Матильда Кшесинская. Любовница царей - Геннадий Седов

С февраля по июль мыкалась она с сыном по чужим углам. Жила у брата Юзи, у замужней старшей сестры на Английском проспекте, у приятельницы Лили Лихачевой на Офицерской, переехала затем и поселилась в крошечной квартирке Пети Владимирова на Алексеевской улице. Ее собственный дом облюбовали разместившиеся на первом этаже солдаты автомобильного дивизиона. Второй этаж спустя некоторое время занял Петроградский комитет большевиков с дюжиной подведомственных организаций, включая редакцию «Солдатской правды». Обо всем, что происходило в особняке, она получала подробную информацию от сохранивших ей верность горничной Людмилы и оставшегося жить в доме на правах швейцарского подданного лакея Арнольда, который ухитрялся ежедневно их с Вовой подкармливать из кладовых припасов.

Дом, по сведениям, планомерно разворовывался – тащили свои и чужие: экономка Рубцова, коровница Катя, комитетчики, комиссары, охранники, пишбарышни. Не гнушались хапнуть что плохо лежит большевистские вожди.

«Проезжая как-то мимо своего дома, – вспоминает она, – я увидела Коллонтай, разгуливающую в моем саду в моем горностаевом пальто. Как мне говорили, она воспользовалась и другими моими вещами, но не знаю, насколько это верно».

Пережив первый страх, она рискнула заехать на Каменноостровский.

Представшая ее глазам картина не поддавалась описанию. Парадная мраморная лестница, ведущая в вестибюль, была завалена выброшенными из шкафов книгами, в которых рылись какие-то женщины. Шастали по коридорам невообразимые личности, стучала за стеной пишущая машинка. В комнатах – раззор. Полуопрокинутый рояль красного дерева втиснут намертво между двумя колоннами, на полу среди заляпанных ковров обломки разбитой посуды, из шифоньера в спальне вырвана с петлями дверца, внутри сложенные как попало винтовки, в ванне-бассейне – гора невыносимо пахнущих табаком и мочой мокрых окурков. Мамаево нашествие…

Она прошла, торопясь, в маленькую угловую гостиную в стиле Людовика XVI, куда по ее указанию было перенесено после начала февральских событий упакованное в ящики и футляры столовое серебро. Внешне все выглядело нетронутым (позже обнаружилось, что ящики пусты).

– Как видите, мамзель, добро ваше в полной сохранности, – уверял ходивший за ней по пятам то ли комендант, то ли начальник охраны с изрытым оспой лицом по фамилии Агабабов.

Он бросал на нее пламенные взгляды, уговаривал вернуться и жить под его защитой:

– Если пожелаете, можете поместиться в любой из комнат. Со всеми удобствами!

«Я ничего не ответила, – пишет она, – это уже было верхом нахальства».

Ее задели за живое. Как! Какая-то шантрапа присвоила себе право распоряжаться ее добром! Указывать, где ей жить, а где нет? Кто дал им на это право? Куда подевалась власть? Где полиция, армия? Для чего существует дурацкое Временное правительство, министры, если всем заправляют типы вроде этого Агабабова!

Поначалу она предприняла попытку договориться с большевиками напрямую. Предложила освободить хотя бы часть комнат второго этажа, чтобы сдавать их внаем жильцам. Ее не стали даже слушать: шла бы ты, барынька, куда подальше! Собравшись с силами, она отправилась по инстанциям: Военная комиссия Временного комитета Государственной Думы («Не по нашей части, госпожа Кшесинская»), командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов («Виноват, мадам, ничем помочь не в состоянии»), Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов («Уплотнение – временная мера. Она коснулась не одной только вас. Проявите революционную сознательность, гражданка»).

С помощью доброго знакомого, редактора журнала «Столица и усадьба» Владимира Пименовича Крымова, имевшего повсюду прочные связи, она нашла дорогу к министру юстиции Временного правительства А.Ф. Керенскому, попросила содействия.

Изворотливый, велеречивый политик деликатно охладил ее пыл.

«Он меня очень мило принял, – читаем в «Воспоминаниях», – усадил в кресло, но пояснил мне, что освободить мой дом нельзя, так как это повлечет за собой кровопролитие около него, что еще более осложнит дело».

Она решилась на отчаянный по тем временам поступок: обратилась к помощи судебных властей. Нанятый адвокат, присяжный поверенный В.С. Хесин, подал от ее имени гражданский иск в суд Петроградского района. Ответчиками по делу были названы: Центральный комитет РСДРП(б), Центральное бюро профсоюзов, Петроградский комитет РСДРП(б) в лице одного из секретарей, помощника присяжного поверенного С.Я. Багдатьева, Петроградский районный комитет партии эсеров, Клуб военных организаций, кандидат прав В.И. Ульянов (литературный псевдоним Ленин), студент Г.С. Агабабов.

Суд, к удивлению многих, все-таки состоялся! Интересы большевиков на нем представляли литовский социал-демократ, помощник присяжного поверенного Мечислав Козловский и уже упомянутый С.Я. Багдатьев. Перед началом слушаний мировой судья М.Г. Чистосердов огласил справку, согласно которой Центральное бюро профсоюзов добровольно покинуло помещения спорного особняка, Районный комитет партии эсеров повестку в суд принять отказался, а ответчику Ленину вручить повестку не удалось «за непроживанием по указанному адресу».

Все было как в старые добрые времена: судейские вопросы, прения сторон, пламенные речи адвокатов. Защищавший ее присяжный поверенный Хесин, потрясая копией купчей крепости на особняк по Большой Дворянской, доказывал, что священное право собственности остается в России нерушимым – никто не вправе завладевать самовольно чужим имуществом.

– Прошу не забывать! – желчно парировал поднявшийся вслед за ним на трибуну Козловский. – Революционные организации заняли упомянутое строение двадцать седьмого февраля. В день массового выступления трудящихся, когда возмущенный народ громил хоромы Кшесинской, считая их гнездом контрреволюции, а саму владелицу, бывшую царскую фаворитку, опасной заговорщицей. Здание уцелело лишь благодаря тому, что было занято представителями народных масс. Не случись этого, его попросту бы сожгли… О каком «священном праве» собственности говорит мой оппонент, когда за этими окнами (выразительный жест рукой) идет борьба не на жизнь, а смерть? Когда стреляют пушки? Льется кровь?

– Я не советовал бы адвокату Козловскому путать судебное заседание с солдатским митингом на площади, – заметил в ответ невозмутимо державшийся Хесин. – Говорите как юрист! Революция, которую вы так горячо защищаете, не может опираться на беззаконие. Иначе это будет анархия. А проще говоря – разбой…