Я (не) прощу тебя. Измена мужа - Юлия Валериевна Рябинина

я удивился, когда мой юрист после нескольких часов собеседования с ней одобрил ее кандидатуру, да еще и оценил ее навык и опыт по высшему балу.

– А я не удивлен, Игнат. Кристинка с мозгами всегда умело дружила. Я и не сомневался в том, что она карьеристка до мозга костей. Но при этом она пустышка. Чувств в ее сердце нет. Души у нее нет.

– Да и черт с ней! Стервой была, а циничной стервой стала. Это ее право. Она вольна выбирать.

– Только мне непонятно, зачем она пыталась разрушить твою семью?

– Месть?! Я думаю, именно она сдетонировала в ней, когда мать Кристине предложила всю ту дичь, которой они занимались.

– Скорее всего, да. А ты знаешь?!

– Что?

– У меня тоже есть ребенок и… жена. Правда, неофициальная. Но это пока.

– Да, ладно!? А зачем тогда к моей жене приставал?

– Чтобы позлить.

– Тебе это удалось, – зло рычу.

– И я люблю свою жену. И у меня есть сын. Итон. Три года.

– Поздравляю, – звучит как-то сухо, но на большее я не способен, учитывая то, сколько нервов мне помотал этот кретин. – Она здесь?

– Нет. Осталась в Калифорнии.

– Почему не забрал?

– Она афроамериканка. И, Итон похож на Кэтрин – это моя жена.

На некоторое время в салоне автомобиля снова воцаряется тишина. Я изредка бросаю неоднозначные взгляды в сторону Аркадия в ожидании продолжения рассказа. Но Озимков продолжает хранить молчание.

– А что мать с отцом? Знают?

– Нет.

Да и понятное дело. Если бы отец знал, хрен бы сейчас Озимков сидел в кресле гендиректора. Уже давно бы уехал покорять демократичную во всех смыслах Американскую Республику. А так сидит у папки под боком, сам как сыр в масле катается и бабенку свою содержит. Неплохо. Что уж тут скажешь. Все и без слов ясно.

– Отец ее не примет. Да и мать тоже.

– Так зачем ты вообще с ней куражился? Или не думал, что зайдет все так далеко?

– И это тоже, – подтверждает Аркадий. – Но, если честно, я влюбился. Куда ты! Смотри на дорогу! – взревел Озимков неожиданно, когда я всего на несколько секунд отвлекся от дороги.

Дернул головой, взгляд мгновенно оказывается устремлен на дорогу, где прямо передо мной на пешеходном переходе замирает бабуля с костылями.

Резко бью по тормозам. Визг тормозов оглушает. На глаза опускается непроницаемая пелена. Это страх. Я чувствую, как бешено колотится мое сердце, как оглушающе бурно пульсирует кровь в висках.

– Я ее сбил? – не видя, на ощупь открываю дверь.

Встряхнув головой из стороны в сторону, прихожу в себя. Зрение возвращается.

– Чокнутый! Мудло ты не мытое! Чуть не сбил меня! Гад ползучий! Машин понакупили, а глаза не разувают! Дрянь паршивая!

Тут же слышу откуда-то из-под капота.

В один гигантский прыжок оказываюсь впереди машины, где на асфальте сидит бабка и орет во все горло.

– Ты что? Куда несешься? Не видишь, тут люди ходют!? Больные!

– Бабуль. Не видел. Извини, а.

Подхватив ее под мышки, ставлю на ноги. Бабка совсем как пушинка. Легкая. И если бы я ее сбил, то вряд ли она бы выжила.

– Извини его. А че ж с тобой делать-то еще? Вон детина какой! Тебе откажешь разве?

Продолжая ругаться, бабка заковыляла дальше.

– Тут, за этим зданием, реабилитационный центр. Отец хотел выкупить место под гостиницу. Не дали. А дальше за ним и сама больница…

Озимкова перебил громкий сигнал. Обернувшись, он увидел несколько скопившихся машин сзади своей.

– Поехали? – поторопил Озимкова, который зачем-то догнал бабку, помог дойти до тротуара, а еще, насколько понял, он ей денег дал.

– Ну, ты едешь или как? – орут из машин.

– Да еду-еду. Ты видишь, бабуле помогаем! – огрызнулся.

Забравшись в салон автомобиля, посигналил.

Аркадий махнул рукой, мол, паркуйся, я скоро приду.

Парковка перед больницей была почти пустой. На ней стояло всего несколько автомобилей. Поэтому бросил авто почти возле входа, направился к дверям.

Аркадий нагнал меня в приемной.

– Бабулька огонь. Ну, да ладно. Бог с ней. Хорошо, что все обошлось. На самом деле, на этом пешеходе были случаи, когда сбивали людей. Невнимательность с обеих сторон приводит к трагедиям.

– Опять философа включил. Хватит умничать. Звони своему лекарю. Где он?

– Я здесь.

К нам навстречу выходит молодой парень. Худой до такой степени, что синие вены на лбу просвечивают через кожу. Невысокий, в очках, с копной всклоченных волос на голове.

– Семен Васильевич. Можно просто Семен, – протягивает руку для приветствия. Мы с Озимковым здороваемся по очереди.

– Как Ксюша? – задаю больше всего волнующий меня вопрос.

– Вы кто?

– Муж.

– Да. Конечно. Глупый вопрос. Это же очевидно. У меня для вас есть несколько новостей и все они не с радужной перспективой на будущее для вашей жены, Игнат...

– Можно просто Игнат.

Сглатывая сухость во рту, отвечаю сдавленно.

– Так вот. В принципе, Аркадия я уже предупреждал, но, как вижу, без толку. Что ж, повторюсь. У вашей жены, Игнат, полное нервное истощение. Я не знаю, как при ее состоянии еще не случился выкидыш. Это просто загадка.

– Воля Божья, – вставил свои пять копеек Аркадий, я косо зыркнул на него.

– Такое тоже возможно. Не буду отрицать. Но в ближайшее время, я думаю, этот вопрос разрешится сам собой. У Ксении поврежден шейный отдел, – Семен замолкает, достает из кармана блокнот, – да-да, это С-5 позвонок, но что примечательно, это не перелом, а трещина в позвонке. Ксении крупно повезло: инвалидность ей не грозит. Но в больнице пару недель поваляться придется, а потом столько же в реабилитационном центре. Надеюсь, хотя бы здесь у нее не будет внешних раздражителей. И девушка сможет спокойно прожить здесь этот месяц.

– Да, Семен. Теперь все будет хорошо, – заверяю лекаря. – А мне можно к Ксюше?

– Сегодня уже нет. Можно будет завтра приехать, если оставите свой телефон. Я вам позвоню, чтобы подъехали сюда, когда я здесь буду.

– Почему с вами? А без вас нельзя?

– Нет. Я не могу больше подвергать жизнь Ксению опасности. В какой-то степени чувствую себя ответственным за Ксению, и считаю, что должен постараться сделать все, чтобы ее оградить от внешних раздражителей в виде вас.