Штрафбаты и заградотряды Красной Армии - Владимир Дайнес

О переменном составе штрафных формирований участники войны высказывают различные мнения.

И.И. Рощин: «Как вспоминает Иван Илларионович, — пишет М. Некрасова, — в большинстве своем они действительно совершили воинские преступления — дезертировали во время боя или струсили в ответственный момент. Например, был такой «вояка» — старший лейтенант Шлеймович, который ухитрился на машине добраться до Баку. Там его, как говорится, и повязали, судили и отправили в тбилисскую тюрьму — откуда штрафная рота и получала главным образом «пополнение»… Однажды в штрафную роту привезли необычное пополнение. Это были моряки из Поти, человек тридцать. Командир роты говорит Рощину: «Иди, Иван, разберись, что там за публика!» На этот раз «публика» действительно была неординарная. Боевая — в самом прямом и конкретном смысле этого слова. Вернувшись из очередного похода, пошли в увольнение на берег. Помянули погибших товарищей, и очень не понравились морякам рыночные торговцы — здоровые мужики, место которых в трудный для Родины час, конечно, не за прилавком, а на фронте. Ну, моряки и объяснили им это на деле, за что угодили под трибунал — с подачи местных властей». В роту, в которой служил И.И. Рощин, был направлен бывший майор, начальник военторга. Он по заказу командарма сшил его подруге шикарные сапожки. Начальник штаба армии потребовал для своей подруги сапожки еще лучшие. А материала у майора больше не оказалось. В результате его отдали под трибунал по надуманному поводу. В одном из новых пополнений оказалось семь девушек — медсестер. Все отступали — и они бежали вместе со всеми, пока не остановил их заградотряд и — в штрафную роту.

П.Д. Бараболя: «Вскоре мы, новоявленные командиры, в том числе и отделенные (они не были ни осужденными, ни штрафниками), принимали подчиненных. Было это неподалеку от Ахтубы, в деревне Кильяковка. Прекрасный яблоневый сад, где шла передача людей, благоухал давно созревшими плодами. И хотя по ту сторону Волги кипели бои, а по вечерам далекое сталинградское небо плавили сполохи пожарищ, здесь все-таки было относительно спокойно. Первое знакомство со штрафниками произвело гнетущее впечатление. Конечно, внешне это были вполне, что называется, нормальные парни или молодые, до тридцати лет, мужчины — улыбчивые и настороженные, угрюмые и лукавые. На большинстве из них ладно сидела военная форма. Ну просто хоть пиши с иных иллюстрации для строевого устава! Однако совершенно по-другому смотрелся «послужной список» этих людей. Военные трибуналы за совершенные воинские или уголовные преступления «отмерили» им суровые наказания — от пяти лет до смертной казни. Последних во взводе оказалось семеро. Тут было над чем задуматься».

Английский историк Э.Бивор в книге «Сталинград» пишет: «Командиры, допустившие отход, немедленно лишались званий и направлялись в штрафные роты и батальоны. Первый такой батальон появился на Сталинградском фронте тремя неделями позднее, 22 августа, за день до того, как немецкие войска достигли Волги… На Сталинградском фронте в 51-й армии было приказано собрать в одно подразделение всех офицеров, вышедших из вражеского окружения. Первой группе из 58 человек объявили, что их пошлют на комиссию, после чего направят в новые части. Но допрашивать офицеров никто не стал, и вскоре без суда и следствия все они оказались в штрафных ротах. Когда через пару месяцев выяснилось, что это чья-то досадная ошибка, большая часть офицеров уже погибла».

А.И. Бернштейн: «Слова «штрафбат» или «штрафрота» с момента появления приказа стали пугалом, а позднее и модой для старших начальников напоминать младшим о своем месте… Приказ № 227 зачитывался в войсках. Сам я тогда — капитан, инженер полка — разъяснял приказ подчиненным в строю применительно к задачам, которые выполнял полк:

— не готов аэростат к подъему и отражению, налета вражеских самолетов — значит, вы отступили в бою;

— отказала боевая машина — вы не выполнили приказ;

— самовольная отлучка, сон на посту, утрата оружия или снаряжения, не говоря уже о самострелах, — это и есть нарушение приказа № 227, а отсюда трибунал и, возможно, штрафбат или штрафрота (каждому — свое)».

В.П. Некрасов в повести «В окопах Сталинграда» пишет, что «ездовой Кухарь попадается на краже овса и угождает в штрафной батальон».

По свидетельству Н.И. Смирнова, в его подчинении находились военнослужащие, направленные в штрафную роту по различным причинам: цыган, укравший лошадь у командира полка; баптист, отказавшийся брать в руки оружие.

A.B. Пыльцын: «Нештатным «начальником штаба» (проще говоря — взводным писарем) был у меня капитан-лейтенант Северного флота Виноградов. Он прекрасно владел немецким языком, но, как ни странно, именно это знание языка противника и привело его к нам в ШБ. Будучи начальником какого-то подразделения флотской мастерской по ремонту корабельных радиостанций, он во время проверки отремонтированной рации на прием на разных диапазонах наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной стал ее переводить на русский в присутствии подчиненных. Кто-то донес об этом то ли в Особый отдел, то ли в прокуратуру, и в результате получил Виноградов два месяца штрафбата «за пособничество вражеской пропаганде»… А взял я его к себе в этом качестве потому, что он обладал почти каллиграфическим почерком, к тому же мог сгодиться как переводчик, хотя я сам немецкий знал сравнительно неплохо».

И. Суман: «Мне в армии не повезло с командиром — редкая была сволочь. Невзлюбил меня страшно, прямо говорил: «Вы, молдаване, вино с детства пьете, поэтому все такие тупые». В войну ссориться с командиром — гиблое дело. А тут я еще после боя в сердцах возьми да и похвали вслух немцев за хороший пулемет. У нас, понимаешь, чтобы во время боя поменять у ручного пулемета раскаленный ствол, нужно было минут пять. За это время тебя раз пять убить могли. А у немецкого — рычажок повернул, пружина ствол выбросила, новый надел, и через 30 секунд — ты в бою. В общем, не сдержался я, а командир сзади был. Кончилось это дело штрафной ротой. Это можно было садиться и самому себе домой похоронку писать».

Законность при направлении в штрафные подразделения и части соблюдалась не всегда. Военные прокуроры, осуществляя надзор над штрафными частями, выявляли немало фактов, когда солдата или сержанта направляли в штрафники за незначительные проступки («шевеление в строю», «приготовление некачественного обеда» и т. п.). «Но здесь сыграла роль скорее не строгость закона, — отмечает A.B. Пыльцын, — как это было во многих судьбах штрафников, а господствовавшие в то время «стукачество» и гипертрофированная подозрительность некоторых начальников. Тогда от этого во много раз больше пострадало людей случайных, допустивших самые обыкновенные ошибки, просчеты, без которых не бывает ни одного серьезного дела. Было правилом обязательно найти, а в крайнем случае придумать, конкретного виновника, ответчика, невзирая на то, что бывают повинны даже не люди, а обстоятельства».

Переменный состав штрафных подразделений комплектовался также из числа военнослужащих, совершивших хищение имущества, продовольствия и другие поступки, не связанные с выполнением боевых задач. Так, в ноябре 1942 г. военная прокуратура Московской зоны обороны привлекла к уголовной ответственности помощника командира 27-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона по материальному обеспечению лейтенанта интендантской службы В.П. Подгорнова, начальника интендантской службы С.Н. Власенко, кладовщика A.B. Алимова, командира батальона майора В. Гринченко, шофера Б.В. Воловика и завскладом Рыбалка.

В обвинении, предъявленном им, отмечалось:

«Помощник командира 27-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона по материальному обеспечению Подгорнов Василий Павлович, начальник интендантской службы того же батальона Власенко Сергей Николаевич и кладовщик Алимов Антон Васильевич по предварительному сговору систематически злоупотребляли служебным положением в корыстных целях, т. е. совместно пьянствовали, а на закуски брали продукты, принадлежащие бойцам, этим возбуждали недовольство среди личного состава. Кладовщик Алимов, получая на мясокомбинате города Калуги сбой (головы, легкие и т. д.) из расчета 2 кг за 1 кг мяса, бойцам выдавал 1 кг сбоя за 1 кг мяса. Таким путем за октябрь и ноябрь недодано бойцам 245 кг мяса, из которого Алимов приготовлял разные блюда, употребляемые на закуски. Совместно с указанными лицами занимался пьянством командир батальона майор Гринченко, который не контролировал работу подчиненных, в результате чего Подгорнов на протяжении двух месяцев использовал автотранспорт, принадлежащий батальону, в личных корыстных целях. По его приказанию шофер Воловик возил в Калугу дрова, продавал от 1000 до 1500 руб. каждую автомашину и передал Подгорнову не менее 45 тыс. рублей. На свои нужды израсходовал 1500 руб. Завскладом Рыбалка не контролировал работу Алимова, передоверял начальнику караула, охранявшему овощехранилище, выдавать картофель. Кроме того, при заготовке не перевешивал картофель, доверяя Алимову. В результате получилась недостача картофеля свыше 7 тонн. Таким образом, Гринченко, Рыбалка, Воловик совершили преступление, предусмотренное ст. 193—17 п. «б», но, принимая во внимание, что Гринченко своими действиями не причинил вреда государству, а за все материальные ценности отвечал его помощник по материальной части Подгорнов и начальник интендантской службы Власенко, поэтому его действия надлежит квалифицировать по пункту «в» ст. 193—17 УК РСФСР».