Дневник добровольца - Дмитрий Артис

Костек заявил, что ему на всех наплевать и он пришёл на войну заработать денег. Так у меня не стало ещё одного боевого товарища. Какое всё-таки слабое существо человек и как дёшево он ценит свою жизнь. Умирать за деньги — пошлее ничего не придумаешь. Не по себе стало. Руки опускаются оттого, что встречаешь на войне подобное. Пытаюсь убедить себя, что заявка Костека от накопленной усталости, проявление детской истерии, а не то, что он чувствует на самом деле.

16 октября, 15:49

Выпили по кружке кофе. Расширили Глаз. Отработали немецкие позиции. Ещё раз отработали. Ещё. Сварили обед. Наелись. Пьём чай.

Дополнение на 18:18

Пошёл дождь. Птички улетели. Пулемёты замолчали. «Ноги» побежали. Принесли много вкусняшек. Поужинали. Выпили по кружке чая.

Перешли на ночные бдения с короткими перерывами на сон.

Из приключений. Штрафник оставил позицию и побежал по трубам в сторону немцев. Поймали. Дальше скучно и неинтересно.

Подключили тапик. Теперь круглосуточно на связи, независимо от батареек в рации. В курсе всех междусобойчиков на нашем участке фронта.

17 октября, 07:38

Ночью вспотел. По всей видимости, накануне вечером поднималась температура. Лёгкие заболевания — простуду и прочее — не замечаешь за одной острой болью по всему телу.

Урбани связался по тапику. Просил держаться ещё дней пять. Потом выведут. Выводить, наверное, он будет. Спросил, что нужно. Вроде ничего не нужно, и нужно много чего. Газ, чай, сладкое. Запросил ещё «морковок». Заканчиваются.

Б. з. получилось масштабное. Тридцать дней безвылазно на самой маковке войны. Седьмого октября записал «привет» подписчикам тг-канала, думал, восьмого выйдем. Как бы не так. Впредь наука: бежать впереди паровоза не рекомендуется. Смеюсь.

С утра успели покошмарить немцев. За кружкой кофе обсудили наличие тапика и нашли в этом огромное количество новых проблем. Теперь все кому не лень звонят и спрашивают про обстановку. Добавилась каждодневная команда «Боевая готовность номер один». Обстановка стабильная. Готовность номер один постоянная.

17 октября, 21:25

В Сердце Дракона ранило одного из штрафников. Осколок в бочину под броню. Элпэка пошёл выводить его на ноль по ночи.

18 октября, 06:14

В голове обывателя война приравнена к способности убивать, а в голове солдата — к умению выживать.

— Огогош, в конце Отростка виден свет! У нас гости?

— Рассветает, Костек.

Поток Давинчи разлетается по домам. Мой поток становится дембельским. Вчера Сургут вышел на б. з., а я ещё тут. Дембелям на войне тяжелее, чем молодым. Больше ответственности, больше нагрузки. На всё это накладываются мысли о доме, о родных и близких. Я бы не прочь отработать до самого талого, как говорится, лишь бы дали помыться, поесть нормально и пару дней поспать.

Элпэка вернулся. На обратном пути задело осколком. Мелкий, под коленку.

Доберман — банщик, уволившийся пару недель назад, напился и подрался. Ему порвали селезёнку. Умер в больнице.

18 октября, 21:34

Без происшествий. Передали, что Сову затрёхсотило на выходе с б. з. По всей видимости, неосторожное обращение с оружием. Не поставил на предохранитель, когда бежал. Задело ногу. Насколько серьёзно, пока не знаю.

Мы занимались мелкими делами. Перенесли БК из Кишки Дракона в Отросток и Драконий глаз. Немного покошмарили немцев, а немцы нас. Доели последнюю банку тушёнки (цыплёнок) на шестерых.

Элпэка притащил с ноля пряников и конфет. Чаепитие было знатное. Больше поделиться нечем. Разве что холодом. Холода у нас много. Вода по ночам замерзает. Только холод никому не нужен. Не поделишься.

Желудок расстроился. Я старался его не обижать, давал, что мог, но он всё равно расстроился. Выпил две таблетки активированного угля. Больше ничего нет. Может, поможет. Помню, как Саву три месяца назад от угля закупоривало. На целую неделю. Мне такое не помешает.

19 октября, 23:35

Не записывал целый день, потому что физически не мог. Попробую по порядку. Постараюсь последовательно. Пока силы есть.

Вчера вечером Чик болтанул, что мы уже скоро месяц (если быть точным, двадцать шесть дней на б. з. — бьём Дракона), но у нас ничего страшного не происходит. То есть мы целы и невредимы. Попросил его сплюнуть и больше таких вещей на войне не говорить.

Ночью плохо спал. Это не впервой. Не столь важно. В пять утра мне нужно было выйти на пост, но Костек, увидев моё болезненное состояние, предложил часок за меня отдежурить. Действительно плохо себя чувствовал, поэтому не отказался. Костек заботливо накрыл меня вторым спальником и ушёл на пост. Через час вернулся, разбудил, спросил о моём состоянии. Ответил, что в норме.

Отработал на ушах два часа.

«На ушах» — это значит, что врага видеть не можешь, но сидишь и слушаешь тишину. При посторонних или непонятных звуках поднимается тревога, парни подскакивают, и мы работаем. Дежурство прошло тихо. После меня заступал Шакай. Трудяга-татарин. В мирной жизни дальнобойщик. Умный, крепкий, спокойный парень.

Мы поменялись. Пошёл вздремнуть ещё пару часиков, а Шакай остался сидеть на ушах. Часов в девять Чик отправился за водой в Кишки Дракона.

В районе десяти утра прогремел взрыв. Подумал, что ударило восьмидесяткой или стодвадцаткой по месту, под которым отдыхал подраненный Элпэка.

Элпэка спит в метрах десяти от поста, а я прямо за постом. Спросил у него, всё ли в порядке. Дым, запах пороха, бетонная пыль. Ничего не было видно. Элпэка крикнул, что в норме.

Из дыма появилось лицо Шакая. Белое, обсыпанное бетонной пылью. Глаза растопыренные, безумные, смотрят на меня не моргая.

Оказывается, ударило со стороны входа. Там у нас были сложены три ряда мешков с землёй и камнями, на случай наката. За ними в полуметре выставлены ещё два ряда мешков, один из которых прикрывал собой место, где мы сидим на ушах. Укрепляли сами. Первым делом, как только пришли на Отросток. До нас позиция была слабо укреплена.

Спросил у Шакая, что с ним. Он пожаловался на грудь. Отвёл его в глубь Отростка, осмотрел. На животе в районе печени дырка и под коленной чашечкой такая же, небольшая. Осколочные. Шакай за мгновение до взрыва находился напротив первого ряда мешков у самого входа. Сказал, что пошёл поправить штору, сделанную из спальника, потому что сильно дуло.