Братья - Илья Туричин

Коридор, в котором была камера Федоровича, наполнялся заключенными. Они выходили из камер бесшумно, без единого слова, еще не понимая, что происходит.

– Православные, - тихо прогудел Федорович. - Большевики есть?

– Ну, - откликнулся кто-то неуверенно.

– Бери оружие. Будем драться… А я стрелять не умею.

– Товарищи, - сказал тщедушный, передавая кому-то пистолет. - Все делаем тихо и молча. Пока они не очухались, берем верхний этаж. Стрелять только наверняка и в крайней необходимости. Пошли, товарищ поп!

И они двинулись длинным коридором. Без шума не обошлось. Железная решетка на запоре перекрывала верхний этаж. Трое надзирателей были в коридоре. Один выстрелил. Кто-то из заключенных застонал. Остальные залегли.

– Знает кто немецкий? - спросил тщедушный.

– Немного могу, - откликнулись сзади.

– Скажи им, что если не откроют - перестреляем. Нам терять нечего. Хотят остаться в живых - пусть отдадут оружие.

Знавший язык прокричал несколько слов по-немецки. Надзиратели жались к стене. Может, не поняли?

– А ну еще разок, - велел тщедушный.

И после того как снова прокричали те же слова, выстрелил. Ближайший надзиратель схватился за ногу. Остальные подняли руки, пошли к решетке. Бросили на пол оружие. Звякнули ключи. Решетка со скрипом откатилась в сторону.

Надзирателей заперли в камере.

Потом захватили женский блок. Федорович метался по камерам, искал Гертруду Иоганновну, но ее не было. Наружная охрана стреляла по окнам.

– Хрен с ними, пускай стреляют, - сказал тщедушный.

– Пускай, - согласился Федорович. - Погоди-ка. - Он отломил доску от нар, снял с себя малиновую рубашку, привязал ее рукава к доске. - Вот так. Пусть город знает, что тюрьма наша, - и высунул самодельный флаг в окно.

И тотчас флаг изрешетили пули.

– Ишь ты, - сказал удовлетворенно Федорович. - Боевое знамя, как на баррикадах.

– Рубахи-то не жалко?

– Жалко, христианин, жалко. А шкуру собственную еще жальчей. Спаси и помилуй, господи!… Ежели ты, конечно, есть.

Штандартенфюрер Витенберг только молча скрипнул зубами, узнав, что тюрьма захвачена заключенными. Черт с ними, с заключенными. Конечно, самое верное средство замести следы - ликвидация. Тех, что сидели в подвале службы безопасности, попросту увезли в лес в спецмашинах. Привезли уже мертвых. Задохнулись от выхлопных газов. Остроумная выдумка. Их свалили в старый ров. Закапывать было некогда. Ничего. Главное, они будут молчать.

А сейчас надо вывозить архив. Списки агентурной сети, явки, клички. Все сложное хозяйство контрразведки. И вовремя убраться самому. Русские обложили город. Солдаты сдаются. Только эсэсовцы держатся. И пока не перекрыли мост, надо уходить. Как бы ни окончилась война - агентура всегда понадобится.

Документы службы безопасности грузили на два бронетранспортера. Их охраняли эсэсовцы. Грузили в несгораемых ящиках. В случае чего можно закопать или потопить.

Прежде чем уйти из кабинета навсегда, Витенберг огляделся. Разгром. Позор! Ну, ничего. Они оставят русским развалины. Этому городу больше не подняться.

Штандартенфюрер взял телефонную трубку. Слава богу, связь еще работает. Он назвал номер.

– Шарфюрер Китце, - раздалось в трубке.

– Китце, слушайте меня внимательно. Ровно через час - взрывайте. И уходите.

– Слушаюсь, штандартенфюрер.

– Успеха вам.

Штандартенфюрер знал, что Китце не уйти, штаб тоже минирован. Шарфюрер падет смертью героя.

Витенберг быстро спустился по лестнице, сел в машину.

На центральной улице образовалась пробка. Орали люди, сигналили автомобили.

Штандартенфюрер не стал ждать, повел свои бронетранспортеры по маленьким улочкам. Это даже кстати, что образовалась пробка. Он подъедет к мосту быстрее, чем другие, и переправится через реку без помех. Еще успеет взглянуть на фейерверк.

Но у самого моста стоял разбитый грузовик. Рядом и на мосту - трупы. Возле разбитой машины сидел на корточках солдат, прислонившись к скату, перебинтовывал руку с помощью другой руки и зубов.

Штандартенфюрер выскочил из бронетранспортера:

– Что случилось?

Солдат даже не встал, только голову повернул.

– Русские.

– Откуда русские? - Штандартенфюрер не поверил, но с того берега раздалась автоматная очередь и пули просвистели рядом.

Витенберг невольно присел рядом с солдатом.

– Здесь не может быть русских.

– Значит, это деревья стреляют. И машину разнесли снарядом.

Штандартенфюрер перебежал к своим бронетранспортерам.

– Нам надо выбраться во что бы то ни стало. Идите по домам, сгоняйте сюда жителей. Быстро.

Василь Долевич лежал за деревом возле самой дороги. Мост как на ладони. На мосту - ни души. Только на настиле лежит несколько мертвых фашистов. Да сразу за мостом стоит разбитая автомашина. В нее ударили в упор из сорокапятки. Говорят, что и партизанский танк вот-вот подойдет.

Налет на мост совершили так внезапно, что гитлеровцы и выстрелить не успели. Вправо и влево от моста залегли партизаны. Здесь фашистам пути нет.

Потом на той стороне появились бронетранспортеры.

Рядом с Василем лежал командир группы Захаренок.

– Сейчас попрут, - сказал он, ни к кому не обращаясь. И повернулся к Василю. - Ржавый, скажи артиллеристам, чтобы глядели в оба. Начнут прорываться, пусть бьют прямой наводкой.

– Есть! - Василь вскочил и побежал, петляя между стволов, к артиллеристам, благо они были рядом, передал приказ, вернулся и снова залег за деревом. На той стороне началось какое-то движение.

А потом из-за разбитой машины появились люди: женщины, дети. Они молча взошли на мост, прижимаясь друг к другу и ступая осторожно, словно мост мог под ними провалиться. Следом шли эсэсовцы с автоматами, а за ними ползли бронетранспортеры.

Партизаны лежали в укрытиях, боясь шевельнуться, не раздалось ни одного выстрела. Видно было, как на бронетранспортерах поворачивались черные стволы пулеметов.

– Сволочи, - выругался Захаренок тихо. Он растерялся. Что предпринять? Есть приказ - не выпустить из города ни одного фашиста. Но как будешь стрелять по женщинам и детям?

Безоружные горожане уже добрались до середины моста, живой щит фашистов.

– Хозяин, - сказал Василь, по привычке назвав Захаренка хозяином. - Я подползу с гранатами. Как женщины пройдут, брошу под бронетранспортер.

– Убьют.

– Не, я верткий.

И вдруг увидел в первом ряду Злату с Катериной. Сердце оборвалось.

– Ступай… Товарищи, - тихо сказал Захаренок, - пропустите наших. А как я дам команду - ложись! Бейте по фашистам без передыху, чтобы головы не поднять. Ах, сволочи.

Василь пополз к мосту, с которого спускалась перепуганная толпа. А в толпе уже заметили партизан. Кто-то всхлипнул. Женский голос крикнул:

– Стреляйте, сынки, стреляйте по супостатам!

На мосту грохнул выстрел. Женщина упала.

– Вперед! - кричал Витенберг.

Злата увидела ползущего вдоль дороги Василя, прижала к себе Катерину.

– Падайте, как крикнут: "ложись", - сквозь зубы сказал Василь, когда первый ряд поравнялся с ним.

Он понимал: как только его заметят - поднимут стрельбу, и полз, как ящерица, припав животом к земле. С двумя тяжелыми противотанковыми гранатами в руках. И замер, словно мертвый, когда прошли женщины. Эсэсовцы не обратили внимания на труп. А Василь вскочил, словно в нем выпрямилась пружина, бросил обе гранаты под бронетранспортер. И упал на землю.

– Ложись! - крикнул Захаренок.

Злата придавила к земле Катерину, упала на нее, за ней повалились остальные. И тотчас заработали автоматы и винтовки, партизаны выскочили из-за деревьев, бросились на эсэсовцев.

Грохнули разом два взрыва. Бронетранспортер метнулся в сторону, сломал перила и рухнул на берег.

Витенберг, оглушенный, бросился в сторону, но чья-то пуля сразила его.

Второй транспортер, брошенный водителем, стоял на середине моста, урча невыключенным мотором. Оставшиеся в живых эсэсовцы бежали в город.

– Живы? - крикнул Захаренок.

Люди стали подниматься с дороги, оглядывать друг друга. Живы, неужели живы? Злата метнулась к мосту, таща за руку плачущую Катерину.

– Василь! Василь!… - звала она. - Ржавый!

– Ржавый, - тоненько затянула вслед за ней Катерина.

И обе остановились.

Василь лежал на дне придорожного кювета, придавив телом левую руку, а правую откинув в сторону.

– Василь, - тихо позвала Злата, по щекам ее текли слезы, она не утирала их, хотя из-за них все было, как в тумане. - Василь.

Подошел Захаренок, нагнулся, приподнял голову Василя. Василь вздохнул и открыл глаза.

– Отбили? - голос был едва слышен.

– Ну! А говорил, не убьют. Говорил, верткий. Так не убили ж.