Закон семи - Татьяна Полякова

— Это совсем рядом с парком, — сказала я. — Почему бы нам… — И смутилась, сообразив, что говорю глупость. Допустим, мы навестим Кузьмина, но что мы ему скажем? Зададим вопрос, с какой такой стати он покинул пивную через черный ход? А он нас пошлет подальше и будет прав.

С горя я удалилась в отведенную мне комнату размышлять над очередной загадкой. И вдруг на меня напала тоска. Что я делаю в чужой квартире, на кой черт мне кинжалы, загадки и прочее, когда у меня работы по горло?

— Нам не пора ужинать? — постучав в дверь, спросил Прохоров.

Войдя в столовую, я слегка растерялась. Безупречная сервировка, две свечи, бутылка вина, Марк Сергеевич в белоснежной рубашке, хорошо хоть без пиджака. "У нас встреча «без галстуков», — мысленно съязвила я.

— Прошу. — Он пододвинул мне стул, а я, взглянув на свои джинсы, загрустила. — Я не знаю, какое вино вы предпочитаете… — начал Прохоров.

В вине я совсем не разбиралась и сейчас пожалела об этом. Надо будет заняться на досуге самообразованием.

— Не беспокойтесь, — пробормотала я.

— Вы у меня в гостях все-таки, — улыбнулся он.

— Я тронута… И говорю без иронии, — поспешно заверила я, чтобы он чего-то не подумал.

— Я заметил, — кивнул Марк Сергеевич, разливая вино в бокалы. — Попробуйте.

Я попробовала, хотела восхититься, но решила, что это будет очень глупо, и просто улыбнулась.

— Не понравилось? — огорчился он.

— Нет, почему же.., только, если честно, я не разбираюсь…

— Не беда, я вас научу.

Не могу сказать, что его слова воодушевили. Скорее, наоборот.

— Я хотела обсудить с вами… — начала я, но он перебил:

— Давайте поговорим о приятном. Когда красивая девушка…

— Слушайте, — не выдержала я, — такое впечатление, что вы собрались меня соблазнить.

— А вы против? — удивился он. — Жаль, а я надеялся.

Я приготовилась ответить нахалу, но он засмеялся:

— Ярослава Анатольевна, я пошутил.

— Не шутите так больше, я и без того чувствую себя…

— Как? — усмехнулся он.

— Не в своей тарелке.

— За вами что, мужчины никогда не ухаживали?

— По-моему, для этого время самое неподходящее.

— Что ж, придется отложить до лучших времен.

— Вы опять шутите?

— Нет. Сейчас я говорю серьезно. А что вас удивляет? Вы женщина, я мужчина, грешные мысли вполне извинительны. — Он опять засмеялся, а я заподозрила, что надо мной все-таки издеваются, и решила сменить тему.

— Можно задать вопрос?

— Конечно.

— Впрочем, нет, вдруг вы рассердитесь.

— Вы меня заинтриговали. Задавайте ваш вопрос.

— Что у вас с ногой? — Спросила, и сразу стало ясно, что спросила зря. Ну и ладно, по крайней мере, разозлится и грешные мысли его оставят.

— Это с рождения, — помедлив, ответил он.

— Да?

— Нет, — покачал головой Прохоров, чем весьма удивил. Я смотрела на него, не зная, как реагировать, а он продолжил:

— Я ведь вам говорил, что мой отец скверно обращался с моей матерью. Однажды он, по обыкновению, ее ударил. Мне тогда было лет шесть, я бросился защищать мать, и отец отшвырнул меня. Крайне неудачно, я сломал ногу. Но отец, должно быть, решил, что я просто притворяюсь, и не позволил вызвать «Скорую». Сказал, что человек должен отвечать за свои поступки. И только на третий день он отвез меня к врачу. С тех пор одна нога у меня короче другой. Вот и все. — Взглянув на меня, он неожиданно улыбнулся.

— Зря я спросила, — смутилась я. Если честно, у меня от его рассказа мурашки по спине побежали, и то, что говорил он спокойно, даже вроде бы равнодушно, как о чем-то незначительном, делало его рассказ еще более чудовищным.

Разумеется, после бестактного вопроса я вовсю старалась загладить свою вину и оттого болтала без умолку. Прохоров слушал внимательно, говорил мало, кивал время от времени, но взгляд его меня смущал и даже беспокоил. В конец концов, я начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.

— Еще вина? — спросил он.

— Нет, спасибо.

— А я, пожалуй, выпью.

Он смотрел пристально, с едва уловимой насмешкой. Его взгляд словно вжимал меня в кресло, которое украшало его столовую, и было ясно, он не столько занят разговором, сколько тем, что у него перед глазами. А перед глазами была я, и оценивал он меня отнюдь не с эстетической точки зрения. И я решила, что с меня хватит, поблагодарив, сказала, что хотела бы отдохнуть. Конечно, я могла бы рявкнуть, чтоб он не смел так нагло меня разглядывать, а он бы наверняка удивился, и мы опять затеяли бы перебранку, втягиваясь в эту нелепую игру, как святые втягиваются в грех, то есть всегда из лучших побуждений.

— Я здесь уберу, — предложила я.

— Что вы, я способен все сделать сам, — ответил он насмешливо.

Я подумала, что загрузить посуду в посудомоечную машину он и впрямь вполне способен, и удалилась.

Примерно через полчаса после этого Марк Сергеевич отправился в ванную, которая примыкала к его спальне, но имела выход не только в спальню, но и в коридор. Проходя мимо, я слышала, как за дверью льется вода. «В ванной он пробудет никак не меньше десяти минут», — пронеслось в голове. Непереносимо захотелось заглянуть в его спальню и все-таки сунуть нос в шкафчик. Он ведь здорово разозлился, застав меня рядом с ним. Его в самом деле возмутило мое нахальство, или он не хотел, чтобы я что-то увидела среди бумаг? Разумеется, заглянуть в шкаф захотелось еще больше.

Я замерла возле двери с сильно бьющимся сердцем. Если он еще раз застанет меня в своей спальне… О таком исходе моей вылазки даже думать не хотелось. Девушка решила продолжить приятный вечер в постели хозяина, вот что он решит, и окажется прав: иначе расценить мой приход затруднительно. А мне будет весьма затруднительно с ним объясняться. Однако, несмотря на здравые мысли, я, задержав дыхание, осторожно открыла дверь. И вновь меня поразил вид спальни, а в душу закралось беспокойство, которое я поспешила списать на то, что ранее заглядывать в чужие шкафы мне не доводилось.

Внезапно решившись, я быстро прошла к шкафчику. Ключ по-прежнему торчал в замке, я повернула его и открыла дверцу, прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной. Ровные стопки каких-то бумаг, все, как в прошлый раз, за одним исключением: фотография исчезла. Я приподняла бумаги, сдвинув их в сторону, затем вернула на место. Он убрал фотографию, решив, что здесь ей не место. Но почему? А главное: что на фотографии могло быть такого, чего мне, с точки зрения Прохорова, не следует видеть? Теперь я была уверена, что бумаги, которые лежат здесь, вряд ли меня смогут заинтересовать и рассердился Марк Сергеевич тогда именно из-за фотографии, потому и предпочел убрать ее в другое место. Я быстро оглядела спальню. Нечего и думать искать здесь — он может появиться в любой момент.

Я уже входила в свою комнату, когда обратила внимание на едва слышный щелчок, с которым, вне всякого сомнения, закрылась дверь ванной. «Он следил за мной», — вихрем пронеслось в голове, и лицо вспыхнуло от стыда и досады, а потом пошли совсем другие мысли. Что скрывает Прохоров? Тип он на редкость загадочный, и что за тайну он хранит, остается лишь гадать.

Я быстро разделась и нырнула под одеяло. Это что же, он был уверен, что я загляну в его шкаф? Невысокого он обо мне мнения… Но я в него заглянула. Еще один повод считать женщин лживыми и глупыми. Похоже, женщин Марк Сергеевич терпеть не может, но.., взгляды, которыми он одаривал меня сегодня за ужином, говорят об обратном. Так же, как рассказ Аньки о некой танцовщице. Выходит, если он и считает нас людьми второго сорта, то использовать все же не прочь. Так, так, так.., презрение и греховные мысли… Средневековые монахи считали женщин чуть ли не исчадьем ада, ставили нам в укор Еву, которая соблазнила Адама яблоком. Соблазнила… А он небось лопал так, что за ушами трещало. Если он такой праведник, мог бы и отказаться. Куда там! Лучше сделать вид, что идешь у женщины на поводу, а потом всю жизнь вопить, что злодейкой погублен навек. Как это по-мужски… Средневековые монахи, братство воинов, Александр и Родион.., кинжалы. Реликвия, которую кто-то должен хранить…

Примерно на этом месте своих размышлений я уснула. И во сне увидела Прохорова в красном плаще с черным крестом на груди. Длинные светлые волосы трепал ветер, он шел, слегка прихрамывая, держа в руке меч, который хищно сверкал в свете луны, а за ним тянулось бесчисленное войско в черном, безликое, и оттого особенно страшное. Его лицо было надменным и злым, и тут наши взгляды встретились, и он усмехнулся.

— И ты здесь? — сказал язвительно. — Ну, конечно, как же без тебя. — Повернул голову и бросил кому-то за своей спиной:

— Сожгите все…

— Нет! — испуганно пробормотала я и проснулась.

В первое мгновение я решила, что все еще сплю. Комнату заливал лунный свет, Прохоров стоял напротив, облокотившись на спинку кровати, раздвинув губы в полуулыбке, глаза его странно мерцали и казались темными, как сама ночь. Кажется, я испуганно охнула, а потом пришла в себя.