Такая глупая любовь - Татьяна Веденская

– Я и мои родители. И еще – мой брат.

– А где они сейчас?

– Они в отпуск уехали, в Карловы Вары. У папы остеохондроз, он его там лечит. Хотя мама считает, что ничего он там не вылечит, и вообще терпеть не может заграницу.

– Тут я с ней солидарен. Нужно поднимать свое.

– Она ничего поднимать не хочет, – рассмеялась Маша. – Она предпочитает Подмосковье. Ненавидит самолеты.

– А тебя почему оставили? – спросил Николай, проходя в глубь уютной, такой типично московской квартиры со множеством фотографий на стенах, с картинами в тяжелых золоченых рамах, с гарнитурами, где за стеклянными дверцами прятался старый дореволюционный фарфор. – Не заслужила отпуск?

– У меня просто… проект шел… – Маша растерялась. Проектом был Роберт, а также работа с ним. Именно поэтому она и осталась, но отчего-то теперь ее жизнь оказалась в миллионе километров от той точки и все изменилось. Сама Маша изменилась. Как можно так измениться за считаные дни?

За минуты.

– А где твоя комната? – спросил наконец Николай, и румянец снова, уже в сотый, наверное, раз за день, бросился Маше в лицо. Он увидит ее комнату, какой кошмар! Там, наверное, кавардак, ведь в последнее время она работала чуть ли не круглыми сутками, пытаясь объять необъятное. По комнате были разбросаны забракованные чертежи и эскизы, наброски и журналы по архитектуре. Маша включила торшер, и комнату залил мягкий свет. Спящий компьютер мигал, позволяя звездам перетекать с одной стороны экрана в другую. Николай подошел и прикоснулся рукой к мышке. Компьютер ожил и показал последнюю открытую страницу – сайт, специализирующийся на создании картинок и шуточек. Когда Маша чувствовала себя слишком усталой или не знала, как решить что-то, она заходила туда, читала шуточки из серии «львицы отдыхают по двадцать часов в день, наконец-то поняла: я просто настоящая львица». Теперь всю эту глупую ерунду читал Гончаров, и по его лицу было невозможно понять, нравится ли ему или, наоборот, кажется детством. Скорее второе.

– Я уже забыл, что бывают такие маленькие кровати! – пробормотал он вдруг, повернувшись к Маше. Она даже не сразу поняла, о чем именно он говорит – о какой-нибудь картинке в интернете или о ее собственной, реальной кровати, в которой она спала, наверное, лет с десяти.

– Мне она подходит, – пожала плечами Маша.

– Вдвоем тут поместиться, наверное, сложно, – усмехнулся Николай.

– Не знаю, не пробовала.

– Никогда? – искренне поразился он. – Ни разу?

– Ну… тут же обычно мои родители, и вообще, какая разница! – вспылила Маша.

– Как это какая разница? Это же означает, что я буду первый, – заявил он, заставив Машу покраснеть до багрянца. – Ведь ты же понимаешь, как это приятно мужчине.

– Ну, я же не мужчина, чтобы понимать такие вещи, – фыркнула Маша, включая сарказм как защитный механизм. Но он тут же дал сбой, потому что Николай отставил обратно на стол маленькую семейную фотографию и сделал шаг навстречу Маше.

– Ты не мужчина, это уж точно, – хмыкнул он. – Я сам лично убедился в этом сегодня. Хотя, когда ты командуешь на моих совещаниях, об этом легко забыть.

– Я? Командую? – возмутилась Маша, но Николай закрыл ей рот поцелуем, похоронив все не рожденные возражения. Он так долго сдерживался, что теперь почти не контролировал себя. Единственное, чего он не хотел, – это овладеть ею бездумно, быстро и безо всяких прелюдий, как того требовала его природа. Но она, эта девочка, заслуживала другого, и Николай делал все, чтобы сохранять подобие спокойствия. Тише, тише, нужно сделать это так, чтобы девочка пела в его руках. Он ведь так давно хотел этого, с самой первой минуты, как увидел ее. И уже подумал было, что этого не случится и вовсе. Но вот – он здесь, в ее доме, рядом с ее смешной маленькой, почти детской кроваткой. Она в его руках.

– Не сейчас, – рассмеялся он, выпуская ее на секунду. – Можно спросить тебя кое о чем?

– О чем?

– Если я тебе скажу о чем, получится, что я уже спросил, – усмехнулся он. – Ладно, Маша, скажи мне: почему ты передумала?

– Передумала? – удивилась она. – Я не передумывала.

– Ну конечно. Минуту назад ты убегаешь от меня сломя голову и прячешься в своем подъезде, как будто это какая-то чертова крепость, а потом ты зовешь меня выпить кофе.

– Может быть, я предложила это… просто из вежливости, – хитро рассмеялась Маша. – И сейчас пойду варить тебе кофе.

– Никуда ты не пойдешь, и ты прекрасно понимаешь это. Впустив меня в дом, ты должна была уже понимать, чего я хочу, – ответил Николай довольно жестко, и Маша вздрогнула.

– Ты меня пугаешь. Что, если я попрошу тебя уйти?

– Не попросишь, – покачал головой он и подхватил ее на руки. Он держал ее головку в ладони и смотрел в ее влажные, блестящие глаза. Машины губы непроизвольно приоткрылись, они были ожидание во плоти. Каждая клетка Маши дрожала, кровь бурлила и опьяняла, словно при дыхании чистым кислородом. Она потянулась, обхватила Николая за шею и приблизила свои губы к его губам. Он не сдержался, захватил верхнюю губу и всосал ее с такой силой, что стало даже немного больно и трудно дышать. Затем он аккуратно опустил ее на постель, а сам сел рядом и посмотрел на нее долгим, полным раздумий взглядом.

– Почему я чувствую себя каким-то варваром? Ты слишком молода для меня.

– Ты постоянно говоришь так, как будто ты какой-то старик. Мне двадцать два года! – возмутилась Маша.

– Я знаю, знаю. Отчего-то мне все равно кажется, что ты даже и понятия не имеешь, во что ввязалась, – покачал головой Николай.

– А во что я ввязалась?

– В отношения со мной, – прошептал он и одновременно вдруг ухватился за нижний край ее футболки и резко, неожиданно потянул ее вверх. Маша ахнула и изогнула спину, поддаваясь приказу его рук. Он отбросил футболку в сторону, как ненужную тряпку, а взгляд его оставался сфокусирован на Машиной груди. Она лежала покорно, недвижимо, по-настоящему парализованная ужасом и стыдом. И предвкушением… Нужно ли сказать ему о том, что она еще… Не отвернется ли он от нее, ведь это же ненормально? Она сама сказала: ей уже двадцать два. Так получилось, и раньше она никогда не думала о том, что это плохо. Раньше – до сегодняшнего дня.

– В отношения? – прошептала она удивленно.

– А у тебя есть какое-то другое слово для этого? – усмехнулся Николай, стаскивая и отбрасывая в сторону ее бюстгальтер. Он оставался невозмутимым и серьезным, лишь слегка улыбаясь кончиками губ, он с самым деловым видом потянул язычок молнии на бриджах вниз, стащил их с Маши, помогая с каждой штаниной. Она осталась лежать в одних трусиках и носочках, прекрасно понимая, что и это – ненадолго.