Отверженный 追放者 Часть IV - Александр Орлов

В туалете сорвал душевую шторку, что болталась на веревке, а веревку привязал к люстре, осторожно забравшись на стул. Дернул посильнее, чтобы люстра провисла, а на конце веревки связал висельную петлю. Сорвал газетные листы с окна и открыл его нараспашку.

Еще раз осмотрел место «самоубийства». Гораздо лучше.

Итак, наш хикки выпил для храбрости, принял наркотики и решил со всем покончить раз и навсегда. Попробовал повеситься, накинул веревку и проверил петлю на прочность, но люстра не выдержала. Не придумав ничего лучше, он хотел сброситься из окна, но не хватило смелости, и не было уверенности, что он погибнет при падении с третьего этажа. Тора, однако, был упертым мальчиком. Упертым и решительным. Поэтому наш юный наркоман просто взял нож с мамкиной кухни, уселся в любимом кресле и постарался вскрыть себе вены, как показано в интернете. Но и это ему не удалось, слишком долгой и мучительной показалась смерть. Поэтому он просто воткнул нож в шею от безысходности.

— Неплохо, неплохо, — сказал Аоки, обходя комнату вслед за мной. — Думаешь, копы поверят в историю с порезанными венами? Слишком уж твой знак выделяется. Да и засветился он уже не раз. Я бы перестраховался на твоем месте.

Он кивнул в сторону компьютера, что подмигивал игровым меню.

— Ты знаешь, что делать, — шепнул Ичибан.

И правда… Я как зачарованный присел на корточки перед монитором, свернул игру, зашел в браузер и открыл блог хикикомори. Вошел в профиль, выбрал общую тему и щелкнул на плюсик, открывая новый скрипт.

— Муза, мне нужна твоя помощь, — попросил я.

— Чего тебе… ты что задумал⁈ — свесилась она через плечо. — Нет, нет, любимый, это не наш стиль.

— Это послужит предсмертной запиской, — объяснил я.

— Я не литературная Муза, мать твою!

— У нас мало времени, копы будут сверять дату поста и время смерти, — отметил Аоки. — Минут пятнадцать не больше, точнее ни один коронер не определит.

— Ты вообще заткнись! — зашипела на него Муза. — Не смей со мной говорить.

Ичи отступил, поправляя галстук и пристально смотря на меня.

— Муза, не манерничай, — обратился я к спутнице, — ты лучшая во всем. Помоги, я сам не справлюсь.

— Мне придется слиться с тобой, — вздохнула она. — Трупный запах изо рта не пугает?

— Привык уже, — отмахнулся я. — Давай.

Она коснулась меня и буквально ступила внутрь. Дышать стало тяжело, а квартира окрасилась в бурлящий розово-красный цвет.

— Поехали, дорогуша, — произнесла она, разминая мои пальцы. — Ты главное — держись за что-нибудь, сейчас мы награфоманим…

Аоки встал рядом, положив руку на плечо и не отрываясь следил за экраном.

Пальцы порхнули по клавиатуре, я придвинулся вплотную к столу, пытаясь успеть выразить все, что хотела сказать Муза. Строки побежали по экрану, а я лишь пытался их поймать. Читал по касательной, вырывая куски из каждого второго предложения, с трудом успевая корректировать словесный поток моей вдохновительницы.

«…чувствую себя в плену…»

«…застрял, завис в паутине предубеждений, страха и стыда…»

Так, нет, родная, не туда, не туда, давай по факту, ближе к сути…

«…Мой плен, — не эта квартира и не грязная комната, в коей я существую…»

«…Мой плен, это мое тело…»

«…Мой капкан, — жизнь…»

Похоже, мы нащупали эту нить, пора узнать, куда она приведет.

«…наплевать, куда я попаду…»

«…меня поглотит тьма, и мое естество перестанет существовать…»

«…вырваться из проклятого круга…»

Аоки кивал и улыбался, его глаза светились красным, как у Музы. Я работал, не отрываясь, времени было в обрез.

«…чистилище, — проживать одинаковый день…»

«…снова и снова…»

«… на все готов…»

Вдохновение переполняло меня, как никогда раньше. Клавиатура хрустела от яростных аккордов, сейчас она была гитарой, на которой отрывалась Муза.

«…он был прав, есть предел, и предел этот…»

«…нанес на запястье знак „Призрака Аокигахары…“»

«…придал мне сил поставить точку…»

«…теперь я понимаю…».

Муза не отзывалась, она работала, если бы могла потеть от напряжения, уверен, обливалась бы ручьем. Строчки быстро заполняли экран, заползая черной тенью на снежное полотно.

«…из нас не должны существовать»…

«…отравляем жизнь близких, словно вирус или паразит…»

«… потребляем, но не можем дать…»

«… нет смысла жизни или его подобия…»

«…ошибка, которая не знает, куда ей деться…»

Муза разошлась не на шутку, я чувствовал, что эссе близится к завершению на высокой ноте. Текст бежал на экране, как цифры в матрице, я уже не успевал читать новые строки.

«… у меня был такой же день как всегда, и у вас тоже…»

«… нашел в себе силы это закончить…»

«… не смогу сделать это завтра или…»

«… просто сделать это, прямо здесь и прямо сейчас…»

«… Я нашел в себе силы признать кто я, и чего хочу…»

«…И вы сможете…»

И вы сможете, — прошептала Муза и вывалилась из моего тела без сил. Мой магнум опус был завершен.

— Отлично, — похвалил нас Ичи, — мы втроем создали прецедент. Теперь посмотрим, что из этого выйдет. Пора уходить.

Я поднялся на онемевшие ноги, двинулся к выходу, но что-то меня останавливало. Фокус? Вернулся в комнату, подошел к окну, глотнуть свежего воздуха. Дом напротив озарял свет проблесковых маячков. Синий. Красный. Синий…

Нет, нет, нет, нет!

Я осторожно выглянул. Патрульная машина напротив магазина, в котором я утянул сумку. Двое полицейским не торопясь шли ко входу продуктового.

Я отпрянул, вытирая капли дождя с лица. Это не совпадение, не бывает такого. Копы у квартиры Мори, теперь здесь… Что происходит? Возможно ли, что курьер вызвал их, когда пропал рюкзак? Да нет, это уже чересчур, кому это нужно, выяснять потерю копеечной тары, да еще и пустой. Они пришли за мной.

Я не знаю, что у них есть, поэтому должен думать с самой худшей перспективы. А это значит, что есть мое описание либо портрет. Предположим, они не знают, что я здесь, но если напорюсь на них при отходе, запомнят, а то и с вопросами подойдут.

Я метнулся в ванную. Будем проверять удачу маньяка очередной, мать его, раз.

Так, это у нас что… Расчески, тампоны, духи, дезоранты, туалетная бумага, ага — бижутерия! Не думаю, что мать Торы заметит пропажу серебряной сережки, будет слишком занята похоронами сына. Ножом я сковырнул блестящий камушек и согнул серьгу так, как мне было нужно,