипятили чай, достали из рюкзака сгущенное молоко и шоколад и до рассвета пили чай и разговаривали на всевозможные темы. О чем тогда только не беседовали. Говорили о тайге, её жителях и их нравах. Рассуждали о философских вещах: о смысле жизни, о женщинах и их вздорности и о многом другом. Мы обсуждали всё, что могло тогда волновать нас, двух молодых парней двадцати с небольшим лет отроду.

Наконец-то начало светать! Мы дошли до источников, от слияния которых и брал начало наш приток, отобрали необходимое количество проб воды и стали возвращаться на свою стоянку. Обратный путь существенно сократили по расстоянию, но физически он был значительно труднее. Мы пошли назад не вдоль притока, а напрямую, через высокий и крутой водораздел между ним и самой Подкаменной Тунгуской, как раз в том месте, где долины этих рек, петляя, максимально приближались друг к другу.

Вышли к Подкаменной Тунгуске в конце дня, чуть живые от усталости, с небрежно перекинутыми через плечо высунутыми языками! Коля несколько раз выстрелил из ружья в воздух, чтобы его жена Лена смогла определить место нашего выхода с перевала к реке и подъехать на лодке. Гулять без необходимости нам больше почему-то не хотелось. Вскоре услышали звук заводимого мотора, и минут через пятнадцать Лена подъехала на отрядном «Прогрессе».

База с палатками, оборудованными спальными местами и кострищем показалась шикарным жильём, а приготовленный к нашему возвращению праздничный обед из двух блюд: ухи, и жареного на чугунной сковороде мяса, – гораздо вкуснее, чем в любом ресторане. К этим деликатесам мы с Колей в течение вечера прикладывались раза по три. Раз за разом кипятили чай в котелке, и вообще, чувствовали себя, как потерпевшие, спасшиеся после кораблекрушения. Всё познаётся в сравнении. Прав был Эйнштейн, когда доказывал, что всё во вселенной относительно. Я полностью согласен с этим утверждением, даже не вникая в правильность его формул.

В конце сезона

К концу сезона река сильно обмелела. Каменные гряды простирались иногда почти до середины реки, а отдельные валуны встречались и на самой середине.

Большая часть реки пробиралась к Енисею между камнями и под ними. Теперь мне стало понятно, почему эту Тунгуску назвали Подкаменной! Даже в основном русле реки вода текла вяло, как бы неохотно. Выделить в потоке стремнину уже не представлялось возможным, так как её просто не было. Незначительное увеличение скорости течения в срединной части реки язык не поворачивался назвать стрежнем. (На самом деле название реки произошло от слова «камень», которым издревле называют прорезаемый этой Тунгуской горный массив – Енисейский кряж»).