Подвиги Шерлока Холмса - Адриан Дойл

— Благодарение Богу, что он промахнулся, когда прыгнул на вас! — задыхаясь, проговорил я, поднимаясь на ноги.

Холмс ничего не ответил, но в этот момент я, подняв глаза, увидел в зеркале его лицо — бледное напряженное лицо, на котором застыло непонятное мне выражение.

— Боюсь, что теперь ваша очередь, Уотсон, — спокойно сказал мой друг. — Он, оказывается, не один.

Картина, которая представилась моему взору, когда я резко обернулся назад, останется в моей душе до конца жизни. Шерлок Холмс стоял не шевелясь на расстоянии двух футов от печки, на верхушке которой, присев на задние лапы, весь дрожа от напряжения перед прыжком, сидел еще один огромный паук.

Я прекрасно понимал, что достаточно сделать какое-нибудь неосторожное движение, и чудовище немедленно прыгнет, и поэтому, достав с величайшей осторожностью револьвер, я выстрелил в упор.

Сквозь пороховой дым я успел рассмотреть, как отвратительное насекомое съежилось, а потом, медленно опрокинувшись назад, свалилось в открытую дверцу печки. Что-то скользнуло вниз, царапая стенки, и наступила тишина.

— Он провалился в трубу! — крикнул я, чувствуя, как дрожат у меня руки от пережитого волнения. — У вас все в порядке, Холмс?

Он посмотрел на меня, и в его глазах я прочел какое-то необычное выражение.

— Благодаря вам, старина, — спокойно ответил он. — Если бы я только пошевелился… Но что это?

Внизу хлопнула дверь, и через мгновение мы услышали быстрый топот ног по усыпанной гравием дорожке.

— За ним! — крикнул Холмс, кидаясь к двери. — Ваш выстрел спугнул его, показав, что игра закончена. Нельзя дать ему скрыться!

Однако судьба распорядилась иначе. Несмотря на то что мы стремительно сбежали по лестнице и бросились в сад, Теобольд Уилсон слишком сильно нас опередил, к тому же у него было то преимущество, что он гораздо лучше ориентировался. Какое-то время мы слышали далеко впереди звуки его шагов по пустынным дорожкам, ведущим к реке, но потом они окончательно замерли вдалеке.

— Бесполезно, Уотсон, мы его упустили, — задыхаясь, проговорил Холмс. — Тут уж придется прибегнуть к помощи официальной полиции. Но слушайте! По-моему, там кто-то крикнул!

— Мне тоже показалось, что я слышал крик.

— Ну, сейчас такой туман, что бесполезно пытаться что-нибудь обнаружить. Пойдемте назад и успокоим эту бедную девушку, скажем ей, что все ее беды и тревоги позади.

— Какие кошмарные твари, Холмс! — воскликнул я. — И совершенно никому не известные.

— Я с вами не согласен, Уотсон, — сказал он. — Это паук galeodes, наводящий ужас на всех обитателей кубинских лесов. Счастье для остальных частей света, что он водится только там и его нельзя найти ни в каких других местах. Этот паук ведет ночной образ жизни и охотится на мелких животных. Если мне не изменяет память, он способен переломить им хребет одним ударом своих мощных челюстей. Помните, мисс Уилсон говорила, что после возвращения ее дядюшки в доме исчезли крысы? Уилсон, несомненно, привез этих тварей с Кубы, — продолжал Холмс, — а потом ему пришла в голову идея научить своих канареек подражать крикам ночных птиц, обитающих в кубинских лесах, — паук привык охотиться под эти звуки. Следы на потолке — это, конечно, сажа, которая приставала к его лапам, когда он лез по трубам вверх. Нам повезло, что прислуга, вытирая пыль, редко поднимает руку выше каминной полки.

Не могу найти себе оправдания за свою прискорбную медлительность, за то, что так долго не мог разобраться в этом деле, ибо факты были передо мной с самого начала, а весь замысел элементарно прост.

И в то же время надо отдать справедливость Теобольду Уилсону: он был дьявольски умен. Ведь когда эти чудища были водворены в печке, находящейся в подвале, ничего не стоило установить два дополнительных дымохода, соединяющих подвальную печку с теми, что стоят в спальнях. А потом повесить клетки над печками — в этом случае сами дымоходы служили резонаторами, усиливая звуки птичьих песен и направляя хищный инстинкт насекомого, который заставит его двигаться в нужном направлении, по ходу соединительных труб. Уилсону оставалось только изобрести способ вернуть этих ужасных пауков назад, в их гнездо, и — готово! — у него в руках был достаточно безопасный способ избавиться от тех, кто стоял между ним и их состоянием.

— Так, значит, их укус смертелен? — перебил его я.

— Вероятно, да, для человека с больным сердцем. Но именно здесь и заключается дьявольская хитрость всего плана, Уотсон. Он рассчитывал, что его жертву убьет не столько ядовитый укус, сколько самый вид чудовища. Вы себе представляете, какое впечатление произвело на немолодую женщину, а потом на ее сына — оба они страдали бессонницей, — когда под казавшееся им безобидным птичье пенье на верхушке печки вдруг появлялось это страшилище? Мы это испытали на себе, хотя мы с вами здоровые люди. Это зрелище убило их столь же неумолимо, как это сделала бы пуля, пущенная в самое сердце.

— Я не могу понять только одного, Холмс. Для чего он обратился в Скотленд-Ярд?

— Это человек, обладающий железными нервами. У его племянницы возникли инстинктивные опасения, и, видя, что она твердо решила уехать, он замыслил убить ее сразу же и тем же самым способом.

А когда это будет проделано, кто осмелится направить указующий перст в сторону мистера Теобольда? Разве он не обратился в Скотленд-Ярд? Разве не пытался прибегнуть к помощи самого Шерлока Холмса? Девушка умерла от разрыва сердца, так же, как все остальные, и ее дядюшка будет только получать соболезнования.

Вспомним-ка висячий замок на дверце печки и восхитимся выдержкой человека, который предложил сходить за ключом. Это был, конечно, блеф, он бы тут же обнаружил, что ключ «потерян». А если бы стали настаивать… я предпочитаю не думать о том, что бы мы обнаружили возле своего горла.

Никто больше никогда не слышал о Теобольде Уилсоне. Впрочем, стоит задуматься над тем, что дня через два после всего случившегося в Темзе было обнаружено тело утонувшего мужчины. Труп был обезображен до неузнаваемости, вероятно, он попал под винт какого-нибудь судна, и попытки полиции найти документ, устанавливающий личность погибшего, оказались тщетными. В его карманах ничего не оказалось, если не считать записной книжечки, испещренной заметками, касающимися разведения fringilla canaria.

— Как мудры те люди, что держат пчел, — заметил Холмс, прочитав отчет об этом деле. — Вы знаете, с кем вы имеете дело, и они, по крайней мере, не пытаются выдать себя за кого-либо другого.

«Рыжая вдовушка»

Я не раз извлекал из этого пользу, например, в дарлингтоновском скандале и в деле с Арнсвортским замком.

— Вы пришли к совершенно правильному выводу, мой дорогой Уотсон, — заметил мой друг Шерлок Холмс. — Бедность и нищета — это питательная среда самых жестоких преступлений.

— Именно, именно… — согласился я, — и в самом деле, я полагаю…

Я осекся и в изумлении уставился на него.

— Черт возьми, Холмс! Это уж слишком! Откуда вы можете знать, о чем я сейчас думал?

Мой друг откинулся в кресле и, соединив кончики пальцев, взглянул на меня из-под тяжелых полуопущенных век.

— Мои скромные таланты предстали бы в более выгодном свете, откажись я отвечать на ваш вопрос, — произнес он с сухим смешком. — Знаете, Уотсон, у вас есть поразительная способность скрывать свое неумение понять очевидное эдакой снисходительно-надменной манерой выслушивать мои логические рассуждения.

— Я не понимаю, как логические рассуждения позволяют вам узнать, о чем я сейчас думал! — довольно резко возразил я, слегка задетый его высокомерным тоном.

— В этом нет ничего сложного. Уже несколько минут я наблюдаю за вами. Ваш взгляд блуждал по комнате, скользил по книжной полке — при этом ваше лицо решительно ничего не выражало. Наконец он остановился на «Отверженных» Гюго, книге, которая произвела на вас очень сильное впечатление, когда вы читали ее в прошлом году. Вы задумались, глаза ваши сузились, было очевидно, что вы вновь мысленно вернулись к этой великолепной и страшной истории человеческих страданий. Затем вы подняли глаза к окну, за которым видны хлопья снега, и серое небо, и тусклые замерзшие крыши; далее ваш взгляд проследовал к каминной полке и уперся в складной нож, на который я нанизываю письма, если не собираюсь на них отвечать. Вы нахмурились, помрачнели и грустно покачали головой. Замкнулась цепочка ассоциаций. Ужасающие сцены из Гюго, зимняя стужа в нищих лачугах — и обнаженное лезвие ножа над теплым мерцанием нашего скромного очага. Глубокая печаль отразилась на вашем лице, печаль, которая приходит с пониманием причин и следствий вечной человеческой трагедии. Вот в этот момент я и рискнул согласиться с вами.