Путь Никколо - Дороти Даннет

Вытянув толстый палец, Сасетти тронул один из конвертов.

— Епископ Сент-Эндрю, Шотландия, — промолвил он. — Аннаты, разумеется. Или, возможно, папские пожертвования? Теперь я понимаю, почему наш скромный груз так хорошо охраняется. Иначе как сможет папа идти войной на турков, если золото к нему не попадет?

— Дорогой мой Сасетти, — отозвался Жаак де Флёри, не скрывая иронии. — Не могу себе представить, чтобы этот бывший дамский угодник в Ватикане собрал достаточно денег, чтобы выслать хотя бы весельную лодку. Бургундия поможет ему? Нет. Милан шевельнет хоть пальцем? Все эти дурнопахнущие монахи-отшельники с Востока, которые во всех церквах взывают к новому крестовому походу… Все, что им нужно, — это заиметь себе домик и пенсию, и достаточно грамотных учеников, чтобы прославили их в веках по-гречески. — Торговец повел мощными плечами и презрительно хохотнул. — Король Шотландии, должно быть, обезумел, если решил послать ему деньги. Или, скорее, сошла с ума его сестрица. Она многие годы обреталась здесь, будучи помолвленной с графом Женевским, покуда король Франции не указал, сколь неподходящим был бы такой брак, и ее не отправили домой в Шотландию.

— Она кузина епископа Кеннеди, — заметил Юлиус. — Не исключено, что осталось ее приданое, которое еще можно вернуть.

Люди Медичи, которые знали об этом все доподлинно, изобразили вежливое внимание к разговору. Юлиус уловил намек и поспешил сменить тему. Ему было прекрасно известно, что деньги от епископа Сент-Эндрю были частью выкупа за брата Николаи де Аччайоли, и если грек собирался просить о помощи и здесь тоже, то стряпчий окажет ему дурную услугу, сообщив о прошлых успехах.

Разговор сам собою подходил к концу. Жаак де Флёри отнюдь не старался продлить его. Жаак де Флёри не скрывал, что ждет не дождется, когда сможет наконец отделаться от Медичи, а затем еще до захода солнца отослать прочь и остальных своих гостей. Жаак де Флёри отнюдь не наслаждался их обществом.

Возникло небольшое затруднение. Сейчас в банке Медичи готовили свежий отчет для Милана. Мессер Нори хотел бы привезти бумаги завтра Он надеялся, что капитан наемников согласится передать их по назначению. Предложенная цена была весьма щедрой. Месье де Флёри наотрез отказался продлить свое гостеприимство еще на одну ночь. Юлиус, стремительно приняв решение, обо всем договорился к Нори. Если тот сейчас вернется в банк, чтобы собрать все необходимые бумаги, то Юлиус сам пошлет за ними человека Он был рад, что эта мысль своевременно пришла ему в голову. Чуть позже, когда встал вопрос о посыльном, он решил, что Клаас, хорошо знавший и Женеву, и Сасетти вполне заслужил небольшую прогулку.

Стряпчему даже не пришло на ум, что месье де Флёри может не одобрить это решение. Упаковав все документы, он отправился помочь Асторре с погрузкой. Тут же последовало бесцеремонное приглашение явиться к месье Жааку в кабинет.

Разговор вышел отвратительный. Юлиус, бледный от гнева, с трудом добрался до своей спальни, и первый, кого он встретил там, оказался Клаас, который нес пожитки Томаса.

— Так ты вернулся! — не сдержался Юлиус. Клаас изумленно воззрился на него.

— Пришлось подождать. Письма были не готовы. Юлиус рухнул на свой тюфяк.

— Старый дьявол был уверен, что ты сбежал, или разбалтываешь все его секреты.

Клаас сочувственно взглянул на него.

— Он грозил, что отрежет тебе руки.

— Нет, они угостили меня пивом и спрашивали насчет мейстера Тоби. Я им рассказал про Лионетто и его стеклянные рубины.

— А насчет де Аччайоли? — поинтересовался Юлиус Клаас наморщил лоб.

— Нет. Медичи сами торгуют шелком. Вы знали об этом? Я им рассказал насчет мессера Арнольфини. Это важно?

— Нет. Арнольфини просто торгует с де Флёри, это не имеет значения, — отозвался Юлиус. — Шаретти шелк не интересует.

— Вот и славно, — согласился Клаас. — Но что они говорили насчет вдовы…

Юлиус сел рывком.

— Насчет демуазель?

Клаас смутился.

— Ну, вообще, насчет женщин, которые сами заправляют делами. Вы ведь уже слышали месье де Флёри. Им не нравится ткань, которую она присылает, и они говорят, что цена слишком высока.

Юлиус изумленно уставился на него.

— Какая чепуха! Мы даем цену ниже рыночной, если уж на то пошло.

— Значит, продается она по другой цене, — весело пояснил Клаас. — И она заплесневелая.

— Что?!

— Может, месье Жаак держит ее в плохом подвале, — предположил Клаас. — Тот, куда меня посадили, был сырой до ужаса. Вероятно, стоит сказать ему?

— Вероятно, — медленно произнес Юлиус.

— Вы с ним говорили, — заметил Клаас. — Он не упоминал об этом?

— Нет. Может, мне стоит принять его предложение. Похоже, кто-то наживается на компании Шаретти.

— Предложение?

— Он хотел, чтобы я вернулся к нему, — коротко пояснил Юлиус. — Сперва спросил, собирается ли вдова опять выходить замуж. И не намерены ли сделать ей предложение я сам, или Асторре.

— Капитан?! — воскликнул Клаас.

— Да, хотя надо отдать ему должное, — промолвил Юлиус — месье Жаак не слишком одобряет мысль, чтобы Асторре возглавил все дела Шаретти. Он даже был настолько любезен, что заявил, будто я стал бы хорошим хозяином для женщины такого сорта. Затем, убедившись, что меня это не интересует, он предложил мне вновь занять прежнее место, теперь, когда я убедился, как скверно прятаться за женские юбки. — Юлиус помолчал. Конечно, о таких вещах не стоило говорить с юнцом вроде Клааса, но ему необходимо было с кем-то поделиться, а Клаас как раз оказался под рукой. Все чаще и чаще Клаас оказывался под рукой. Уже не в первый раз. Юлиус поймал себя на мысли, что мечтает о том, чтобы Клаас наконец повзрослел, набрался немного ответственности и достиг того положения, чтобы с ним можно было по-мужски обсуждать важные вопросы.

Клаас задумчиво улыбнулся.

— Ну что ж, мысль интересная. Но, полагаю, вы отказались.

— Тогда он попытался перекупить Лоппе. Лоппе! — повторил Юлиус.

— Это потому, что у него такой красивый голос, — согласно кивнул Клаас.

— Лоппе! — устало повторил Юлиус. — Не монаха. Как, вообще, Асторре умудрился подружиться с монахом?

— Это вы о брате Жиле? — дружески заметил Клаас. — Конечно, у него голос не ахти, но это было лучшее, что смог раздобыть Томмазо, когда Медичи понадобился певчий. Но тот человек, что распевал грегорианские хоралы красивым тенором — это был раб из Гвинеи по имени Лоппе. Чему он только не научился. Он сперва жил у одного еврея, потом у португальца, а затем у каталонца. После чего его купил Удэнен, преподнес демуазель де Шаретти, а теперь он у вас Пять языков. И грегорианские хоралы.