Бесконечность, плюс-минус (СИ) - "22 Слоя"

— И как ты его защитишь от катаклизма?

— Качественно, — ответил парень и стало понятно, что копать дальше не стоит.

— Тогда получается ты — оберег для этого места?

— Получается.

— Ух ты. Если честно, я часто представляю, что наш замок вроде как живой. И если так, это ведь так приятно знать, что всегда есть кто-то, кто защитит. Знаю, когда человек защищает человека, когда оберегает даже несколько людей, а тут целый замок со всеми, кто в нём живёт. А у вас с ним, с замком, был… диалог, что ты пообещал его охранять? Ну, если это вообще можно так назвать.

— С Фридой. У нас был договор с Фридой. Как у нас с тобой, но куда… знаешь, куда существеннее. Она боится внешнего мира. Боится, что он дотянется до нашего дома и что-то с ним сделает, я это знаю. А у меня свои проблемы с головой. Бывает. Случается. Мне нужна была клетка, но не обычная, а с ключом. Чтобы захотел — зашёл, захотел — вышел. Мы сошлись. Для нас с Фридой всё, что за пределами замка — это внешний мир, просто ей он бывает симпатичен, а мне он всегда безразличен. Но Орторус и для меня и для неё — это трепет. И я этот трепет никому забрать не дам. Никому, кроме самой Фриды.

Эйдан замешкался на развилке из пяти поворотов, но в конце концов просто пошёл вперёд. Там был тупик и большой ларец у стены, которому Эйдан обрадовался.

— Вот, я его нашёл. Есть вещи, которые я уже находил и знаю, как ими пользоваться. Это смотровая площадка. Не бойся сейчас, хорошо?

Она ответить не успела, как парень взял Мию на руки и ногой пнул крышку ларца. Из-под земли начал расти несоразмерно большой срезанный ствол дерева, что нёсся строго вверх. Мия вцепилась в одежду Эйдана и прикрыла глаза, но всё кончилось слишком быстро, чтобы успеть по-настоящему испугаться. Сейчас они находились высоко над землёй, но лабиринты по-прежнему были везде. Повороты и изгибы куда ни глянь, кроме маленького островка посреди этого мира, на котором они находились.

— Подумал, что здесь будет красивее. Ты не разобъёшься насмерть, даже если упадёшь, не пугайся.

Они сидели спиной к спине и даже засматриваться вниз было не страшно. Из-за странности самого мира становилось сложно измерить высоту даже на глаз, поэтому Мия закрыла глаза и представляла, что сидит на башне замка. В этом месте с закрытыми глазами было куда легче.

— Я хотел сказать, что она не права. В корне, — с неприязнью произнёс Эйдан, и Мие в нос ударил запах гари. — И тебе это важно понимать. Понимаешь же?

— Подожди. Кто не права, Хлоя?

— Да. Она лукавит. Говорит, что её бесконечность — это игра и сейчас она играет против покровителей. Но Хлоя попросила тебя заняться своими делами и оставаться в замке, тем самым определив твою роль, понимаешь? Так ведь делают и покровители — придумывают роли, не спрашивая мнения. Тебя обманули.

— Думаю, она просто имела в виду, что мне рано. Всё же я даже близко ароматом так хорошо не владею, как остальные.

— А при чём тут? При чём? — спокойствие Эйдана дало слабину, но он тут же взял себя в руки и голос стал искусственно слаще. — Всё крутится совсем не вокруг аромата. Не вокруг непобедимой девушки, которая станет частью плана, нет. Все твои ответы, они ведь в сравнениях. Ты веришь мне, маленький человек, видишь пластилиновые сны и слушаешь тех, кто кажется тебе лучше. Но правда, она не может быть односторонней — тебе нужны не истории, не подробные описания реальности, а сама реальность.

Эйдан чуть повернулся и сидел уже бок о бок с Мией.

— Услышать то, что скажут покровители. Увидеть самой, как выглядят обглоданные. Представляешь себе, как по улицам ходят люди в венцах осуждения? Уводят взгляды, чтобы никто не прочёл, где проведут ночь. Прячут руки за рукавами, чтобы краски на ногтях не было видно, а рукава в карманы, ведь пятна чернил могут их выдать. Им, может, что-то и светит. А как же те, другие? — Эйдан шептал прямо на ухо. — Тот человек, который сжимает оружие своей жилистой рукой. Он не боится солнца в зените, а панцирь его твёрже мейярфского камня, Мия. Такой панцирь ничем не пробьёшь, с таким грастией даже тягаться нечего. Только вот внутри него — ничего. Полый доспех с живым и одновременно мёртвым человеком внутри. Уже не вытащишь, не выскребешь, не выскоблишь даже маленький кусочек, потому что он сам боится думать о том, что по-другому может быть. Безропотный. Ничтожный. Он, и тысячи подобных ему. По всей столице пропадают люди, но ни одного плаката, ни одного глашатая, который бы произнёс это вслух. Ничего, мой маленький человек. Только осознание людей, что это происходит. И тебе нужно это увидеть самой, чтобы решить, кем ты хочешь быть: плотоядным или прячущимся? Обглоданным? Или воплощением искусства? Ты бы хотела сама ответить на вопрос, кто ты такая?

Эйдан положил ладонь поверх её закрытых век. От этого не стало страшно.

— Я… Хотела бы. Хотела бы сама решить это.

— Но пока не можешь.

— Не могу. Не знаю как.

— Просто потому, что ты объелась патоки, а горечи пока так и не попробовала. Она гадкая, она мерзкая, но знаешь как отрезвляет? Это ведь не так просто, увидеть ржавую сторону воочию и не испугаться её. Слышать о покровителях, злиться на них, осуждать. Д-а-а-а. А следующий шаг осилишь? Гордо прокричишь слово “Я”, но сможешь отстоять его? Или всё же перечеркнёшь? Ты ведь похожа на них, на этих полых людей в халатах и панцирях. Только у тебя ничего не крали, потому что и красть пока нечего. Что там своя бесконечность, тебе бы хоть на минуту настоящей оказаться, мой ты безликий человек. — Эйдан не убирал руки с лица. — Но те люди — они пустые уже. Уже, понимаешь? А ты, ты не “уже”, ты “пока что”. Между вами дистанция больше, чем от полюса к полюсу.

— Я хочу услышать их, — она волновалась и дышала чуть быстрее обычного. — И посмотреть на них.

— Думаешь, имеешь право этого хотеть?

— Я… не знаю. Не знаю, имею ли право быть там вместе с остальным замком. Я ведь им не ровня. Совсем.

— А если и не сравнивать себя? — в его вопросах звучал всё больший и больший соблазн. — Если выбить себя из координат? Никаких “я среди них”, только ты и большой необъятный мир. Можешь слушать о нём сладкие россказни сколько угодно, а можешь самолично открыть глаза. Что тогда выберешь?

В его словах всё сильнее и сильнее читался соблазн.

— Открою. — Захотелось повторить это слово. — Открою глаза и посмотрю сама. Мне… знаешь, ведь сейчас и покровители, и их жертвы мне кажутся идеей, а не настоящими людьми. Их, может, вообще не существует, этих людей. Я только представляла их, но никогда не видела. Их же может просто не быть на самом деле.

— Может и не быть. Ты проверь. Спой на публике или поиграй с краской. А хочешь, станцуй на главной площади. Вдруг тебя обманул каждый, кому ты поверила? Каждый, Мия. Можешь сама проверить, так ли это.

— Да. Я… могу? — ей тут же показалась странным, что она спрашивала разрешение. — Я могу, конечно могу. Значит мне… Эйдан, мне нужно быть там. Мне нужно быть в Мейярфе.

— Больше, чем кому-либо.

Мия убрала руки и повернулась к собеседнику. Его улыбка была змеиной, но сейчас змеи казались самыми мудрыми и прекрасными животными на планете. Каждому бы такую змею за спину, если на то пошло.

— А ведь сейчас я для них неуязвима. Неуязвима, ты понимаешь? Ведь им и правда нечего у меня забрать. Скажут сжечь что-то, и я сожгу. Скажут поломать и я притворюсь. Поломаю, и больно мне не будет.

— Пока у тебя нет “своего”, так и есть. Перечеркни его, а хочешь, забери у другого, как я и говорил. В этот тоже есть своё удовольствие. И это куда, куда легче, чем отыскать его самой. Но если отыщешь, то клянусь, что станешь бессмертной. Бессмертный и неуязвимый — это тоже, знаешь, как полюса. Далеко друг от друга. Потому хватит тебе сидеть и слушать нас, маленький человек. Не Хлое решать, что с тобой будет дальше. Не мне и даже не покровителям. Начинай звучать, хоть как-то. Стань блеклым пятном Мейярфа, стань фоновым шумом, чтобы потом стать чётче и громче. Договорились?