Сага о викинге: Викинг. Белый волк. Кровь Севера - Александр Мазин

С другой стороны, с чего бы ему мстить? Безумный воин умер в бою и должен сейчас вкушать сладости битв на территории Валхаллы. Так какого хрена он шляется по Срединному Миру и гадит своему убийце?

Меня заставили вновь повторить историю моей славной победы и… Вот!

Меч! Я же выбил у чертова оборотня оружие аккурат перед тем, как тот окочурился!

Рунгерд с удовольствием потянулась. Она выглядела вполне удовлетворенной. Сложная работа закончена. Результат налицо.

Трудно было поверить, что все неприятности (включая влюбленность, месть, последующую пьянку и рабские колодки) происходят исключительно от того пинка, которым я вышиб меч из холодеющей конечности берсерка.

Дочь Ормульфа Хальфдана, с дотошностью психоаналитика изучившая историю моих приключений, исходила из того, что у меня менталитет викинга. Но я-то – не он!

То, что для местного головореза – серьезное отступление от базовой модели поведения, для меня – жизненная норма. К примеру, здешние привыкли взвешивать сказанное (даже в запальчивости) слово. Чисто как наши уголовники. Оно и понятно. Это у нас за опрометчивые слова тебе просто врежут по морде. Здесь же за необдуманную реплику могут и башку снести.

Кстати, еще один эпизод, о котором я не рассказал Рунгерд. Это когда я по неопытности спровоцировал Стюрмира. Тоже ведь запросто мог оказаться со свернутой шеей.

Но доверимся специалисту. Рунгерд лучше знает, что нужно скандинавским злым духам. Тем более, других вариантов у меня все равно нет.

– Ну и что мне теперь делать? – спросил я.

– Как что? – Рунгерд даже удивилась. – Попроси Одина о защите! Пусть он избавит тебя от мести мертвых.

Интересное предложение.

Как бы так поделикатнее объяснить, что Один – не герой моей детской сказки…

– Рунгерд, я не уверен, что он меня услышит, – сказал я, тщательно подбирая слова. – Я ведь рожден далеко отсюда, и у нас там другие боги.

– Ну и что? – Рунгерд удивилась еще больше. – Теперь ты здесь. И я вижу явные знаки того, что Отец воинов к тебе благоволит. Принеси ему жертву, попроси покорно – Один любит, когда ему покорны, – и он тебя очистит!

– Жертву? – Еще чего не хватало. Даже если я и решусь утопить в море какой-нибудь корабль вместе с командой, кто же мне такое позволит?

– Для начала хотя бы петуха, – сказала Рунгерд, развеяв мои страхи. – Я продам тебе подходящего. Недорого.

Глава сорок четвертая,

в которой герой общается с Одином

Наверное, за эти деньги можно было бы купить целый курятник, но я не торговался. Будем считать это платой за совет. Тем более что сравнительно недавно я предлагал госпоже Рунгерд золотой браслет стоимостью в хорошую кольчугу.

Короче, петуха я купил.

Мой естественный вопрос: где теперь находится тот, которому предназначена птичка, вызвал у внучки финской вельвы очаровательный смех.

Засим меня торжественно отвели к дому одноглазого любителя свежей крови.

Это оказалось наполовину вмурованное в холм строение с крепкой деревянной дверью. Чтобы не сбежал, надо полагать, поскольку в жилых домах данам вполне хватало кожаного полога. Дверь была прикрыта, но не заперта.

– Иди же!

Я замешкался, и Рутгерд пихнула меня кулачком в бок.

– А ты?

Взрыв смеха.

– Я? Я? – Рунгерд хохотала и не могла остановиться. Ей, кстати, шло.

Что я опять сморозил?

Сморозил.

– Я женщина, – отсмеявшись, поведала она.

Ну да, а то я сам не вижу!

– Мы, женщины, не поклоняемся Гунгниру[43]. Нам больше по нраву красавчик Фрейр[44] и его копье! – Тут она самым неприличным образом ухватила меня за гениталии.

Я аж подпрыгнул, а Рунгерд вновь залилась смехом. Но тут же вновь стала серьезной.

– Будь осторожен, Ульф Вогенсон! Отец воинов сам любит пошутить, хотя шутки его мало кому по вкусу. Однако он очень не любит, когда его дети подшучивают над ним! Помни: ты в его власти. Так что перестань ухмыляться, иди и сделай все, как надо!

Внутри было как-то мрачновато. И скверно пахло. Падалью. Черный петушок, которого я держал за лапки, вяло трепыхнулся.

По мере того, как мои глаза привыкали к темноте, прорисовывалась внутренность подгорного жилища. В подробностях. Подсветки хватало. Боги не боятся холода, поэтому сквозь щели между бревнами пробивался дневной свет. Он падал на мрачные хари идолов, порожденные фантазией датских резчиков, и можно было не сомневаться: сумасшедший дом был бы подходящим приютом для авторов подобных шедевров.

Вспомнился словенский Сварог, на празднике которого мне предлагали роль «жертвенной птички». Тот бог был куда внушительней, чем эти деревяхи с раззявленными ротиками. Впрочем, сии монстры, судя по всему, домашний вариант. У словен в домах тоже стояли уродцы-идолы – уменьшенные копии главных божеств. Предметы интерьера, так сказать. Возможно, где-то имеется и полноценное капище Одина, где Отец воинов изваян в три человеческих роста.

Так, ну и кто из вас, деревянных, главный бог скандинавского пантеона?

Видимо, этот. «Стоит статуя, рука поднята…» А вместо гранаты в воздетой руке – копье. Аккурат в меня целится, чурка копченая. Один глаз – белый, а другой – черный… А что это на нас надето? Никак кольчужка… Причем сильно поюзанная. На тебе, боже, что нам не гоже[45]…

Как я ни старался, проникнуться суеверным трепетом не получалось.

Деревяха и деревяха. «Рот» раззявлен, «ноги» – враскоряку…

Внутри у идола что-то зашуршало и несолидно пискнуло. Крыса?

Главный бог, у которого в брюхе – крысиное гнездо. Ну как тут исполниться почтением, скажите на милость?

Однако дело делать надо. Иначе уважаемая Рунгельд Ормульфовна меня не поймет. Прощай, петушок! Судьба твоя – стать жертвой традиций.

Взмах ножа – и птичья головка летит под «ноги» идолу.

Брызжущий кровью обрубок петушиной шеи я сунул в дыру, имитирующую рот…

…Тут меня проперло! Словами такое передать трудно. Я ощутил себя железкой, сунутой внутрь электромагнита, по которому внезапно пустили ток. Ощущение было такое, будто сквозь меня хлынули невидимые волны. Меня словно приподняло над землей, голова закружилась…

От неожиданности я выронил петуха и ухватился за нависшее копье…

Долбануло разрядом вольт этак на двести. Вмиг исчезло ощущение руки и доброй половины туловища. Я позорно взвыл. Ну так и было с чего. Меня трясло, как припадочного. Вокруг густилась тьма… Деревяхи… Черт! Они ожили, придвинулись ко мне, закружились… Или это я завертелся…

Что характерно, мне совсем не было страшно. Я наблюдал за всей этой чертовщиной словно со стороны. Холодным разумом…

Но недолго.

Усыпанная костями и прочей дрянью земля долбанула меня по физиономии, и я очнулся.

Ох, блин! Как хреново!

Кое-как я взгромоздился на четыре кости. Меня трясло. Руки-ноги – как чужие…

Потребовалось не меньше минуты, чтобы собраться с силами и привести себя в вертикальное положение. Ей-Богу, я бы удрал отсюда и на четвереньках, но в уголке сознания чудом удержалась мысль, что по ту сторону двери ждет Рунгерд. Хорош я буду, если выползу на карачках…

Так что я все-таки встал. Зацепился за чей-то «локоть», воздвиг (иначе не скажешь) себя на ноги и только после этого толкнул дверь.

И очень отчетливо услыхал за спиной звук, похожий на хихиканье. Или это крысы занялись петушиной тушкой?

Оглянуться я не осмелился.

Шаг, еще шаг – и вот я уже блаженно жмурюсь от яркого дневного света.

Рунгерд подошла ко мне, вынула из пальцев запачканный кровью кинжал. Это хорошо, что я его так и не выпустил. Кинжальчик-то дорогой, а возвращаться за ним… Нет уж, увольте!

Внучка вельвы вытерла оружие о траву и вложила в чехол на моем поясе.

Потом принялась меня разглядывать.

Мне было плевать, что она там во мне увидит. Я наслаждался солнышком, ветерком, чистым небом и тем, как меня понемногу отпускает…

Было полное ощущение, что я побывал в ожившем кошмаре. Или в состоянии клинической смерти.

Улыбка сделала красивое лицо Рунгерд прекрасным. Моя колдунья была довольна. Надо полагать, от порчи я избавился. Хоть какое-то утешение…

– Пойдем-ка, сын Вогена, пива попьем, – непривычно нежным голосом произнесла она.

Очень уместное предложение. Просто в самую масть.

Уходя, я все-таки рискнул оглянуться…

Дверь на датское капище была плотно затворена. Кстати, я только сейчас обратил внимание: она обращена не на юг, как у всех местных жилищ, а на север…

На следующий день мы с Хавчиком отправились в обратный путь. Свартхёвди остался. Обещал появиться в Роскилле дней через десять.

Я очень учтиво распрощался с мамой и дочкой. Пообещал непременно вернуться. С подарками.

Гудрун обрадовалась совершенно по-детски. Обещанным подаркам, разумеется.

Рунгерд улыбнулась. Двусмысленно. Я бы даже сказал – провоцирующе…