Тень над короной Франции - Александр Бушков

— И что же, попалось что-то интересное?

— В общем да, — сказал д'Артаньян. — я только, как ни старался, не нашел рынка, где торгуют женами…

— Кем-кем?

— Надоевшими женами, — сказал д'Артаньян серьезно. — Один моряк еще в Беарне мне рассказывал, что в Лондоне есть такой рынок… Когда жена англичанину надоест или состарится, он ведет ее на этот самый рынок и продает задешево, а то и обменивает с приплатой на новую, помоложе… Как я ни расспрашивал лондонцев, они отказывались меня понимать. Видимо, все время попадали такие, что плохо говорили пофранцузски, а по-английски я не умею…

Анна рассмеялась:

— Шарль, ваш моряк все сочинил… Нет в Лондоне такого рынка и никогда не было.

— Правда?

— Правда. Я здесь много лет прожила и непременно знала бы…

— Чертов краснобай, — сказал д'Артаньян в сердцах. — Ну, попадется он мне когда-нибудь… Я ведь добросовестно выспрашивал у лондонцев, где у них тут торгуют старыми женами… То-то иные фыркали и косились мне вслед…

— Представляю… — безжалостно сказала Анна.

— Ну вот, вы опять…

— Шарль, — решительно сказала она. — Перестаньте, право! Нельзя же так серьезно относиться к каждой шутливой фразе…

— Ничего не могу с собой поделать, — признался д'Артаньян. — с вами меня все время бросает из крайности в крайность, то в жар, то в холод. Потому что вы до сих пор мне кажетесь видением, которое в любой миг способно растаять… Даже когда я вспоминаю Нидерланды, берег той речушки и рассвет над равниной…

Она опустила голову, ее щеки слегка порозовели:

— У вас отличная память на пустяки…

— Так для вас это был пустяк?! — горестно воскликнул д'Артаньян. — А я-то решил в своей самонадеянности, что если женщина так отвечает на поцелуй… Для вас это был всего лишь пустяк…

— Вовсе не пустяк…

— Вы это говорите, чтобы утешить меня…

— Ничего подобного. Я сказала бы вам и больше, Шарль, но… — в ее глазах светилось лукавство, — но я всерьез опасаюсь, что вы, узнав, что небезразличны мне, чего доброго, прыгнете сгоряча в реку или устроите еще какую-нибудь глупость…

— Я вам небезразличен? — задыхаясь от волнения, переспросил д'Артаньян. — Повторите это еще раз!

— А вы не выкинете прямо на улице какой-нибудь глупости?

— Клянусь вам, нет!

— Клянетесь?

— Клянусь!

— Ну хорошо. Вы мне небезразличны… но если вы и дальше будете стоять посреди улицы со столь широкой и, простите, довольно глуповатой ухмылкой, англичане вновь станут на вас коситься… А привлекать к себе излишнее внимание мы с вами не должны.

«О господи, знала бы она о вечере в «Кабаньей голове»! — подумал д'Артаньян без особенного раскаяния. — если уж это не подходит под определение „привлекать к себе внимание“, значит, я не понял англичан…»

— Пойдемте, — сказала она. — Мне отчего-то стало казаться, что за нами следят… только не оборачивайтесь открыто!

— Вон тот человек, одетый как средней руки горожанин?

— Именно.

— Все возможно, — сказал д'Артаньян. — Быть может, лучше будет его на всякий случай прикончить?

— Шарль, вы не в Париже…

— Верно. А жаль…

— Ну, может быть, я зря тревожусь, — сказала она задумчиво. — Но он определенно шел следом за нами какое-то время…

— Винтер… — серьезно сказал д'Артаньян. — Он не давал о себе знать?

— Пока нет. Не беспокойтесь, Шарль, я принимаю некоторые меры предосторожности. Вряд ли он решится на что-то в центре Лондона…

— Только подумать! — в сердцах сказал д'Артаньян. — я ведь стоял в двух шагах от него, мог три раза проткнуть шпагой! Если бы не этот негодяй, герцог Орлеанский…

— Не думайте об этом, Шарль. Все обойдется… Как там наш горожанин?

— Он пропал куда-то, — сказал д'Артаньян, оглянувшись со всеми мыслимыми предосторожностями, якобы невзначай. — я его больше нигде не вижу… Анна… Хотите вновь послушать стихи?

— Пожалуй.

Для верных слуг нет ничего другого,Как ожидать у двери госпожу.Так, прихотям твоим служить готовый,Я в ожиданье время провожу.Я про себя бранить не смею скуку,За стрелками часов твоих следя.Не проклинаю горькую разлуку,За дверь твою по знаку выходя.Не позволяю помыслам ревнивымПереступать заветный твой порог.И, бедный раб, считаю я счастливымТого, кто час пробыть с тобою мог…

Анна какое-то время шагала рядом с ним, опустив голову.

— Это прекрасные стихи, — сказала она тихо. — Но только не говорите, что сочинили их сами. У вас множество добродетелей, но среди них нет способностей к поэзии…

— Ваша правда, — сказал д'Артаньян. — я и не пытаюсь выдавать этот сонет за свой. Его сочинил Уилл Шакспур, тот самый, которого вы видели сегодня в театре. Решительно не пойму… Толстый, лысый, совсем старик — а ухитряется так волшебно передать то, что у меня на сердце… Колдовство какое-то. А у меня, как ни бьюсь, ничего не получается. Первую строчку, а то и две, еще худо-бедно удается придумать, а дальше, хоть ты тресни, ничего не выходит… Да что там далеко ходить, у меня вот прямо сейчас родилась в голове великолепная строка: «Как упоительны над Темзой вечера…». — Он помолчал и печально закончил: — А дальше — ни в какую…

— Не огорчайтесь, Шарль. У вас есть множество других достоинств.

— Нет, ну почему у меня не получаются стихи, как у Шакспура, если я вас люблю так, что хоть с ума сходи?

Анна ничего не ответила. Они шли над Темзой, с реки наплывала прохлада, совсем как тогда в Нидерландах, и кроны деревьев на том берегу на фоне заката выглядели сказочными чудовищами — то ли стражами любви, то ли угрозой, и будущее казалось д'Артаньяну непроницаемым, как эта темная вода. Он боялся надеяться и боялся оставить надежды…

— Вы ничуть не похожи на Рошфора в том, что касается стихов, — сказала она задумчиво. — Рошфор тоже частенько читает стихи, главным образом испанцев, но всегда выбирает что-то печальное… Вы не замечали за ним такого обычая? Нет? Ну, вы еще мало его знаете пока что…

— Анна… Он… не ухаживает за вами?

— Боитесь проиграть в сравнении? — улыбнулась она.

— Боюсь, — честно признался д'Артаньян. — Он старше, увереннее, он лучше знает жизнь и людей… Я уже понял, что в ваших поездках по поручению кардинала вам много времени приходится проводить вместе. Неужели он не пытался…

— Нет.

— Почему? Невозможно быть рядом с вами и не влюбиться.

— И тем не менее… — сказала Анна серьезно. — Это загадка, вы правы. Будь у него кто-то, мы бы узнали рано или поздно — мало что, к примеру, может укрыться от Мирей де Кавуа. И все же… Я подозреваю, что в прошлом у него есть какая-то тайна. Связанная именно с женщиной. Когда речь заходит о любви, у него каменеет лицо и на губах появляется столь горькая усмешка, что какая-то тайна просто обязана существовать. Не без причины человек постоянно выбирает самые печальные стихи…