Возвращение из рая - Владимир Кунин

— Обалдеть!.. Полный отпад...

И от этого стал мне еще симпатичнее.

Очень милой и, не побоюсь этого слова, красивой показалась мне жена Сая — Элла. Я бы даже поставил ее на твердое второе место сразу после нашей Рут Истлейк.

Сай Фрумкин действительно умудрился быть поразительно похожим на своего Зигеле. И вызывал те же самые чувства уважения, правда, как я потом сообразил, по несколько иным причинам...

Понравился мне и Александр Половец — не то главный редактор, не то издатель, не то хозяин такой русскобуквенной толстятины, как альманах «Панорама». Короче — приятель Наташи Векслер и друг Эллы, Сая и Зигеле Фрумкиных.

На частых пресс-конференциях, в интервью и во время съемок телевизионных сюжетов я уже привык к вопросам типа:

1. Нравятся ли вам Кошки Америки и каково их сексуальное отличие от Кошек России?

2. Как вы лично боролись с давлением Кремля во время вашей жизни в Петербурге и насколько свободнее вам дышится здесь, под звездно-полосатым флагом Соединенных Штатов?

Так вот, Половец ничего такого не спрашивал. Мы просто болтали о жизни Котов и Людей вообще. Говорил больше я. Он внимательно слушал, иногда слегка спорил со мной, а когда я ему возражал — с утроенным вниманием относился к моим возражениям...

Только лишь спустя некоторое время я заметил, что всю эту нашу болтовню Половец пишет на маленький диктофон. У моего Шуры Плоткина теперь точно такой же.

— Это что же?.. — спросил я у Половца через Тимурчика. — Интервью?

— Да как вам сказать? — пожал плечами Половец. — Скорее всего — беседа. А вы как думаете?

Краем глаза я видел, а кончиком рваного уха слышал, как весело щебетала Элла, как всячески занимала и тормошила нашего Джека Наташа Векслер (в девичестве — Мутикова...), как совершенно на равных Сай и Боб чирикали об истории мира, иудаизме и сегодняшней журналистике, и наш полицейско-китайский Бобик обнаруживал такие глубины знаний, что бедный Сай только лапами... Тьфу, ч-ч-черт!.. Только руками и всплескивал!..

И жрачка, надо отдать ей должное, была первоклассной.

Только я было собрался поведать об этом Зигеле, как все ОКРУЖАЮЩЕЕ вдруг РАСТВОРИЛОСЬ всего лишь в одном-единственном слове:

— ШЕФ!.. — услышал я приглушенный хрипатый зов Братка.

... Глаза мои мгновенно привыкли к темноте нашего отельного садика.

Под животом и лапами не было никакой твердой опоры, но я все-таки на чем-то лежал (???), плотно прижав уши к голове. Хвост мой сам по себе тянулся в струнку, кончик его нервно вибрировал, а верхняя губа самостоятельно приподнималась к носу, угрожающе топорща усы и обнажая клыки, готовые к бою... А про шерсть на загривке и говорить нечего!!!

Наверное, я МЫСЛЕННО завис в воздухе на высоте примерно в два Человеческих роста над землей. Точнее — в два Джековых роста, так что не очень высоко, но для наблюдения позиция была превосходной!..

Чуть выше и неподалеку от себя, сквозь густую листву я поначалу учуял, а потом и разглядел лежащего на толстой ветке Братка. Браток потрясающе сливался с деревом и практически был невидим. Для всех, кроме меня.

В густом, прогретом вечернем воздухе резко пахло посторонними Людьми и оружием. По когтям на передних лапах я быстренько подсчитал шесть незнакомых мне запахов. А всего — девять.

Два запаха Убивцев — эти запахи я запомнил навсегда. И один, прямо-таки ставший родным и близким, — Пита Морено. Хотя запах Пита был сильно замутнен резким пистолетно-наручниковым запахом.

— ГДЕ ОНИ? — БЕЗЗВУЧНО СПРОСИЛ Я БРАТКА.

— В ТУАЛЕТЕ ШУРУЮТ... — МОЛЧА ОТВЕТИЛ МНЕ БРАТОК.

— А НАШИ?

— ШЕФ! ВЫ ЧТО ТАМ, СОВСЕМ ОБОЖРАЛИСЬ НА ХАЛЯВУ?! — ВОЗМУТИЛСЯ БРАТОК. — НАШИ ЖЕ ВМЕСТЕ С ВАМИ В ГОСТЯХ У КАКОГО-ТО НЕСЪЕДОБНОГО ФОКСА!..

— НЕ ХАМИ, — СТРОГО ЦЫКНУЛ Я НА БРАТКА. — ГОВОРЯ «НАШИ», Я ИМЕЛ В ВИДУ ПОЛИЦИЮ.

_ А-А-А... ТОЖЕ МНЕ — «НАШИ»!.. ЗДЕСЬ ГДЕ-ТО. Я И САМ ИХ НИ ХРЕНА ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛ. НУЖНЫ ОНИ МНЕ, КАК ПУЛЯ В СРАКУ! САМ СПРАВЛЮСЬ В ЛУЧШЕМ ВИДЕ.

— ТОЛЬКО БЕЗ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ! — ПРИКАЗАЛ Я БРАТКУ. — А ТО ПРИШЬЮТ В ОДНОЧАСЬЕ...

Я проплыл сквозь стену (!!!) в гостиную, оттуда через кабинет Джека в коридор и невидимо поплыл к открытой двери нашего второго туалета...

Боженька ж ты мой! Сколько же раз я уже сталкивался с этими двумя жуткими Типами?!

Впервые я увидел их в судовом баре, когда мы с Водилой плыли из Ленинграда в Гамбург. Это ОНИ тогда по приказу Бармена вышвырнули из бара какого-то пьянчугу и освободили место у стойки для моего Водилы и меня...

Это ОНИ же, по рассказу судового Кота Рудольфа, безжалостно расстреляли Бармена, когда мы с Водилой сорвали ихней компахе переброску ста килограммов кокаина...

Это ИХ мы с Тимурчиком засекли в Нью-Йорке, на углу Пятой авеню и Сорок шестой улицы в праздничный День святого Патрика...

Это ОНИ летели с нами в одном самолете и убили Павловского...

Это ОНИ обшарили позавчера весь наш номер, за который мы платим пятьсот долларов в сутки!..

Это ОНИ сейчас, подсвечивая себе узеньким, остреньким лучиком тоненького, но сильного электрического фонарика, рассматривали книжку Астольфа де Кюстина «Николаевская Россия 1839 года». Убедившись, что одна сторона обложки сгибается свободно, а вторая пружинит из-за вклеенного туда компакт-диска — удовлетворенно переглянулись.

Как же! Теперь они задвинут этот компакт-диск тем исламским психам-террористам за четыре миллиона долларов, а те, суки, сотворят наш российский ОКУЯН (напоминаю: Оптический Квантовый Усилитель с Ядерной Накачкой) в своих гнуснейших целях и, как говорил брат Джека — Морт Пински, устроят Америке триста тридцать три каких-то «Хиросимы»! Что это — я не знаю и знать не хочу. А только вот накася — выкуси!..

Как говорят почти все мои близкие, даже Браток: «И мы не пальцем деланные».

Наверное, кому-нибудь и придет в голову упрекнуть меня в частых повторах: уж слишком много раз я вспоминаю этих двух Убивцев. Но это со мной происходит, ей-богу, невольно...

Казалось бы, все, кому положено по сюжету, уже счастливо воссоединились и зажили спокойно и радостно. Вот скоро и Джекочку Пински тоже, надеюсь, пристроим...

Вроде бы это нам за все. За наши тяжкие мытарства, за все страдания. По справедливости. А вот не покидает мыслишка, что совсем рядом с нами существует УГРОЗА. И не только нам лично, а буквально всем на Земле!

Ну как тут не повториться от волнения?..

... Кстати, как выяснил Пит Морено через Интерпол, один из Убивцев, Немец, был не германского, а чисто казахстанского розлива. Так вот он передал Маркизову книжку Русскому и негромко сказал:

— ЗАНЫКАЙ. ЕСЛИ ЧТО — Я ТЕБЯ ПРИКРОЮ.

Русский спрягал книжку за пазуху и стал первым выходить в коридор.

А Немец вынул из-за спины пистолет с глушителем (я их по телевизору насмотрелся до одури!) и осторожно пошел за Русским.

Я тоже, кажется, развернулся в воздухе, чуть не задел за люстру, просвистел сквозь все стены нашего бунгало и вылетел в сад, чтобы опередить этих Гадов и предупредить Братка — кого постараться придержать для полиции, а кого выпустить с книжкой на волю. В надежде на то, что отпущенный впоследствии выведет группу Пита на этих подоняр — террористов-исламистов...

Рассчитывать на чистосердечные признания задержанного не имело никакого смысла. Как сказал детектив Джек Пински, такие «профи» молчат до смерти. Так что лучше его изолировать.

Мне показалось, что я облетел вокруг ветки, на которой лежал Браток, и только успел ему прошептать:

— ПЕРВОГО ПРОПУСКАЙ, ВТОРОГО ПОПЫТАЙСЯ ТОРМОЗНУТЬ! НИ ПУХА, БРАТАН...

А дальше я, кажется, завис в воздухе и без малейшей надежды, что сидящий где-то в засаде Пит Морено меня УСЛЫШИТ, а тем более и ПОЙМЕТ, я по-шелдрейсовски завопил что было мочи:

— ПИТ!!! ПИТ!.. ПЕРВЫЙ ИДЕТ С КНИЖКОЙ!!! ПЕРВЫЙ ИДЕТ С НАШЕЙ КНИЖКОЙ!.. НЕ ТРОГАЙТЕ ЕГО!!! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ПИТ МОРЕНО?!

Но конечно, Пит не откликнулся... А те — Русский и Немец — уже выходили из нашего бунгало в сад!

— ВСЕ, ШЕФ, В СТОРОНКУ!.. — скомандовал мне Браток и диким глазом зыркнул вниз на крадущихся Убивцев. — НУ, БЛЯ, ДЕРЖИТЕСЬ, КОЗЛЫ ЕБУЧИЕ, В НЮХ ВАС И В ЖОПУ, ЧТОБ ШТАНЫ НЕ ПАДАЛИ!..

И я ВИДЕЛ, ВИДЕЛ, ВИДЕЛ, как Браток четко пропустил под собой Русского — с желчной и остроумной книжкой французского маркиза за пазухой, — а затем мягко и стремительно отделился от дерева и примерно с высоты второго хрущевского этажа точнехонько спрыгнул всеми своими ста десятью килограммами на широченные плечи Казахского Немца!!!

От страшного удара Немец охнул, с маху шарахнулся лицом и телом о землю, но здоровенный и тренированный, сволочь, мгновенно перевернулся на спину и тут же ВЫСТРЕЛИЛ в Братка!..

Если бы не огонь из ствола, могло бы показаться, что кто-то наступил на сухую щепку. Вот что такое хороший глушитель!

А в ответ на выстрел — короткий и жуткий взрык Братка, молниеносный взмах передней лапы, глухой удар и...