Лобное место. Роман с будущим - Эдуард Тополь

– Меня очень заинтересовала в «Элианне» дочка вашей сестры. В романе ведь это она?

– Да, здесь её судьба. Она была скрипачкой. Пятилетней её приняли в «Мерзляковку», школу для одаренных детей при Московской консерватории. И она уже в шесть лет открывала правительственные концерты. Но потом руководство школы посоветовало ей поменять фамилию, а фамилия её Абрамова.

– А что плохого? Абрамова – прекрасная фамилия!

– Нет, её предупредили: с такой фамилией удачная карьера музыканта невозможна…

– Мама увезла юную скрипачку в Израиль. Стала ли она там знаменитой?

– Она стала знаменитым ребенком, но потом резко сменила свои интересы, стала дизайнером детской одежды, а теперь в США открыла очень успешную бездрожжевую кондитерскую…

– Антисемитизм в быту поддерживали у нас люди глупые и наглые. Слышать их оскорбления – досадно. Но из-за этого покидать страну?

– Я и не сказал, что уехал из-за этого. Хотя именно из-за этого Моссовет отказал просьбе руководства Союза кинематографистов разрешить мне, автору сценария фильма «Юнга Северного флота» и еще шести фильмов, купить в Москве однокомнатную квартиру с правом московской прописки. Но уехал я за романом о еврейской эмиграции и написал кватрологию «Любимые и ненавистные» о русско-еврейской любви, ненависти и сексе. И никто не может опровергнуть ни одного факта антисемитизма в СССР, которые я описал в моих романах. Меня лично три раза не приняли в университеты: дважды в Бакинский и один раз в Ленинградский.

– А может быть, вы хуже других сдали экзамены?

– Да-да, конечно, я хуже других – я поступал на филфак и писал сочинения в стихах! А потом, когда меня приняли во ВГИК, я был в комитете комсомола ВГИКа и уже точно знал, что у нас существует процентная норма, евреев разрешали брать только одного на курс. Руководитель нашего курса, профессор Маневич, закрыв дверь кабинета, сказал мне однажды: «Как ты можешь плохо учиться, ты учишься за Шафрана, Гельмана, Рабиновича, которых я не смог взять!»

– Вы себя считаете счастливым в Америке?

– Считаю удачливым – в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году мой роман «Красная площадь» стал мировым бестселлером, его издали сразу в четырнадцати странах. Но на эту удачу я пахал несколько лет, жил на доллар в день, потому что с юности считаю: если я не пробил стену лбом, значит, я просто плохо разбежался. Вот и всё.

– Отличная позиция. А в момент успеха вы почувствовали внутреннюю перемену? Какое первое ощущение удачи?

– Может быть, это не скромно, но внутренне ничего не изменилось. Ведь я и приехал в США для того, чтобы это написать, чтобы эта удача состоялась. К слову, с этим романом я по зимнему Нью-Йорку пешком обошел двадцать восемь издательств и неизменно получал ответ: «Удачи вам с другим издательством».

– А кто же издал первый?

– Издательство «Квартет» в Лондоне. Роман построен на интриге-расследовании самоубийства Цвигуна, и так случилось, что в этом романе я предсказал: после Брежнева и Черненко будет Андропов. А все западные советологи считали, что будет или Романов, или Устинов.

Семья – в США, а он чаще в России

– Признайтесь, Эдуард, вы женились, наверное, в тот момент, когда вас настиг огромный успех?

– Да, первый раз, когда был успех. Но о первом браке я не хочу говорить. А второй брак случился, когда успех кончился – в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году все издательства отказались печатать роман «Завтра в России», в котором я предсказал и описал ГКЧП и свержение Горбачева. Это было время всемирной «горбомании» и… «Даже если это правда, – сказали мне западные издатели, – нам такая правда не нужна».

– Со своей будущей женой вы были знакомы в России?

– Нет, она приехала из России много позже меня. И теперь у нас растет сын, четырнадцатого июля в День взятия Бастилии ему исполнилось шестнадцать лет. Накануне я уговаривал его встретить день рождения в Париже, там большой праздник, но он отказался: «Я поеду в кэмп».

– Ваша вторая жена, очевидно, значительно моложе вас?

– Так должно быть. У нас разница двадцать пять лет.

– По современным меркам не самый большой разрыв. Интересно, в характере, в облике героини «Элианны» есть черты и духовные качества жены?

– Нет. Элианна тоже реально существовала. Просто имя чуть другое.

– Любопытно, в этом имени вы хотели подчеркнуть её близость к каким-то эллинским традициям?

– Честно признаюсь, не знаю никаких эллинских традиций. Я ведь человек не очень образованный.

– Шутить изволите, Эдуард!

– (Смеется.) Ну, человек не энциклопедических знаний. Читаю достаточно, но всегда это связано с моим новым романным проектом. Когда готовился к роману «Астро», целый год читал астрономическую литературу.

– В этой книге чувствуется ваша очень серьезная подготовленность в космической области.

– Началась увлеченность с одной встречи. Меня нашел мой соученик по бакинской школе, единственный отличник и самый тихий ученик в нашем очень хулиганском классе. Он единственный из нас не хотел сбегать с уроков, чтобы пойти на новый фильм в кинотеатр «Низами». А мы убегали целым классом. И вот сейчас меня находит Рустам, мы не виделись с пятьдесят пятого года! Оказалось, он закончил физмат в Ленинграде и стал директором Пущинской обсерватории. Конечно, он повез меня в свою обсерваторию, познакомил с коллегами и заразил астрономией. Я принимал участие в их международных семинарах, входил в тему. Так родился замысел романа «Астро». Потом прошлым летом поехал с сыном в Виржинию к знаменитому гигантскому радиотелескопу GBT. И с этого моего прихода к телескопу начинается мой роман.

– Не возникло ли у него после этого визита желания посвятить себя изучению далеких миров?

– Антон увлекается другим. Сейчас он находится в Пенсильвании в кэмпе, в «научном» лагере. Занимается биологической медициной, генетикой. Я в этом ничего не понимаю. И не хочу вынимать его из микрокосмоса.

– Вы часто бываете в Москве, словно не уезжали совсем.

– В восемьдесят девятом году, когда появилась первая возможность приехать в Москву, я сразу воспользовался. Прилетел сюда, был на первом заседании межрегиональной группы депутатов – Попов, Ельцин… Эта группа откололась от Верховного Совета. С тех пор я больше в Москве, чем в США.

О, эти женщины!

– В романах писатель стремится проявить свои познания женской души, тайны ее магнетизма… Одну из глав романа «Элианна» вы начинаете шокирующим вопросом: «…умеете ли вы раздевать женщину глазами?» Здесь человек грубый воскликнул бы: «Ага!..» Но вы делаете всё по-другому: «Нет, не ради похоти и вожделения, а из-за любви к чистому и высокому искусству НЮ в стиле Боттичелли и других художников эпохи Возрождения?» Вам это удавалось?

– Наверное, да. Один мужчина видит недоступную красоту женщины. Другой воображает её рядом с собой в определенных ситуациях. А третий не видит вообще, проходит мимо.

– На Бродвее, в Нью-Йорке вы увидели в кафе знаменитую Джуди Фостер в одиночестве. И ваш герой романа в похожий момент переживает несколько счастливых минут воображаемого общения с актрисой. Это место в книжке написано обжигающе ярко. Вы это написали еще до того, как на одном из фестивалей она призналась в своей нетрадиционной сексуальной ориентации?

– Да она никогда и не скрывала, в прессе подобная информация была, но у меня в романе это написано впервые. Я ведь не сочинитель, я по первой профессии журналист и держусь за факт двумя руками.

– Но писатель прежде всего должен почувствовать, а потом рассказать. Поэтому ваша интуиция производит впечатление на читателя. Любопытно: что в современной России вам нравится, симпатично?

– В первую очередь женщины. Вы знаете, Россия экспортирует нефть, газ, но, к сожалению, и женщин тоже. Иностранцы постоянно вывозят отсюда женщин. Эта традиция вековой давности. Это делали и короли, и императоры западные. Забирали отсюда знаменитых красавиц.

– Но короли делали русских женщин королевами, а сейчас отвозят для использования за деньги.

– Процесс интердевочки нарастает, к сожалению.

– А с точки зрения живописного восприятия женщины: женщина как идеальная модель, вдохновляющая живописца, музыканта, – вы себе это позволяете?

– Я в живописи абсолютно бездарен. И когда пишу о женщине, иду не от каких-то мастеров, а от своего внутреннего чувства и воспитания. Я – еврейский мальчик, выросший на русских народных сказках. На «Аленушке»… Сказочный идеал: русоволосая, синеглазая красавица. Трепетная русская девочка! Я на этом вырос. Лет двадцать назад я встретил в Сан-Франциско уникального китайского художника Чейса. У него – похожие ощущения. Он это рисует. Его картины стоят сумасшедшие деньги. Все голливудские звезды имеют его картины. И он пишет исключительно русских девушек в манере Васнецова. Какой это реалист! Двадцать лет назад на «Кристи» его первая картина была продана за пятьдесят три тысячи долларов… Представьте себе Китай во времена хунвейбинов. Они врываются к человеку в квартиру, забирают отца семейства и его жену, оба врачи, и отправляют на перевоспитание в китайские колхозы.