Шаг в бездну - Константин Муравьев

Как я и ожидал, право первого выбора предоставили именно мне. Но из всего разложенного мне ничего не было нужно, ни оружия, ни каких–то непонятных трав и свертков. Вот он и вызвал неподдельный интерес. Хоть в нем я и ощущал наличие магической энергии, видел какую–то внутреннюю структуру, но он почему–то был в общей куче с остальными не магическими вещам, где я нашёл монеты и камешки. Ни гоблины, вернее шаманка, ни "лииры", которые и занимались сортировкой трофеев, не переложили его в кучку с магическими предметами.

Что меня удивило. Поэтому я, не особо опасаясь возражений, взял себе только эти вещи. Правда после этого, на меня все посмотрели, как на деревенского увальня, которого удалось облапошить, но ничего говорить мне они не стали. Видимо решив, что мне не говорящему и не понимающему их языка, трудно будет что–то объяснить, а может по какой–то другой причине, но остановить меня никто не попытался. Потом один из гоблинов принес мне уже слегка подсушенную кожу, снятую с "рииса" и завернутую в какой–то огромный лист непонятного растения. А затем передал еще один сверток, в котором были отрубленные лапы кошки. Их никак не выделывали, и они как были, видимо еще вчера, завернуты в другой похожий лист без очистки и промывки, вместе с мясом и костями, так и остались. Если честно, мне такой подарок был, не особо нужен, и я практически мгновенно захотел, его кому–либо подарить, вернее, сплавить, правда пока не решил кому. Может моей щедрости и не оценят, или воспримут как оскорбление, но мне этот уже немного попахивающий подарок был точно без надобности.

"Лииры" тоже не особо рылись в трофеях и выбрали себе, мужчина лишь пару мечей, которые в его руках казались большими кинжалам, а девочка несколько артефактов из небольшой отложенной кучки. Она хотела взять один из тех предметов без магической начинки, что были отложены, к остальным артефактам и назначения которых я не понял, однако отец ей предупреждающе цыкнул, и она больше не обращала на них внимания.

Все остальное гоблину молча утащили в телегу, так же молча начали собираться в дорогу. Остатки жареного мяса "риисы" не став делить, завернули все в те же огромнее листья, и все отдали мне. Я не стал возражать, как я понял, на всех гоблинов его не хватит, а судя по всему, "лииры" окажутся гораздо раньше, чем я встречу людей. Уже собравшись в дорогу, ко мне впервые за все время подошла молодая шаманка.

Она хотела начать что–то говорить, но потом, вспомнив, что я не понимаю ее, просто махнула рукой и, потянув меня за рукав куртки, местами попросила наклонить голову. Когда я выполнил ее просьбу, она немного постояла, а потом приложила ладошку к моему лицу и накрала ею мои глаза, при этому став напевать какой–то заунывный мотив. Одновременно в такт, произносимым словам, постукивая по тыльной стороне ладони своим небольшим посохом.

Так продолжалось минут пять. Мне казалось, что ничего не происходит, но внезапно, глаза у меня стали наливаться какой–то непонятной тяжестью. Создавалось такое ощущение, будто снаружи мне их хотят выдавить. Я попытался отстраниться или отодвинуть от себя руку шаманки, но понял, что немоту даже пошевелиться. Дело будто закостенело и превратилось в живую статую.

Между тем давление на мои глаза стало ослабевать, но это не принесло облегчения, вместо него появилось сначала слабое, но постепенно все усиливающееся, покалывание. Именно в это же время девушка стала напевать свои мотивы с нарастающей громкостью и каким–то неживым тембром в голосе, а ее легкие постукивания посохом о ладонь начали отдаваться мне в глаза острой пронзительной болью

Создавалось впечатление, что с каждым ее словом, и ударом посоха мне в глаза забивают острую раскаленную иглу, после чего боль резко стихала, но с новым словом повторялась вновь. Однако в следующий раз она была резче, сильнее и продолжительнее.

Голову начало разрывать от этой все возрастающей боли. Она уже растеклась по всему моему черепу и отдавалась в затылок, стараясь разорвать его, но при этом я вполне адекватно, соображал и совершенно не паниковал.

Единственное, о чем я тогда думал, это какой же я балбес, что позволил шаманке так легко провести меня, а сейчас она использует меня для какого–то своего варварского обряда. В какой–то момент, боль пропала, я пропустил этот момент, и все продолжал думать о превратностях судьбы, когда до меня, наконец, дошло, что пение и постукивания посохом прекратились, мои глаза сейчас ничто не заслоняет, а рези и боли в глазах нет и в помине.

И главное я вновь обрел власть над своим телом.

Первое, что я хотел сделать, это отскочить от заинтересованно смотрящей на меня шаманки. Но не сделал этого, а лишь с укоризной посмотрел на нее. Похоже, мой взгляд, выразил всю ту гамму эмоций, что я испытывал нисколько минут назад, потому что шаманка отступила на шаг назад, потупила голову и начала говорить, похоже забыв, что я ее не понимаю.

— Не сердись неправильный "лиир", это моя благодарность тебе за наше спасение. Я не очень сильная повелевающая духами и поэтому не смогла оградить тебя от боли, всех моих сил едва хватило только на то, чтобы вселить в тебя, одного малого духа. Он, так же, как и я не очень силен. Он не может сделать тебя сильнее, быстрее или дать тебе неуязвимость от стрел и оружия, таких сильных духов могут вселить в тебя только великие шаманы. Я же всего лишь простая ученица. Поэтому дух, с которым мне удалось договориться сделает сильнее только твои глаза. Но зато они будут видеть намного лучше. Прости, большего я не смогу тебе дать. Прими этот дар со всей нашей благодарностью. Ты не только спас нас, но и поделился своей едой и силой. "Рылаки" с малых холмов никогда не забудут твоей доброты странный "лиир". Удачи тебе в твоем пути и прости за ту боль, что я причинила тебе, но дух принял тебя, и теперь будет всегда помогать тебе. Жаль, что ты меня не понимаешь. Для нашего дара не нужна "пра", дух всегда будет с тобой, и всегда будет помогать тебе. Ну а теперь прощай.

Молодая шаманка, склонив голову, хотела уже развернуться и идти к своим, когда я остановил- ее и, наклонившись, вытащил из свертка одну из лап кошки и протянув ее девушке, отдал ей.

— На память, — тихо, чтобы, никто не услышал, произнес я на каком–то гортанном и немного булькающем языке, очень похожем–по звучанию на тот же что говорили и гоблины. Мои слова удивили даже меня самого что ж говорить о молодой шаманке.

— Прощай, и спасибо тебе. Счастливого пути. Ты будешь великой шаманкой, — сказал я ей напоследок.

Девушка все еще удивленно смотрела на меня, потом все так же заторможено развернулась и побрела к тележке.