Поверженные правители - Роберт Холдсток

— Кажется, моя мать еще жива! Еще жива! — Он нахмурился. — Трудно будет. Вам обоим придется подождать здесь.

— Если ты этого хочешь, конечно, я подожду, но предпочел бы пойти с тобой. Я не стану вмешиваться.

— И я тоже, — пообещала Ниив.

Тайрон поразмыслил минуту и кивнул:

— Тогда идемте.

Пока мы шли через площадь, из проулка выбежал юноша, совершенно обнаженный, если не считать привязанных к голове обрубков бычьих рогов, с выкрашенными черной краской спиной и животом. Он тяжело дышал, на лице написан смертельный ужас. Завидев нас, он прижался к стене, глаза дико сверкали, губы дрожали, когда он втягивал в грудь воздух.

Юноша с опаской проскользнул мимо нас и вновь бросился бежать, разбрызгивая вокруг себя капли пота, запах его испражнений еще долго стоял в воздухе после того, как он скрылся.

Невдалеке, в нескольких улочках от нас, зазвенели тамбурины, потом они смолкли, и звон сменился шепотом человеческих голосов.

Тайрон наблюдал все это и вслушивался молча. Теперь он быстрым шагом направился к выкрашенному в зеленый и голубой цвета домику, который был расписан изображениями осьминогов и нимфовидных морских сирен.

— Здесь живет моя мать. Я здесь родился. Здесь большой сад и погреб. Отец три месяца провел в нем взаперти после моего рождения. Дом больше, чем кажется снаружи. Моя семья богата шерстью и пасеками — была богата.

Ниив поразилась:

— Отец сидел взаперти после твоего рождения? Почему?

Я заставил бы девчонку прикусить язык, но Тайрон был в хорошем расположении духа.

— Все нарождающиеся существа — дары Хозяйки Диких Тварей. Она назначает им срок, определяет их число и по своей прихоти вкладывает в них силы жизни или силы смерти. Когда рождается ребенок мужского пола, мы умиротворяем Хозяйку, поместив отца в узилище на три месяца. Его кормят и возделывают, возделывают и кормят слуги Хозяйки. В каждый дом, где рождается мальчик, присылают трех слуг.

— Вы можете возделывать человека? — спросила Ниив.

Мы с Тайроном уставились на любопытную девицу. Тайрон ответил:

— Ради семени. Для Хозяйки.

Взгляд Ниив заметался между нами, и она неуверенно улыбнулась:

— Ах да, понимаю.

Некогда было с ней нянчиться. Тайрон уже подошел к деревянной двери и трогал доски пальцами, рисовал в воздухе слова, наконец прижал обе руки к сердцу и только после этого отворил дверь и заглянул внутрь. Он поманил меня за собой.

Наружная дверь вела в прохладную прихожую, освещенную светом из отверстия на крыше и уставленную пустыми горшками. Здесь же располагался маленький алтарь с глиняной фигуркой богини, сжимающей в воздетых руках двух змей. Хранительница порога.

Высокая деревянная дверь — скорее ширма, чем дверь, — вела во дворик с растительностью, в его душную тишину. Две женщины в юбках с переливающимся ярким красно-синим узором и в коротких черных безрукавках, туго обтягивающих грудь, в высоких головных уборах, унизанных ракушками, поднялись со скамьи нам навстречу. Одна был моложе другой: несомненно, мать и дочь.

— Это дом Артеменсии.

— Я сын Артеменсии, — ответил Тайрон.

— Не может быть, — твердо заявила старшая из женщин. — Тайрон вошел в лабиринт Каннаенте и пропал навсегда. Ему было двенадцать лет. Если бы он остался жив, то вернулся бы через земные уста Дикта в течение года. Он давно пропал, давно мертв. Увлечен вдаль. — Она оглядывала Тайрона с подозрением на суровом лице. Младшая женщина колебалась.

— Он был, — возразил Тайрон, — увлечен вдаль. Все твои слова — истинная правда. Что-то привлекло меня назад. Захочет ли мать принять меня?

Женщины коротко переглянулись, неуверенно и неловко. Младшая сказала:

— Твоя мать с детьми меда.

Тайрон как будто немного сник. Он долго молчал, а затем тихо произнес:

— Я опоздал?

И снова между двумя помощницами Артеменсии что-то произошло. Младшая бросилась вдруг через двор и скрылась в тени.

Тайрон был само уныние.

— Она умерла? — спросил я его.

— Кажется, так. Я совсем немного опоздал. Странное дело, я ведь даже не думал, что сумею сюда попасть. Кто-то потешается надо мной, Мерлин.

Как ни глубока была его печаль, он выпрямился и обвел взглядом все вокруг, вспомнив, что этот старый дом принадлежит ему. Птичка вроде дрозда прыгала вокруг инжирного дерева. Я вселился в нее и направил ее полет в дальнее помещение, где находилась Артеменсия с детьми меда.

Что за странное зрелище предстало моим птичьим глазам!

Артеменсия, совсем старая, лежала обнаженная на ложе из овечьей шерсти. Тело ее было вскрыто во многих местах, в маленькие надрезы вставлены тростниковые трубочки. Дети наполняли ее тело медом. Все они были мальчиками, очень маленькими, с голубыми волосами и странно раздутыми головами. Руки и ноги тонкие как палочки. Они суетились, зачерпывали жидкий мед из глиняных кувшинов — оживленное движение во имя сохранения.

Артеменсия чуть шевельнулась, легко вздохнула. Младшая Хозяйка что-то шепнула ей. Дети, как видно, были недовольны ее вмешательством. Худые личики всех десяти мальчиков напоминали черепа, хотя глаза, как я заметил, ярко блестели.

Они были очень настойчивы, непрестанно обмакивали пальцы в мед и слизывали его. Сладость поддерживала их упорство, оживляла члены, заставляла мельтешить по комнате, то и дело облепляя тело старухи.

Когда Артеменсия медленно села, эти медовые убийцы отскочили и громко возмутились:

— Не закончили! Не закончили!

— Закончите позже, — сказала старуха.

Мед сочился из ранок на ее теле.

Она уже завернулась в плащ, оделась, приготовившись принять сына.

Дрозд ускакал назад. На меня никто не обратил внимания.

Ниив пришлось остаться во дворике. Нас с Тайроном проводили в маленькую, полную свежести гостевую комнату. Там стояли три узкие скамьи, сладко пахли цветы, сверкала в блюде вода, сквозь единственное окно проникал свет, освещая изображение Хозяйки Диких Тварей, выложенное на полу зеленой мозаикой.

Артеменсия понуро сидела на одной из скамей. Мы с Тайроном заняли две другие.

Женщина долго смотрела на сына, потом спросила:

— Если ты Тайрон, то знаешь, кто поймал яблоко.

— Моя сестра. Оно упало неизвестно откуда. Она сразу съела его. С тех пор мы ее не видели.

— Какая ветка обломилась?

— Третья. Она была такой тонкой, что не выдержала даже малого веса мальчика, который лежал на ней.

— Кто поймал того мальчика?

— Ты поймала мальчика. Ветка вспорола тебе щеку. Тот шрам, что я вижу у тебя под ухом.