Возвращение Крестного отца - Марк Вайнгартнер

Он миллионер и член Конгресса США! Хейген истерически засмеялся.

Порыв был внезапным и стремительным — Том оделся и прежде, чем успел понять, какой сентиментальный поступок собирается совершить, вышел из отеля.

Хейген знал, что о том, что сейчас случится, никому рассказывать не стоит. Он пересек проспект Конституции и остановился у западной оконечности Зеркального пруда, пахнущего тухлыми яйцами. По воде плыли яркие блики света. Неподалеку на лавочке сидели подростки и целовались. Боже, как здесь красиво!

Сирота! Вот кем чувствовал себя Том, вот кем он и был на самом деле. Когда ему исполнилось десять, мама ослепла и умерла, а отец стал пить так, что потерял человеческий облик. Естественно, мальчика отправили в приют, откуда он сбежал и жил на улице, пока не встретил Санни Корлеоне, который потребовал, чтобы Тома приняли в семью. Как ни странно, Вито согласился. В то время Том не испытывал ничего, кроме благодарности, вопросы появились потом. В самом деле, зачем Корлеоне это сделал? Ведь мать мальчика умерла от венерической болезни, а отец был буйным алкоголиком. Том рос маленьким дипломатом, умел не задавать лишних вопросов и выбрасывать из головы ненужные мысли раньше, чем Вито отполировал эти умения до блеска и начал использовать.

И только в эту ночь, первую одинокую ночь в Вашингтоне, Хейген все понял. Вито сам был сиротой, которого семья Аббандандо приютила примерно в том же возрасте, что и он Тома. Выходит, Вито вырос в одном доме со своим будущим consigliere, а повзрослев, принял маленького оборвыша, который стал советником сначала ему самому, затем Санни и, наконец, Майклу.

Том стоял, раскинув руки, словно крылья, а потом начал медленно кружиться, пытаясь вобрать в себя как можно больше, запомнить этот миг навсегда. Мемориал Линкольна, Мемориал Джефферсона, памятник Вашингтону, Капитолийский холм, звездное небо над столицей его страны. Том так и стоял у западной оконечности Зеркального пруда, наблюдая за собственным отражением на его поверхности. Реалист и рационалист до мозга костей, Том не верил в бога и загробную жизнь, но в этот момент все обстояло совсем иначе. Ему казалось, что со дна пруда и с высоты звездного неба за ним наблюдают мертвые: Вашингтон, Джефферсон, Линкольн, умерший от рака конгрессмен, Санни и Вито Корлеоне, Бриджит и Марти Хейген, его родители. Тысячи неизвестных ему людей, которые погибли, защищая честь своей страны. Все они погибли и ради него, ради того, чтобы он выполнил свой долг и из голодного оборвыша превратился в конгрессмена Томаса Ф. Хейгена.

Позднее, во время заседаний Конгресса, Том часто вспоминал первый вечер и охватившую его эйфорию, особенно когда видел огонь в глазах своих новых коллег, искренне заинтересованных в том, чтобы всем американцам жилось лучше. В отличие от тех, кто, попав в Вашингтон, испытывает горькое разочарование, Хейген ничего подобного не чувствовал. Его искренне забавляло, что конгрессмены, которым он не раз давал взятки, притворяются, будто видят его впервые, когда Тома представляли им в новом амплуа. С другой стороны, за долгие годы работы у Корлеоне перед ним прошло огромное число просителей, и их лиц он тоже не помнил. Куда важнее другое — заседающим на Капитолийском холме зачастую не хватает добродетели и альтруизма, а у человека, умеющего быть самим собой, такого дефицита не возникнет.

В памятную ночь не обошлось без приключений — почувствовав, как в ребра упирается дуло пистолета, Том быстро вернулся с небес на землю. Перед ним стоял негр в ковбойской шляпе, надвинутой низко на глаза. Налетчик носил туфли на каучуковой подошве и подошел совсем неслышно.

— Надеюсь, часы тебе не слишком дороги! — нагло проговорил грабитель.

— Вовсе нет, — соврал Том. Их подарила Тереза на день свадьбы, — самые обычные часы.

— Часы просто отличные!

— Спасибо, расскажи об этом в ломбарде, куда их будешь сдавать! Кстати, мне нравится твоя шляпа.

— Мне тоже! Слушай, да ты богач! — радостно проговорил негр, возвращая Тому пустой бумажник.

— Теперь уже нет! — отозвался Том, у которого с собой было двести долларов.

— Знаешь, мне очень жаль, — сказал на прощание негр. — Но ничего не поделаешь, бизнес!

— Прекрасно тебя понимаю, — прокричал ему вслед Том. Наверное, это было самое необычное ограбление за всю историю Вашингтона. — Удачи тебе, парень!

Со свойственной ему пунктуальностью Том, направляясь на съезд партии в Атлантик-Сити, выехал от родителей Терезы в Эшбери-парк с большим запасом. Лишь в самом Атлантик-Сити с его бесконечными пробками Хейген решил взглянуть на часы. После ограбления в тот памятный вечер пришлось купить новые, точно такие же, чтобы не расстраивать жену. Черт, он забыл их на ночном столике! Вместе с удостоверением участника съезда! От досады Том сильно хлопнул ладонью по рулю.

Наверняка стоило приехать заранее и забронировать отель, но Хейген хотел привезти с собой Терезу и провести как можно больше времени с детьми. Даже мальчики очень ему обрадовались и без умолку трещали о машинах, подружках и жуткой музыке, которую оба слушали часами. Все прошло отлично! Тереза собиралась вернуться домой в конце лета (Том страшно боялся, что она откажется) и даже пообещала посещать с ним политические мероприятия при условии, что муж устроит ее в вашингтонскую галерею современного искусства.

Однако десять часов пути не проходят бесследно, и по закону подлости именно в этот день на дорогах были пробки. И вот теперь оказалось, что в спешке он забыл удостоверение! Если бы Том, как и планировалось, поехал вместе с председателем своего штаба, довольно неприятным, но очень старательным выпускником Гарварда, то Ральф (так звали умника) точно проследил бы, чтобы шеф ничего не забыл. Даже если бы в самый последний момент побежал купаться с дочерью!

Как долго он в раздражении лупил руль, Том не знал. Случайно увидев в зеркале заднего обзора свое разгоряченное лицо, он понял, что так и до инфаркта недалеко. Сделав глубокий вдох, Хейген приказал себе успокоиться.

Без удостоверения участника съезда припарковаться возле штаб-квартиры партии ему не разрешат. Машину пришлось оставить на соседней улице, и пока Том добирался к месту проведения съезда, успел вспотеть и запыхаться. Уговорить охранников не удалось, и приветственную речь губернатора Джеймса Кавано Ши он пропустил. Судя по бурным и продолжительным аплодисментам, она имела огромный успех.

Только тогда Хейген заметил, что на белом фасаде здания выгравированы слова: «Consiglio et prudential», что в переводе с латинского означало «благоразумие и мудрость».

Consiglio. Prudenza.

Если так пойдет и дальше, то Хейген не удивится, если подобное здание станет местом сбора криминальных семей. Возможно, он будет шокирован, но нисколько не удивлен. Если бы Том по-прежнему был consigliere, он предупредил бы Майка, что собрания семей — свадьбы, похороны, боксерские поединки, презентации ночных клубов — стали чересчур частыми, открытыми и помпезными. Хейген слышал, что Собрание в Нью-Йорке ратифицировало мирный договор. Что будет дальше? Доны выпустят собственные акции? На Собрания будут пускать телерепортеров?

Тем временем аплодисменты в зале перешли в овации.

Хейген тяжело вздохнул и, войдя в зал через общий вход, занял место в последнем ряду.

Совсем рядом рабочие сооружали сцену для концерта Джонни Фонтейна, который должен был состояться вечером. Вокруг будущей сцены суетились операторы с камерами в руках. Похоже, концерт будут снимать, но неизвестно, покажут ли где-нибудь, кроме киностудии Фонтейна. А оборудование для концерта, судя по всему, взято напрокат у семьи Страччи.

Какая разница, что Том пропустил речь губернатора? Разве кто-то об этом узнает? Какая разница, что, если бы не старания Тома, съезд состоялся бы в Чикаго? Пусть эту заслугу припишут кому-нибудь другому. Такое положение вещей вполне устраивало Хейгена. Он не любил привлекать внимание к своей персоне. Лучше быть «серым кардиналом» и играть тонко, чтобы убеждать в своей правоте олухов, которые верят, что в Америке царит демократия.

Том промокнул лоб. Переговоры вел он, а план разработал Майкл Корлеоне. Проведение съезда в Атлантик-Сити было ловким завершающим штрихом, от которого выигрывали все. В Нью-Джерси политика контролировалась кланом Страччи, но за пределами штата Черный Тони (с десяти лет красивший волосы в черный цвет) не обладал достаточным влиянием и был благодарен Корлеоне за поддержку купленных ими политиков. К тому же Страччи принадлежали швейная и перерабатывающая фабрика непосредственно в Атлантик-Сити и сеть подпольных казино на побережье. Все это укрепило дружественные отношения между кланами Корлеоне и Страччи, а заодно открыло порты Джерси для контрабандных операций Эйса Джерачи.